Ангелочек. Время любить
Леонора кивнула. Клеманс терла ей виски носовым платком, пропитанным одеколоном.
— Что произошло вчера? — спросила повитуха. — Если это имеет отношение к родам, вам стоит рассказать о случившемся мне. Я должна это знать. Все, что я услышу, не выйдет за пределы этой комнаты, поскольку я всегда храню в тайне секреты своих пациенток.
Анжелина ждала ответа, втирая масло зверобоя в стенки влагалища роженицы. Это масло ей два раза в год готовил старый брат Эд, больничный монастыря. Оно расслабляло плоть и немного снимало боль.
— Жена моего деверя упала с приставной лестницы прямо на ягодицы, — в конце концов призналась Клеманс, в то время как Леонора молчала. — К счастью, я оказалась недалеко и помогла ей встать. У нее сразу же началось кровотечение, но не это главное. Гильем ждал второго ребенка как Мессию, поэтому Леонора упросила меня не говорить ему, что занималась подобной акробатикой. К тому же все это так глупо!
— Достаточно, — оборвала ее Анжелина. — Так или иначе, многие женщины взбираются на приставные лестницы… Мне необязательно знать, почему она это сделала. Ясно одно: такие падения могут спровоцировать преждевременные роды.
— Не говорите ничего Гильему, умоляю вас! — простонала Леонора.
— Я ничего ему не скажу. Пока мы разговаривали, мне удалось высвободить ножку ребенка. Теперь тужьтесь! Мадам Клеманс, нам требуется помощь. Кто-нибудь должен поддержать ее сзади. Ей надо на кого-нибудь опереться.
— Сейчас позвоню! — воскликнула Клеманс.
В комнату мгновенно вбежали обе служанки и принялись выполнять указания Анжелины. Через какое-то время вошел Гильем в сопровождении мужчины в черном рединготе, который, сняв шляпу, представился:
— Доктор Рюффье. Ну, что тут у нас?
Даже не сняв сюртук, доктор подошел к кровати. Он приподнял простыню, под которой священнодействовала Анжелина.
— Господи! Ягодицы! Позвольте мне, мадемуазель!
— Не вижу для этого никакой причины, — заявила Анжелина, поддерживая обеими руками тельце младенца. — Мадам Лезаж, мужайтесь, все скоро закончится. Тужьтесь как следует, и вы увидите вашего сына, поскольку у вас мальчик.
Гильем вскрикнул от радости. Но его супруга, с красным от напряжения лицом, вопила во все горло, такой болезненной была последняя схватка, принесшая ей освобождение.
— Вот! — объявила Анжелина, наклоняя новорожденного вперед, чтобы он выплюнул слизь, закупоривавшую его не полностью сформировавшиеся легкие.
Раздался слабый писк. Радостный Гильем снял рубашку и завернул в нее младенца. Увидев обнаженный торс своего бывшего любовника, Анжелина смутилась. А это торжественное действо, которое он совершил, соблюдая старинный обычай края, и вовсе расстроило ее.
— Сын! Слава Богу! — произнес Гильем голосом, сдавленным от волнения. — Я обещал Бастьену, что у него будет братик. Поздравляю тебя, Леонора, моя дорогая! Ты преподнесла мне чудесный подарок.
С этими словами Гильем отдал ребенка Анжелине, потом нагнулся и поцеловал жену, еще не пришедшую в себя после стольких мучений.
— Ты во всем можешь доверять мадемуазель Лубе, — прошептал он. — Это моя бесценная подружка детства.
Смущенная Анжелина отвернулась. Кровь бросилась ей в лицо. Внутренне она вся дрожала, стоя рядом с Гильемом, от которого исходила мужская сила. «Я столько раз прижималась к этой груди, столько раз ласкала ее! — вспоминала она. — А эти руки, мускулистые, загорелые, — как часто они страстно сжимали меня, а я дрожала, испытывая неописуемое счастье. Но он весь соткан из лжи, главное его желание — властвовать. И вот доказательство тому: на следующий день после своего возвращения он заявил, что любит меня. Но я воочию убедилась, что он любит свою жену!»
Однако сейчас было не время для таких мыслей. Анжелина обрезала пуповину и внимательно осмотрела младенца под недоуменным взглядом доктора Рюффье.
— У него есть шанс выжить? — наконец спросил он. — Мне он кажется чересчур тщедушным.
— Я считаю его вполне жизнеспособным, мсье, — ответила Анжелина. — Он хорошо дышит и с удовольствием сосет большой палец. Значит, он возьмет грудь и станет быстро набирать вес. Сейчас важно держать его в тепле и хорошо кормить.
— Я до сих пор не встречал вас, мадемуазель, — сказал доктор. — Впрочем, у вас уже есть имя. Это похвально, учитывая, что прошло всего несколько месяцев после того, как вы получили диплом благодаря доктору Косту.
Отравленная стрела достигла своей цели. Уязвленная Анжелина выпрямилась, держа на руках младенца, запеленатого в рубашку Гильема.
— Что вы хотите этим сказать, мсье? — сухо спросила она.
— Полагаю, вы прекрасно меня поняли. — Доктор ухмыльнулся. — Ладно, поскольку меня зря побеспокоили среда ночи, я ухожу. Мсье, мадам, мои поздравления. Мадемуазель Лубе, передайте от меня привет своему покровителю, вашему драгоценному Филиппу Косту. Я обосновался в Сен-Жироне, но еще не так давно работал в больнице Тарба. Там о вас все помнят.
Анжелина, ошеломленная столь явной враждебностью этого мужчины лет сорока, с черными усами и узким разрезом глаз, молчала, представляя, как два врача ведут разговоры на интимные темы, обсуждая, в частности, ее.
— Я очень рада этому, — наконец сказала она. — Что касается меня, то я постараюсь побыстрее забыть о вас, поскольку вы крайне невоспитанный и неприятный человек, мсье Рюффье. И даже если бы я получила диплом незаслуженно, как вы утверждаете, я не осмелилась бы, в отличие от вас, подходить к рожающей женщине с грязными ногтями и в пыльном рединготе. Но, возможно, вы не знаете, сколько несчастных матерей умерло от послеродовой горячки из-за несоблюдения элементарных правил гигиены так называемыми докторами!
Доктор, остолбенев, нахмурил брови. Тем не менее он больше ничего не сказал и поспешил выйти из комнаты.
— Хорошо сказано! — воскликнула Клеманс. — Не правда ли, дорогой деверь?
Гильем, который был отнюдь не в восторге от всего этого, буркнул «да». Он гладил Леонору по голове, растрогавшись, поскольку она беззвучно плакала.
— Тебе надо отдохнуть, дорогая. — Он вздохнул. — Марго обещала найти кормилицу к завтрашнему утру. Ты можешь положиться на нее, нашу кухарку, ведь она служит у нас лет двадцать.
Анжелина, еще не пришедшая в себя после неприятного инцидента, пеленала младенца. Она находила его некрасивым. У младенца были слишком крупные и резкие черты для такого крошечного личика. Весил он не более двух килограммов.
«Ты гордишься своими детьми, Гильем, — думала Анжелина. — Но у тебя есть еще один сын, Анри — наш сын, старший из твоих детей, красивый мальчик, умный, чувствительный. Если бы ты женился на мне, был бы ты со мной столь же нежен, столь же ласков после рождения нашего малыша? Несомненно…»
Погрустнев, Анжелина передала ребенка Клеманс, которая наблюдала за служанками, приводившими комнату в порядок.
— Благодарю вас, мадемуазель Лубе, — громко сказала невестка Гильема. — Если бы не вы, этот невинный младенец умер бы.
— Я считаю себя обязанной прийти не только завтра, но и в последующие дни, чтобы определить, каково самочувствие матери и ребенка, — ответила Анжелина. — Если вы предпочитаете, чтобы это сделал доктор, пусть так и будет, мне все равно.
— Приходи, конечно, — сразу же отозвался Гильем. — Раз у доктора грязь под ногтями, он не будет осматривать мою жену.
Анжелина торопилась уйти. Для нее было пыткой видеть обнимающихся супругов, которые что-то шептали друг другу и обменивались улыбками. К тому же ее ждал Луиджи. Он был для нее путеводной звездой в ночи, надеждой на лучшее будущее, ведь ей так хотелось, чтобы все плохое осталось в прошлом.
— Я провожу тебя, — сказал Гильем.
— Проводишь ее? — возмутилась Леонора. — Пусть кучер ее отвезет. Не покидай меня, Гильем, прошу тебя! И оденься!
— Я ненадолго, — сказал Гильем, надевая чистую рубашку, которую принесла ему горничная. — А ты отдыхай. Я должен рассчитаться с мадемуазель Лубе и сказать отцу, чтобы он поднялся и полюбовался нашим маленьким Эженом. Я решил назвать его в честь своей матери, Эжени, — объяснил он, обращаясь к Анжелине.