Весна войны

Перед тем как начал объяснять, он шумно обгадил штаны, но такое может со всяким приключиться, даже с понятливым.
Хотя нет, не со всяким. С Либерием не может.
* * *
Дорратор, несмотря на полуденное время, спал крепким сном бывалого солдата. Он заслужил отдых в неурочный час. Полночи скакал на коне в одну сторону, затем столько же назад, проверяя тревожный слух о том, что в приречной деревне объявились больные с южной заразой.
Олухи… Надо же было спутать простой лишай с новой чумой, от которой даже свежая биота не спасает, и мало того, ни на каплю не облегчает страданий.
Из-за дураков все беды. Вон сколько времени потерять пришлось, да еще и народ возбудился не на шутку, до паники и беженцев дошло. Никто не хотел в карантин угодить, а то, что при этом настоящая болезнь может дальше пойти гулять, даже не думают.
Достало его уже все это… Хорошо бы назад, на западную линию. В казарму, пропахшую сушащимися портянками, к разведенному солдатскому пиву и к незатейливым воинским разговорам под него.
Сладкий сон Дорратора был прерван самым возмутительным образом – новобранец, ворвавшись без стука, замер на пороге комнаты, занявшись любимым делом всех олухов: со всей дури моргал, по всей видимости, вспоминая, какого Техно приперся к старшему десятнику.
Хоть граница была далеко, но Дорратор не забыл, каково это – служить на прицеле у запов и прочей нечисти. Потому, едва скрипнула дверь, опустил руку с топчана, ухватив шершавую рукоять меча. Он всегда его держал на полу поблизости, причем без ножен.
Оценив внешний вид нарушителя спокойствия, Дорратор понял, что тот ничем угрожать не может, потому как безобиднее новорожденного теленка. И выглядит как полный дурак: тощий, длинный, нескладный, с изумительно тупыми глазами, выдававшими уроженца забытой всеми деревни, где белый хлеб видят раз в году, свадьбы справляют между родственниками, потому как пришлых женихов не бывает, а из развлечений наличествуют лишь скотоложство и употребление охлажденного отвара желтых мухоморов. То, что он разбудил старшего десятника, – непорядок. Двойной непорядок заключался в том, что новобранец стоял без дела.
С первых дней службы Дорратор твердо уяснил самое главное армейское правило: рядовой состав должен постоянно чем-то заниматься, с перерывами лишь на сон, гигиенические дела и прием пищи. Пусть даже чем-то глупым и совсем ненужным, полностью бесполезным. Ведь вовсе не в пользе дело, а в том, что солдат, предоставленный сам себе, неизбежно придумает множество способов нарушить требования устава ордена и обязательно попытается все их перепробовать.
В сонную голову ничего приличного не лезло, и Дорратор рявкнул машинально, не подумав, не успев толком проснуться:
– Закрыл рот, покуда сквозняком жопу не простудил! Бегом схватил лопату и сгреб в кучу весь навоз у коновязей! Через полчаса приду проверю! Найду что, сожрать заставлю! Выполнять!
Ну что за кретин?! Так и стоит, будто корни пускать собрался. Не повезло с последним набором. Лучше бы ослов набрали – эти животные куда умнее нынешних новобранцев.
– Рядовой?! Ты еще здесь?! Неужели никогда сортиры голыми руками не чистил?! Ну, так я это мигом исправлю! Крууууугом! Лопата! Навоз! Полчаса тебе на все!
– Но там же он! – писклявым срывающимся голосом выдала эта пародия на солдата. – Там! Он!
– Кто?! Твой обосранный папочка?!
– Нет! Там!.. Там!.. Господин старший десятник, у нас во дворе летающая машина древних! Я дневальный, я должен был доложить! Вам доложить!
Дорратор даже удивился. Он всяких недоумков перевидал за годы службы, но чтобы настолько тупых – впервые случилось. Тут и баран нестриженый поймет, что за такие шутки чистка солдатских сортиров при помощи собственных ладоней покажется райским наслаждением.
Поднявшись, Дорратор зловеще заявил:
– Сейчас я выйду во двор, посмотрю, что там, а ты пока готовься к серьезным новостям.
На новобранца было больно смотреть. Скукожился еще сильнее, того и гляди грохнется в обморок, как глупая девица при виде голого солдата.
Ведь умная такому зрелищу только рада будет.
Как ни близок был путь во двор, Дорратор не стал преодолевать его в одних подштанниках. Но доспех счел излишним. Будь дело в пограничном форте, и его бы напялил. Пусть даже и пошутил глупыш-новобранец, но в тех краях юмора не понимают совершенно.
Здесь другое дело – здесь всего лишь сонная провинция, расположенная очень далеко от всех границ.
Проходя по галерее, он удивился шуму, доносившемуся из высоко расположенных слуховых оконцев, которые в случае нужды легко превращались в бойницы. В городе будто взбесились все собаки: лай стоял просто оглушающий. Некоторые даже завывали. Не к добру такое, напугало их что-то. Видать, паника не улеглась, надо бы как-то успокоить народ, объяснить, что никакого мора не будет.
С этими мыслями Дорратор, позевывая, вышел во двор и спустя примерно четверть секунды влетел обратно. Перекатился через плечо по дощатому полу, поменял, не поднимаясь, направление движения, всей массой тела вышиб дверь кладовой с инструментами, прижался спиной к бревенчатой стене и, прекрасно сознавая, что она его не защитит, стал лихорадочно обдумывать план дальнейших действий.
Зевать он перестал.
Надо много чего успеть. В первую очередь спасти себя. Во вторую – вытащить наместника ордена из военного дома. В третью – принять меры по спасению всех остальных.
Тупица новобранец не соврал: во дворе и правда находилась древняя машина. Причем Дорратор таких никогда не видел ни в рабочем состоянии, ни мертвыми. Правда, что-то смутно припоминалось: во время обучения похожие показывали на светящихся картинках, сохранившихся с проклятых времен. Хотя, скорее всего, ему просто показалось от волнения.
Разве можно все помнить?
И одного короткого взгляда хватило, чтобы опознать оружие, для которого бревенчатые стены не преграда. Дом ордена оно разнесет в щепки. Странно, что до сих пор не стреляет.
Со двора знакомым голосом прокричали:
– Дор! Это ты?! Куда умчался?! Я тебя видел! Думаешь, я забыл, что ты мне должен остался?! Да?! У меня ведь занимал, чтобы попойку устроить, когда десятником стал! Не прячься! Это не по-братски!
– Либерий?! Либ?! – пораженно воскликнул Дорратор, только сейчас осознав, кого именно он увидел восседающим на жуткой металлической твари.
– Неужто признал?!
– Так убили ведь тебя! Зимой! Все об этом знают!
– Кто убил?!
– Запы! В степи!
– Кто такое сказал?!
– Да все говорят!
– Вот это новости! А я почему об этом ничего не знаю?!
Дорратор не нашел, что ответить. Вот попробуй объясни брату по ордену, почему он не знает о собственной гибели. Тут можно вывих мозга заработать.
Либерий, не дождавшись объяснений, задал новый вопрос:
– А чего будто вымерло все? Никого во дворе нет.
Дорратор, наконец, прозрел: Либерий никакой не покойник и даже не перекинутый в запа пленник – те на хитрости не способны. Он за какой-то надобностью прибыл в город, а все братья, перепугавшись страшной машины, скрылись кто куда.
Непорядок.
Он и сам, если честно, очень перепугался. Но Дорратор много чего повидал и знал больше других. Знал и то, что в Цитадели осталось много древних вещей. Так почему бы конклаву не сохранить одну из проклятых машин? С одной стороны – как бы грешно, но с другой – это ведь не кто-нибудь, а сами иерархи. Уж они-то со своими грехами разберутся.
На западной границе нынче совсем кисло стало. Вот, наверное, и вытащили последние козыри Цитадели. И появление Либерия многое объясняет. Его ведь не просто так убрали из ордена, взяли на службу в конклав. Вот он и служит теперь там, заведуя древней машиной.
А они, вместо того чтобы, как полагается, встретить брата, попрятались, будто мыши при виде изголодавшегося кота.
Дорратор поправил одежду, неторопливо вышел, посмотрел в одну сторону, затем в другую и громко пожаловался: