Уроки для двоих (СИ)
Только тут я вдруг осознала, что сосед умудрился где-то потерять моё отчество, и так у него это ловко и естественно получилось, что я даже не заметила. И пока я переваривала эту новость, Лев — Игоревич! Нечего фамильярничать! — ушёл в одну из комнат, и рядом со мной остался только оживлённо виляющий хвостом Рем.
В сопровождении пса я всё же направилась на кухню. В квартире явно сделали косметический ремонт перед продажей — следов нашего прошлогоднего залива на потолке больше не было. И в целом всё изменилось с тех пор, как я была здесь в последний раз — и обои другие, не зелёные, а персиковые, и плитка на «фартуке» не фиолетовая, а бежевая, с милыми чайничками, и занавески на окнах цвета необработанного льна, а не белые. И стол не деревянный, а стеклянный, с матовой прохладной поверхностью, полукруглый, и табуретки другие, без мягких сидений.
Всё иначе, но мне здесь тем не менее понравилось. Уютно.
Я села за стол, Рем лёг рядом, у ног, и смачно облизал мне щиколотку, отчего я резко вздрогнула и захихикала.
— Ой, Рем, не надо!
Пёс поднял голову — язык вывалился набок, — и посмотрел на меня с истинно собачьим восторгом. Вот уж кто был рад моему визиту больше всех.
— Что «не надо»? — поинтересовался Шляпник, заходя на кухню, и с любопытством оглядел нас с Ремом. Никакой шляпы на нём сейчас, конечно, не было — только джинсовые шорты и чистая белая футболка с чёрно-белым изображением Джона Леннона и надписью «This is not Harry Potter». Увидев её, я на мгновение онемела, а потом невольно растеклась по табуретке и улыбнулась. Всё-таки у нашего соседа есть чувство юмора!
— Рем лизал мне ногу, — пояснила я. — Щекотно.
— А-а-а. — Лев Игоревич кивнул и с громким «щёлк» включил электрический чайник. Достал из шкафчика две почти одинаковые белые чашки, кинул в них чайные пакетики и продолжил: — Это нормально. Он так выражает вам свою симпатию. Не волнуйтесь, много лизать не будет, Рем у меня приличный пёс.
Сосед говорил совершенно спокойно, но от этого «лизать» щекам стало жарко. Интересно, это он случайно, или специально хочет меня смутить?
Чтобы отвлечься, я посмотрела на свою чашку — и фыркнула. Надпись на ней гласила:
+ Х
Сам ты буква «ха»! Это математические знаки сложения и умножения!
— Вы любите белое с надписями? — спросила я, косясь на кружку Шляпника. Что написано там, было не разглядеть, но тянуть руки я не стала — это всё же неприлично. — И чашки, и футболка…
— Не обязательно белое. — Сосед деловито расставлял передо мной вазочки с печеньем и конфетами, а ещё водрузил на стол банку вишневого варенья. — Просто люблю что-то такое, забавное.
— Мы же с вами много раз гуляли, я вас не видела в забавном…
— Не так уж и много. — Шляпник хмыкнул, положив на стол подаренную мной коробку конфет. — Случайно так получилось, что не надевал тогда. Потом ещё увидите. Простите, что не спрашиваю, какой вам чай, у меня только чёрный, и только в пакетиках.
— Ничего страшного, — помотала головой я. — Я и в целом не собиралась…
Я не стала озвучивать, что именно «не собиралась» — слишком неловко было, — да и Лев Игоревич уже лил кипяток в чашки. Долил до верха — чёрт, это мне теперь придётся ждать, пока остынет, не просить же его отлить, чтобы разбавить холодной водой? — и сел на соседнюю табуретку.
В кухне вдруг как-то разом стало тесно и душно. Господи. Когда я в последний раз находилась наедине с мужчиной? Если не считать врачей — очень давно. Будто в прошлой жизни.
И самое ужасное, что мне нравилось это ощущение. Но оно же и пугало.
— Могу я посмотреть, что написано на вашей чашке? — пробормотала я, пытаясь отвлечься от противоречивых эмоций, которые разрывали меня на части. Я одновременно и хотела как можно дольше оставаться на этой кухне, и побыстрее убежать обратно в свою камеру. — Интересно…
— Да, конечно, — Шляпник осторожно подвинул ко мне свою кружку, я схватилась за неё, приподняла…
А дальше всё пошло не так. Я даже не поняла, как это получилось, но рука у меня неожиданно дрогнула, чай немного выплеснулся из кружки, попал мне на ладонь, я вскрикнула и непроизвольно махнула рукой, одновременно с этим выпустив из захвата фарфоровое изделие.
Я резко вскочила на ноги, но поздно — часть чая всё равно хлестнула меня по коленям.
— Ай! — вскрикнула я и начала прыгать, издавая хлюпающие звуки — пол теперь был мокрым. — Ох, простите…
Сосед стремительно встал с табуретки и, подхватив меня на руки, куда-то понёс. Я замерла от удивления, даже забыв о боли в обожжённых ладони и коленях, но спросить, в чём дело, не успела — Шляпник уже ставил меня на пол в ванной и включал воду.
— Я сейчас принесу мазь от ожогов, — сказал он невозмутимо, словно ничего особенного не случилось, — вы пока опустите ладонь в холодную воду.
— Колени тоже опустить? — пробормотала я с неловкостью, ругая себя на чём свет стоит — уронила кружку и обожглась на ровном месте! — Мне бы лучше домой, Лев Игоревич, у меня там и мазь есть. Мне же штаны надо снять, помазать, и чем скорее, тем лучше…
Кажется, он огорчился. Хотя вряд ли, наверное, действительно показалось. С чего вдруг соседу огорчаться? Я была бы только рада, если бы такая ходячая катастрофа решила покинуть мой дом.
— Вы правы, конечно. — Шляпник кивнул, закрыл кран и отступил в сторону, пропуская меня вперёд. Я шагнула в коридор и чуть не упала, услышав за спиной: — Тогда приходите завтра. Я вас приглашаю.
— Я… — Я запнулась, думая, как бы поправдоподобнее соврать. — Завтра занята.
— Тогда послезавтра.
— Тоже.
Он хмыкнул, и я, обернувшись, успела уловить на его лице понимающую улыбку. Сосед словно прекрасно осознавал, по какой причине я ему отказываю.
— Хорошо. Тогда приходите, как будете свободны, в любое время. Мы с Ремом будем рады.
— Ладно, — я кивнула, отводя взгляд. — Простите, что разбила вашу кружку.
— Она не разбилась, только упала. Да и даже если бы разбилась, ничего страшного. Посуда бьётся к счастью.
— Если бы это было так, я уже была бы самой счастливой женщиной на планете, — фыркнула я, почему-то до сих пор не решаясь уйти, хотя стояла возле входной двери. — Знаете, сколько посуды перебили Фред с Джорджем за последние годы?
— Представляю. — В голосе Шляпника слышалась улыбка, но я по-прежнему не смотрела на него. — Однако посуду всё же били не вы, а близнецы. Значит, это им положено быть самыми счастливыми, а не вам.
— Логично, — признала я.
— Разумеется. Я же математик, мне полагается быть логичным.
От улыбки я всё же не удержалась.
— Да, вы правы. Я пойду. Спасибо за гостеприимство и извините ещё раз.
— Ничего страшного.
Мне повезло — мама до сих пор не вылезла из ванной, и моё отсутствие в квартире осталось незамеченным.
Я дождалась, пока она закончит мыться, а потом тоже приняла душ, после чего обработала кремом от ожогов ладонь и коленки. Оказалось, что не так уж и сильно я обожглась. Вот и хорошо, мне лишние болячки ни к чему…
Нет, ну как я так умудрилась? Даже не помню, когда в последний раз била посуду. Хотя Шляпник сказал, что кружка не разбилась, но вполне могла бы, так что…
Не надо было вообще туда идти. Не надо было… заглядываться на соседа. Это предательство по отношению к Антону, вот Вселенная мне и отомстила, заставив облиться кипятком. Надо держаться на расстоянии, а все благодарности передавать через маму, как и хотела.
— Ты останешься для меня единственным, моё солнце, — прошептала я, залезая в постель. — Первым и последним…
Из телефона медленно и печально текла «Лунная соната» Бетховена, и я закрыла глаза, ощущая холод и боль в груди.
Я всё ещё жива.
Глава 5
Следующие несколько дней я соседа почти не видела, а когда видела, стремилась побыстрее от него улизнуть под каким угодно предлогом. О неудавшемся чаепитии Шляпник мне благоразумно не напоминал, да и в целом не настаивал на собственной компании. Его даже с натяжкой нельзя было назвать ухажёром, но я всё равно напрягалась, отлично при этом понимая, что дело не столько в нём, сколько во мне.