Найти «Сатану»
— Сколько продолжаются поиски?
— Неделю…
— Обычно, если результата нет, то поиски через неделю прекращаются…
— Так точно.
— Вот и прекращай. Знаем обо всем только я и ты. Немедленно забудь про эту историю!
— Уже забыл, товарищ маршал!
В голосе Толстунова появилась обычная твердость. Он вновь вернулся к жизни. И ни про какую операцию «Подснежник» совершенно искренне не помнил: генерал-полковник был старым служакой и точно выполнял приказы начальства. Без этого качества до таких должностей и званий не дослуживаются.
* * *— Первое: оформить ордер на квартиру вдове подполковника Балаганского! — диктовал Толстунов, и полноватый полковник Григорьев, кивнув седой головой, записал указание в свою записную книжку.
— А то эти козлы, мать их, хотели выселять семью пропавшего без вести офицера! — выругался генерал-полковник. — Совсем совести нет!
Полковник Григорьев изобразил скорбную и осуждающую мину, хотя про себя отметил, что тыловики действовали по букве закона.
— Второе: откомандировать лейтенанта Балаганского из реформируемого первого полка Н-ской дивизии в распоряжение Главного штаба РВСН…
Начальник управления кадров вновь кивнул и сделал еще одну запись.
— Третье: провести с лейтенантом Балаганским переподготовку для назначения его на должность офицера по особым поручениям Главкома РВСН…
Если это распоряжение и удивило кадровика, то виду он не подал — так же прилежно кивнул и сделал очередную запись.
— И что-то еще я хотел, что-то еще… — Главком побарабанил пальцами по столу. — Да, что там с этим курсантом, которого отчислили из академии за анекдоты?
Григорьев быстро пролистал назад записную книжку и в очередной раз кивнул.
— Генерал Федоров доложил, что курсант Веселов рассказывал не просто незрелые анекдоты, а анекдоты про Леонида Ильича Брежнева. Поэтому он дал отрицательное заключение по возможности его восстановления в числе курсантов…
Толстунов начал пристукивать ладонью по полированной поверхности стола — верный знак того, что он недоволен.
— Но обстановка изменилась! Про Юрия Владимировича Андропова этот курсант рассказывал анекдоты?
— Никак нет, — несколько растерянно ответил кадровик.
— Вот то-то! Передайте Федорову мой приказ: восстановить этого… Веселова! — Ладонь ударила по столу сильнее, словно подводя итог истории с отчислением.
— Есть! — кивнул Григорьев.
Очевидно, главком все же уловил в его голосе удивление, потому что счел нужным пояснить:
— Мы должны очень внимательно и заботливо относиться к молодым людям. Особенно если это дети геройски погибших офицеров или случайно, по глупости, сделавшие жизненную ошибку!
— Конечно, Виктор Дмитриевич! Полностью с вами согласен!
— Ну, и хорошо, — уже более мягким тоном сказал главком.
Когда дверь за кадровиком закрылась, он встал, подошел к окну и остановившимся взглядом уставился на внутренний двор, в котором несколько солдатиков мели пожухлую листву.
Внутри что-то беспокойно шевелилось. Это не сердце давало экстрасистолы, не спазмы сжимали желудок — со здоровьем у генерал-полковника было все в порядке. Это тревожила его совесть, подбрасывая всякие ненужные мыслишки: а вдруг они живы, но ранены и беспомощны? Может, продолжение поисковой операции могло их спасти? Глупость, конечно! В тайге минусовая температура, раненые не продержатся неделю. К тому же он загладил свою вину — сделал всё что мог, даже больше… И всё же, и всё же!
Главком РВСН не отличался мнительностью или сентиментальностью, иначе не занимал бы должность, с которой, возможно, придется отдавать приказ о ядерном ударе. К тому же в огромном механизме подчиненного ему рода войск ежедневно случались какие-то сбои: аварии, пожары, несчастные случаи, в которых гибли рядовые, сержанты и офицеры. И всегда это воспринималось отстраненно — просто как печальная статистика. Но сейчас все было по-другому. Возможно, потому, что и Балаганский и Сагалович — люди из ближнего круга, а может, потому, что он обрадовался возможности прекратить поиски и забыть о происшедшем, а не признающая компромиссов совесть воспринимала это как предательство…
Виктор Дмитриевич со вздохом оторвался от окна, подошел к шкафу, достал бутылку «Ахтамара» и налил не в хрустальную рюмку, как всегда, а в маленький граненый стаканчик. Но только после третьего стаканчика коньяк подействовал: тепло разлилось по всему телу, внутри все расслабилось, и надоедливая совесть перестала шевелиться. Но для закрепления результата он допил бутылку.
Когда Толстунов приехал домой, Нина Викентьевна, принимая шинель, безошибочно определила, что супруг изрядно выпивши.
— Это вы поминали? — простодушно спросила она.
— Да, — кивнул Виктор Дмитриевич.
Но говорили они о разных вещах.
13 августа 1983 года
Москва
Денег на громкую свадьбу не было, но генерал Толстунов дал команду, и хозяйственная служба по каким-то своим каналам сняла небольшое кафе-стекляшку «Огонёк», затерявшуюся между новыми высотками недалеко от метро «Юго-Западная». За аренду платить было не надо, к тому же разрешили принести свое спиртное, и свадебное торжество стало реальным, тем более что отмечать решили узким кругом: родственники и самые близкие друзья. Впрочем, самых близких друзей набралось раз, два — и обчелся: свидетелями пригласили Аллу Лисину и Серегу Веселова, на этом круг близких друзей оказался исчерпанным. Георгий позвал трех сослуживцев по Главному штабу, Инесса — бывшую однокурсницу Веру и какую-то Валю, которая оказалась дочерью хозяйки, у которой снимала квартиру.
— Это, конечно, не подруги, но надо же, чтобы с моей стороны был кто-то, кроме родителей, — объяснила она. — А мне и приглашать особенно некого…
Накануне бракосочетания они сидели на кухне в новой, еще не обставленной квартире, полученной молодым инспектором Главного штаба по личному указанию главкома. Георгий шариковой ручкой черкал в тонкой ученической тетрадке схему рассадки гостей, Инесса, в лёгком домашнем халате выше колен, мыла посуду после завтрака.
— Чёртова дюжина получается, — пробормотал Георгий. — И свадьба тринадцатого числа…
— Ты веришь в приметы? — вскинула невеста тонкие брови, с отвращением оттирая с тарелки жир от яичницы.
— Не знаю, — замялся Георгий. — У ракетчиков много примет и суеверий. Я раньше скептически к этому относился. А потом поверил. И у меня, и у мамы были нехорошие предчувствия в день исчезновения отца…
— Исчезновения? Ты до сих пор думаешь, что он жив?
Георгий не ответил.
— А почему генерал так о тебе заботится? — спросила Инесса. — Из глухого леса перевел тебя в Москву, назначил на хорошую должность, дал квартиру и даже в нашей свадьбе принял участие! Ведь не каждый молодой лейтенант…
— Старший лейтенант, — поправил Георгий. — Он много летал с отцом и хорошо к нему относился… И, наверное, считает, что на нем лежит часть вины. Отец выполнял его особое задание…
— Чёрт! — вскрикнула Инесса.
— Что такое?
— Ноготь сломала… Проклятая посуда, в день свадьбы!
— Отходи, я сам домою сковородку! А ноготь — это ерунда.
— Ты что?! Это катастрофа! На меня же будут все смотреть! Нет, надо это срочно исправить!
Георгий не представлял, как можно исправить такую ситуацию, но знакомая маникюрша за час нарастила сломанный ноготь, и к моменту регистрации невеста выглядела идеально. Впрочем, с точки зрения жениха идеальной она была в любом случае.
* * *Две «Волги» с шашечками подкатили к «Огоньку» точно к назначенному времени. На ступенях у входа их встречали родители жениха и невесты: Мария Ивановна Балаганская держала хлеб-соль, Кузьма Степаныч Каргаполов поспешно открыл шампанское и наполнил два бокала, стоящие на подносе в руках жены, Веры Петровны. Прохожие останавливались и с интересом смотрели на офицерскую свадьбу. И Георгий, и Веселов, и три сотрудника Главного штаба были в парадной форме: китель и брюки цвета морской волны, золотые погоны, ослепительно белые, накрахмаленные сорочки, черные галстуки и черные полуботинки. Со стороны такой наряд выглядел торжественно и красиво.