Брачный договор с герцогом
В свете мгновенно поползли слухи о произошедшем на самом деле. Прикрываясь ладонями и веерами, аристократы шептались о герцогине, которой предстояло гореть в аду. Говорить открыто никто не решался.
Бриггса больше всего возмущала трусость, не позволявшая людям честно высказывать свое мнение. Бриггс считал это величайшей трагедией общества – стремление кое-что утаить, скрыть, спрятать. И то, как это выполнялось. Таким образом не исполнить желание предстать меньшими грешниками. Все виды порока существовали и процветали. Но ведь существовали и те, кто не был им подвержен, и даже остался неосведомленным об их существовании.
– Я сделаю для него все, что в моих силах, – выпалила Беатрис.
– Он… Он весьма… своеобразный мальчик. Совсем не ласковый. Вам он может показаться трудным ребенком.
Бриггсу было непросто это говорить, он считал, что нарушает преданность сыну, но все сказанное было правдой. Беатрис должна знать, что в его доме не найдет легкую возможность заполнить пустоту, как она надеялась.
– Я не могу сказать определенно, что для меня значит иметь ребенка, – произнесла она. – Меня предостерегали от таких размышлений, поэтому их не было и нет. Я с легкостью приму его таким, какой он есть. Положение не будет осложняться представлением о том, каким он должен быть.
Беатрис была предельно откровенна. Разве не главный враг счастья – неоправдавшиеся ожидания? Это ему хорошо известно. К сожалению, слишком хорошо.
Бриггс подошел ближе и потянул за веревку качели. По пальцам скользнула прядь волос Беатрис, теперь он ощущал аромат ее кожи – розовая вода и что-то очень нежное, женское, чему он не смог найти определения. Возможно, это был запах Беатрис. Он отпустил веревку, и качели отклонились, унося ее назад, дальше от него. Волосы развевались. Когда она вновь оказалась рядом с ним, он протянул руку, чтобы удержать ее, склонился к самому уху и прошептал:
– Я думаю, мы найдем способ все уладить, верно?
И он снова отпустил ее, невольно задавшись вопросом, позволил бы когда-нибудь вести себя так с сестрой друга, не будь того… давления, которое сейчас испытывал.
Раньше отношения их с Беатрис были несколько формальными, здесь же, в этом доме необходимости в соблюдении столь строгих правил не было. Кендал доверял ему, и он не давал ему повода думать иначе. И никогда не даст. Вскоре он женится на ней. Разумеется, если бы браку предстояло стать настоящим, он поступил бы иначе. Позволил бы себе смотреть на нее другими глазами.
Качели начали обратный ход, и вскоре Беатрис опять оказалась рядом.
– Вы уверены, что найдем?
Она повернулась к нему, и губы оказались опасно близко. Нежные и пухлые, вблизи они были еще более выразительными. Внезапно сердце сжалось от гнетущего ощущения жизненной трагедии. Вполне возможно, желая защитить ее, ни один мужчина никогда не припадет к этим губам. Никто не сможет ощутить всю страстность ее натуры, а она такой и была, он всегда это знал. Возможно, потому и относился с симпатией, потому и привозил сладости из Лондона.
Хорошее к ней отношение подтолкнуло его к разговору. Он понимал, что в этом доме Беатрис ощущала себя словно в западне, но из-за страха непонимания не могла открыто выразить эмоции. Да и никогда не позволила бы себе. Во взгляде ее было немало вопросов, на которые он не мог ответить. И чувствовал, как из-за этого в ней закипает гнев. Ах, как жаль малышку Беатрис.
– У меня нет намерения сделать вас несчастной, – произнес он.
– Но и на борьбу с врагом вы меня тоже не возьмете, верно?
– Главная проблема в том, – вздохнул Бриггс, – что в данный момент я сам не знаю, где эти самые враги в моей жизни.
– Несколько найдется, я уверена. В ваших способностях я не сомневаюсь.
– В моей способности начать войну?
– Да.
– Хотите стать моей Еленой Троянской, Беатрис? – прошептал он ей на ухо и крепче прижал спиной к груди. Ароматы ее тела дразнили обоняние. – Ради вас я готов спустить на воду тысячу кораблей.
И он вновь толкнул качели.
– Но я не хочу сидеть дома, – сказала она, оглядываясь. – Я хочу сражаться.
– Вы опять о том же. Разве это женское дело?
– Но ведь я разожгла войну между вами и братом.
Бриггс раскачивал ее на качелях, то приближая, то отдаляя. Изредка позволяя взлететь довольно высоко, и она парила в воздухе, волосы при этом красиво развевались.
– Он довольно легко поверил моим доводам.
– Потому что не ожидал, что я способна на что-то значительное, – парировала Беатрис.
– Скорее потому, что он привык мне доверять, – ответил он ей в тон, задумавшись на мгновение, достоин ли доверия друга.
Она в очередной раз оказалась рядом, и он поспешил крепко прижать ее к себе. Теперь он ощущал прикосновение пряди мягких волос к подбородку. Пожалуй, по возвращении в Лондон он сразу отправится в бордель. Бриггс усмехнулся тому, что молодому мужу странно там появляться. И едва не скривился от отвращения к себе.
Что ж, таков он есть. Не всегда может собой гордиться, но бороться с желаниями тоже не станет. В данном случае свой поступок он расценивал как милостивое отношение к молодой жене.
По многим причинам.
– Простите, – произнесла Беатрис. – Разумеется, это так. Я просто не рассматривала ситуацию с этой стороны. – Она медленно выдохнула, он ощущал малейшие движения ее тела. Затем запрокинула голову ему, коснувшись его груди. Он не отпускал ее, руки сжимали веревки так крепко, что, казалось, лопнет кожа на ладонях. – Я ужасная эгоистка?
Грудь его сжала невидимая сила. Напряжены были… все члены тела.
– Да, возможно, вы поступили эгоистично, – хрипло произнес он. – Но этим грешим мы все. Мир поощряет человеческий эгоизм. Вы поступили так, как считали нужным.
– Мне стало бы легче, если бы вы сердились на меня.
Бриггс рассмеялся.
– Прошу простить, что не смог соответствовать.
Он резко отпустил качели, и она, тихо вскрикнув от неожиданности, полетела вперед. Его сердце билось часто, подтверждая, что не стоило прижимать ее к себе.
– Почему вы не можете рассердиться на меня?
– Потому что стремление к свободе не должно осуждаться. Лично я продолжу делать то, что мне нравится. Я всегда так поступал.
Беатрис приглушенно рассмеялась.
– Только что вы сказали, что это неправильно. У вас есть ребенок. Вы принадлежите не только себе одному.
А на это ему нечего было ответить, потому он молча продолжил раскачивать ее на качелях.
Дыхание то и дело перехватывало, и Беатрис сама не понимала почему. Это было совсем не так, как случалось раньше, в детстве. Тогда она дрожала от страха, взлетая ввысь, но сейчас не могла сказать, что ощущения неприятные. Находиться так близко к Бриггсу было неожиданно, от этого становилось… легко и спокойно. Она и раньше любила их встречи, но тогда все было иначе. Положить голову ему на грудь сейчас казалось совершенно естественным, хотя она знала, что такие вольности недопустимы для леди. В прошлом она всегда поступала правильно, лишь раз решила последовать за желанием и все испортила, погубила себя.
Бриггс вновь потянул на себя качели, и ее охватил жар, исходивший от его тела. Почти такой же она ощущала и внутри себя. Сердце билось так сильно, что вызывало боль в груди. Осторожно, одними кончиками пальцев он коснулся ее плеч, и она вздрогнула. Даже это едва ощутимое прикосновение позволило понять его силу, она побуждала подойти ближе, проверить, не показалось ли. Ведь свою собственную ей не удалось измерить. Глаза защипало от слез. Беатрис осознавала, что находится в шаге от того, что никогда не сможет познать полностью. Погрузиться в это загадочное нечто. Она обернулась, чтобы увидеть лицо Бриггса, но в большей степени из желания понять, что стало причиной странного давления, которое она испытывала и раньше. Лица их оказались совсем рядом, она никогда в жизни не находилась так близко к Бриггсу. За исключением, конечно, того момента в библиотеке, когда он положил руку ей на ягодицы.