Найти «Сатану»

Он развернул вездеход и поехал обратно, не обращая внимания на продолжающих падать раненых ворон и усеивающие белый снег черные перья.
«Что теперь будет? Что будет?! — билась в сознании одна и та же мысль. — За самолет тюрьмой не отделаешься, это не браконьерские шкурки… За самолет расстреляют! Понаедут следователи, эксперты, они все раскрутят, найдут — и расстреляют!»
Он оцепенело жал на газ, на этот раз не глядя по сторонам. Он уже давно считал себя взрослым, но сейчас, как набедокуривший мальчишка, спешил к отцу, чтобы рассказать обо всем и получить спасительный совет.
Обратная дорога показалась совсем короткой. Казалось, он только уехал, а вот уже, поднимая за собой столб снежной пыли, на скорости подлетел к зимовью. На перекладине между деревьями висели два матраца, две подушки и две условно чистые простыни, на которых обычно спали, не раздеваясь. Дормидонт в шапке, стеганке, ватных штанах и обрезанных валенках стоял возле избушки, зажав под мышкой приклад карабина, так что ствол смотрел вниз, никому не угрожая, но в случае необходимости можно мгновенно вскинуть его и выстрелить — отец мастер на такие штучки.
Увидев его, Дормидонт привычно закинул карабин за спину.
— Что случилось? Забыл что-то?
— Я самолёт сбил, батя! — закричал Василий. Глаза у него были выпучены, лицо перекошено. — Так вышло, случайно… Что теперь будет?!
Дормидонт как-то подозрительно посмотрел на сына: не спьяну ли порет такую чушь? Но не похож он на пьяного, да и пить ему было нечего…
— Какой самолет? Как можно его сбить? Из чего? У тебя что, зенитка в тайге спрятана?
— Да нет! Я в ворон выстрелил, они взлетели, а тут самолет… Он низко летел! Очень низко! И прямо в стаю врезался… Там до сих пор всё перьями засыпано…
— А самолет где?!
— Упал!
— Сам видел?
Василий покачал головой.
— Из него дым пошел, а потом вдалеке удар — аж земля затряслась…
— Откуда он летел?
— Вот так, оттуда — туда, — сын рукой показал направление полета.
— Там воинские части, ракетчики… Военный самолет… Хуже некуда!
Тяжело вздохнув, Дормидонт закурил самокрутку, поставил рядом карабин и присел на корточки на крыльце, положив руки на колени и невидящим взглядом уставясь перед собой. В поселке было много бывших зэков, и все они по старой привычке так отдыхали, как когда-то при недолгой остановке этапа. В такие минуты Василий никогда не затрагивал отца.
Докурив, Дормидонт хотел отбросить окурок, но передумал и аккуратно положил рядом с собой на крыльцо.
— Так что теперь будет, батя? — не успокаивался Василий. Он завидовал железным нервам отца.
— Ясно, что… Понаедут, прочешут всю округу, найдут избушку, начнут узнавать — чья… Отпечатки пальцев поснимают, следы всякие… Только я, Вася, второй раз на зону не пойду. Лучше ствол в рот и ногой на курок…
— Да ты-то при чем?
— Я и тогда ни при чем был! На атасе постоял, пока ребята магазин чистили… И восьмерик получил, а они по два червонца! За грабеж! А тут диверсия!
— Я же не специально!
— Прокурору это расскажешь! Неси в дом постели…
— Мы что, ночевать останемся?!
— Да, оперов ждать будем! Там в сенях бензин — дозаправь «Бурана». Пусть полный бак будет! И собери все, что нам пригодится…
Пока Василий выполнял распоряжения, Дормидонт закурил вторую самокрутку и, выпуская клубы ядовитого синего дыма, гладил Верного, который, чувствуя неладное, прижимался к хозяину.
Из дома Василий вынес вторую двустволку, несколько пачек патронов и алюминиевую посуду.
— Чашки-ложки оставь! — скривился отец. — Садись за руль!
Взял канистру, взболтал — на донышке оставалось несколько литров. Василий и рыжий пес наблюдали за его действиями.
— Верный, и ты садись! — дал команду Дормидонт, и пёс мигом её исполнил, запрыгнув на тюк шкур.
— Значит так, Вася, мы здесь никогда не бывали! — сурово сказал он. — Ходили, охотились у Кривой балки, ночевали у костерка, а ни сюда, ни к Черному урочищу и близко не подходили. И ни по каким воронам ты не стрелял, и никакого самолета не видел. Ты меня понял?
 
— Понял, батя… — не очень уверенно ответил Василий.
— В камеру бросят, бить будут, все равно держись своего! Только в этом наше спасение! Ты хорошо понял?
— Да, батя! — уже более уверенно сказал Василий.
Дормидонт зашёл в избушку, разбрызгал бензин по стенам и полу, зажёг спичку… Снегоход снова помчался прочь, на этот раз навсегда. Когда он скрылся за деревьями, пламя вырвалось наружу и охватило избушку целиком. Но ни Дормидонт, ни Василий, ни Верный этого уже не видели. Да и не могли видеть, потому что никогда не были в этом районе. Они поклялись стоять на этом до конца жизни.
  6-11 ноября 1982 года  
  Москва  
Страна готовилась к празднику. А многие уже и начали его отмечать: в учреждениях и на предприятиях накрывались импровизированные столы, сотрудники поднимали стаканы за Октябрьскую революцию, за коллектив, за руководство… Начальство не препятствовало застолью в рабочее время, а наоборот — принимало в нем участие: слишком важный и значимый повод день 7 ноября!
В Главном штабе РВСН, конечно, столов не накрывали — все-таки здесь должны показывать пример строжайшей дисциплины и боеготовности. Запрутся в кабинете несколько офицеров, опрокинут рюмку-другую и — по домам! И в подразделениях ГШ были такие же порядки. Но полковник авиационного отдела Кауров руководил поисками пропавшего Ан-24 и потому не мог позволить себе даже невинной рюмашки. Дважды в день он докладывал о результатах начальнику отдела генерал-майору авиации Соболеву. И сейчас, зажав под мышкой папку с телефонограммами, телеграммами, радиограммами, объяснениями и рапортами, шел на вечерний доклад, а потому был озабочен и абсолютно трезв.
В приёмной Кауров чуть не столкнулся с выходящим из кабинета генеральским водителем. В руках сержант держал объёмистый сверток от которого аппетитно пахло копчёной колбасой: перед праздниками сотрудникам выдавали продуктовые пайки, дефицитность которых была прямо пропорциональна занимаемой должности. Водитель почтительно посторонился, и Кауров вошел в кабинет.
— Ну, что? — холодно встретил его генерал. — Докладывай результаты!
— Вот, целая папка, товарищ генерал! — Кауров развязал тесемки и принялся перебирать бумаги, чтобы доклад выглядел не простым набором слов, а результатом большой и кропотливой работы.
— Значит так: маршрутный лист был выписан в Омск, полетное задание не указано, написано «секретно»…
— Кто написал? — резко перебил его Соболев тоном, не сулящим ничего хорошего.
— Главком Толстунов, товарищ генерал!
— Ах, да, — начальник авиационного отдела сбавил тон. — Да, Виктор Дмитриевич сообщил, что группа офицеров летела в Омск, чтобы провести предварительный поиск подходящих мест для новых стартовых площадок… Это, кстати, следует держать в строжайшей тайне, как и все, связанное с этим рейсом!
— Так точно, товарищ генерал!
— Ну, ладно! Что еще?
— Опрос летно-инженерного состава аэродрома вылета результатов не дал: никто об этом рейсе не осведомлен… В Омск самолет не прибыл, диспетчерами управления воздушным движением по предполагаемому маршруту следования борт не зарегистрирован… Вы же знаете, товарищ генерал, что на этом борту два транспондера…
— Да это я знаю! Я не знаю, где борт! Ты это выяснил?
Кауров развел руками.
— Все проверяли! На радарах воинских частей появлялись безымянные цели: то ли стаи птиц, то ли помехи, то ли…
— Где самолет? — снова перебил генерал, и теперь его тон не сулил ничего хорошего лично Каурову.
— Это не установлено, товарищ генерал-майор…
— Значит, результатов нет! О чем ты тогда докладываешь? Самолёт не найден — с этого и нужно было начинать доклад! А вы мне здесь про диспетчеров, радары, опросы… Каковы результаты поисков?
— Пока не установлен район исчезновения, проводить визуальный поиск невозможно… Там тысячи километров тайги!