Бывшие. Одна фамилия на двоих (СИ)

Кто из них любил, а кто позволял себя любить — я поняла в тот день, когда будучи подростком, услышала разговор мамы с её подругой по телефону. Она любила другого. Всю жизнь. И будто мстила мужу за то, что я его дочь, а не того мужчины.
Теперь мама не появится на моём пороге ещё долго. Жаль. Совсем не этого я хотела от нашей встречи.
Что ж. Надо позвонить отцу. Мне нужна была поддержка и добрые слова. Я не стала ходить вокруг да около.
— Привет, пап!
— Привет, дочурка! Я…
— Пап, я беременна… Вот…, - не дав сказать ни слова отцу я выпалила новость.
— Так это же замечательно, Ирочка! Не обращай внимания на мать. Она мне уже доложила в красках вашу встречу. Перебесится и примет. Куда она денется?
— Обидно, па-а-ап, — и у меня задрожал подбородок.
— Хочешь, я побуду с тобой? Посидим вместе, как раньше, помнишь, Иргуш?
— Давай, пап…, - у меня потекли по щекам слёзы, — Я жду тебя.
— Собираю сумку и к тебе. Где тебя забрать?
— Возле органного зала. Аккуратнее только, пап, — плакала я в трубку.
Эти слёзы будто смывали весь негатив последних событий и разговора с мамой. Появилось ощущение, чтонадо мной открылось голубое небо среди облаков.
И это детское имя. «Иргуша» — так называл меня только папа. Когда я была совсем маленькой, звал цветочком, ягодкой. А когда я начала сопротивляться и твердить, что я уже большая и не ягодка, а мне целых шесть лет, придумал имя, созвучное с моим и с моей самой любимой ягодой — иргой.
Когда машина отца остановилась рядом со мной — от слёз не осталось и следа. Настроение подпрыгнуло до небес! Я быстро села на пассажирское сиденье, и мы поехали домой.
— Ты сколько сможешь пожить у меня? — с надеждой, что это не один, а хотя бы три дня, спросила я.
— Сколько скажешь, дочь. Главное, чтобы ты хотела, чтоб я был рядом. Если тебе станет в тягость — скажешь волшебное слово — и я уеду. Не хочу быть … лишним. Понимаешь?
— Да, пап… Прости, но я многое знаю о вас мамой…
— Ну и хорошо… Учиться надо на чужих ошибках, доченька…
Оставшуюся неделю отпуска отец прожил в моей квартире. Мы даже умудрились съездить с ним на рыбалку и пару раз ходили за грибами. Это были моменты колоссального откровения и они опять сблизили нас, как в детстве.
Я рассказала ему про нынешнего Романова. Про наше знакомство и фиктивный брак он знал от мамы. Она достаточно наглядно всё описала, непременно ткнув отца тем, что это его влияние и воспитание меня такой дурой.
В фиктивном браке отец ничего дурного не видел. Если некоторые проблемы можно так решить — почему бы и нет?
А вот про нашу встречу в начале лета и о тех бедах, что случились в отпуске и о моём побеге узнал из первых уст, так сказать.
— Ты жалеешь, что уехала?
— Нет, пап. Думаю, что я правильно поступила. Нужно время, чтобы понять — остынет вот тут, — показала я на сердце, — или нет. А в голове наоборот, должно всё немного уложиться, чтобы всё понять.
— Да, уж… Главное саму себя не переиграй, умница моя родная, — улыбаясь, сказал папа, — а то, говорят, от ума горе бывает. Помнишь?
И мы засмеялись.
Я увидела в своём отце глубоко привязанного мужчину, которым много лет манипулировала жена.
Сначала она грозила ему разводом и тем, что не даст меня видеть. Потом, когда мне было уже лет десять, она напилась каких-то таблеток и наоборот демонстрировала ему свою решимость, если он уйдёт от неё.
— Знаешь, пап, я ведь помню тот момент вашей ссоры, когда ты лежал на диване, я сидела в пижаме, а мама пыталась меня забрать у тебя и увезти.
— Не может быть, Иришка, ведь тебе было около двух лет! Ты же была совсем малышкой!
Изумлённый взгляд отца превратился во взгляд человека, который осознал, какой ужас они тогда совершили.
— Да, я даже помню обстановку той комнаты, пап.
— Боже мой! Прости нас, доченька, какие же мы были дураки, что при тебе выясняли отношения, думая, что ты ничего не понимаешь, — отец трепал свой седой затылок и тяжело вздыхал.
Это настолько поразило папу, что он долго извинялся передо мной, и даже выпил коньяку.
 
— Я не один раз задумывался о разводе. Но одна только мысль о том, что она будет мстить тебе — отрезвляла меня и я снова и снова выбирал семью. Вот такую сломанную, но семью.
— Я очень тебя люблю, пап. Очень, правда! И маму тоже! И даже понимаю, что может и не оправдала её надежд — но я её всё равно люблю!
— Запоминай, доченька, и никогда постарайся не совершать таких ошибок, как мы с мамой твоей.
Именно после того, как я уехала от них, они стали жить как соседи. Квартиру отец не давал делить именно потому, что уже через год мама бы свою долю точно растранжирила и с новыми претензиями пришла бы на его территорию. Поэтому нет и развода. И дело совсем не в предрассудках. Он всегда боялся за неё. Даже в тот период, когда манипуляции достигли пика, не бросил.
Вот именно такой ситуации я и боялась, когда сбегала из Москвы. Когда один любит, а другой позволяет себя любить.
Как понять, что мы нужны друг другу? Как не стать для Романова просто частью его ответственности?
  
Глава 58
 
Меня одолевали сомнения в том, есть ли будущее у нас с Романовым?
Перед глазами постоянно всплывали родители Димы. Пару раз звонила Екатерина Фёдоровна и наши лёгкие разговоры неизменно заканчивались пожеланиями себя беречь и тёплыми словами. Их отношения — чем не пример? Сможем ли мы так же? Не опустимся ли до того, во что превратилась жизнь моих родителей?
Лето сменилось на осень ровно с первого сентября. Накануне все гуляли в лёгких летних майках, шортах, сарафанах, а сегодня утром нас встретила серая, унылая погода, дождь и пар изо рта. Дети шли в школу разочарованные дождём и началом занятий. Взрослые меняли гардероб на ходу и видно было, что не торопились утепляться в надежде на чудесное продолжение лета.
Перед дверью Центра меня ждал курьер с небольшим букетом лилий на подставке и сумочкой из бархатной ткани тёмно-зелёного цвета.
— Ирина Романова?
— Да, я.
— Вам подарок и пожелания хорошего настроения несмотря на погоду.
— Спасибо…
Чиркнув подпись на листе доставки я взяла посылку и букет у курьера.
В зелёной бархатной сумочке лежала коробочка такого же цвета. И это явно была ювелирка.
Коробочка просилась в руки. До кабинета хотелось бежать, но по дороге попадались коллеги, и все поздравляли, желали, улыбались, и я делала то же самое в ответ.
Вот заветная дверь, за которой я могу спрятаться. Щёлк. И меня снова ни для кого нет.
Как хорошо, что для цветов не нужно искать вазу.
Я достала коробочку из сумочки. Под пальцами ощущалась приятная и теплая замша, а от неё исходил нежный запах любимой туалетной воды Романова. Сев в кресло прижала коробочку к груди, не решаясь её быстро открыть. Затем понюхала её и повертела в руках.   К н и г о е д . н е т
Я так торопилась сюда, чтобы остаться наедине с этим подарком, будто спешила на свидание с самим дарителем.
Крышечка открылась медленно и бесшумно. Я оторопела.
На подложке лежали золотые запонки с вставками из малахита. Это были точные копии его запонок, только немного поменьше и изящнее. На каждом замочке была гравировка сердечка.
Он сдержал слово!
Я сидела как пришибленная.
Мне никогда не дарили таких дорогих подарков. Гравировка — это признание?
Что мне делать?
Звонок телефона так резко прозвучал в тихом кабинете, что я чуть не выронила запонки из рук.
Конечно же это звонил Романов.
«Захотел услышать, как я безмерно рада? Или решил, что деньгами и подарками сможет меня купить? Пусть поищет другую дуру!»
Звонок так разозлил меня, что я приняла вызов, включила громкую связь и без всяких приветствий огорошила Романова:
— Знаешь, Романов, ты конечно ничего нового не изобрёл и решил пойти по пути подарков и денег. Но это не про меня история! Больше мне не звони! Не вздумай мне присылать никакие подарки и деньги под любыми выдуманными предлогами!