Солнце отца (ЛП)
Ее тело уже несколько дней не принимало пищу и большую часть выпитой воды, и сил было мало. Теперь скулы Ольги, казалось, прорезали лицо по бокам, а темные глаза глубоко запали. Она была более чем уставшей.
— Я пойду, — сказала Сольвейг и встала. — Посиди со своей матерью. Ты почти не отдыхал в последние несколько дней.
Магни оглянулся через плечо. Его отец стоял на корме, помогая отвязать буксирный трос и освободить поврежденный скейд. Три неповрежденных уже спустили паруса. Пришло время садиться на весла, и четвертый корабль снова мог идти своим ходом.
— Нет, останься с ней. Мне нужно грести, но перед этим я проверю, как там мальчик. — Он сжал руку матери. — Скоро мы будем на берегу.
Она кивнула и позволила своим глазам закрыться.
— оОо~
Норширская гавань была слишком мала, чтобы вместить четыре скейда. Так что они вытащили их на берег, на поросший тростником песчаный простор. На вершине холма вдоль берега высился густой лес, темный и зловещий. Магни вглядывался в его тени и напоминал себе, что здесь они не налетчики. Они были среди друзей. На этой земле для них не было бы никакой опасности.
Отец Магни поднял мать и отнес ее на берег на руках. Он тоже глубоко переживал за ее здоровье.
Многие из их большого отряда были слишком больны, изранены или утомлены, чтобы немедленно отправиться в дальний путь. День был на исходе, а до замка оставалось несколько часов пути, поэтому они стали разбивать лагерь.
Магни помогал разгружать корабли, когда его отец спустился из лагеря и окликнул его.
— Неподалеку есть небольшая деревня. Мы с Вали отправляемся туда за лошадьми и поедем верхом в замок. Я хочу, чтобы ты помог Бренне здесь. Людям нужно отдохнуть и поесть.
Сольвейг спрыгнула со скейда и встала рядом с Магни.
— Мы можем поохотиться. В здешнем лесу наверняка водится дичь.
Его отец кивнул.
— Да, олени, кабаны и мелкая дичь. Ничего похожего на наших зверей, но достаточно. И в миле от леса есть пресная вода — ручей, который впадает в море.
— Мы поймаем достаточно дичи, чтобы у наших людей были силы, отец, — ответил Магни.
— И присматривай за своей матерью. — Его отец положил руку на плечо Магни. — Проследи, чтобы она поела первой.
— Она не станет, — возразила Сольвейг. — Она не станет есть, пока не поедят дети и больные.
Все трое знали, что мать Магни будет держаться до последнего. Но Магни схватил отца за руку.
— Я позабочусь об этом. И я прослежу, чтобы она хорошо отдохнула. Я позабочусь о ней.
— оОо~
— Неужели мы должны соревноваться во всем? — Магни схватил оленя за рога и взвалил себе на спину.
Сольвейг пристально посмотрела на него.
— Ты тоже ведешь счет.
Их отцы отправились в замок, чтобы сообщить королю о своем прибытии, а Магни и Сольвейг собрали отряд и отправились в лес за едой и водой. Они взяли тех, кто запомнил землю и не мог бы заблудиться.
— Но я не сержусь, когда ты превосходишь меня.
Всю свою жизнь они соперничали друг с другом. Или, скорее, сравнивали себя друг с другом. Когда они были маленькими, Магни, младший, не столько соперничал с Сольвейг, сколько бегал за ней. Но потом он превратился в мужчину, и время их рождения перестало иметь большое значение. Сольвейг же стала соперничать всерьез. Ей не нравилось, что он становится больше и сильнее ее.
Но он был мужчиной, а она — женщиной. Вряд ли его можно было винить за правду об их телах.
Сольвейг не принимала этого. За то короткое время, что прошло с тех пор, как они стали парой, она, казалось, стала особенно дорожить преимуществами, которые у нее были, — например, своим мастерством владения луком.
Магни бросил тело оленя на носилки, на которых уже лежала часть этого же оленя, молодой кабан и несколько более мелких животных. Этого было недостаточно, но кое-кто из их отряда громко топал в лесу, распугав большую часть дичи. Магни уставился на кучу мертвых животных и подумал о том, чтобы отослать неуклюжих охотников обратно с носилками и позволить более опытным следопытам продвинуться дальше в лес.
— Ты не победил, — проворчала Сольвейг, отвлекая его. — У меня есть еще.
Он повернулся к ней и взял ее за руку.
— Твой барсук и пять белок против кабана и оленя. Я думаю, что кабан должен считаться за несколько белок. А олень — еще больше.
— Меньшие цели требуют большего мастерства.
— Более крупная добыча кормит больше людей. Вот почему мы охотимся, да?
Ее глаза опасно сузились, и Магни понял, что возразить ей нечего. Он улыбнулся и притянул Сольвейг к себе.
— Из нас двоих ты стреляешь лучше. Я не чувствую угрозы себе в том, чтобы признать это. Я собираюсь отправить носилки обратно. Ты, я и Фроде можем идти дальше — тихо — и найти еще дичь. Я сомневаюсь, что мы поймаем еще одного крупного зверя после всей этой беготни, но мы могли бы убить больше мелких, если будем внимательны. Маленькие зверьки — твоя специальность.
— Ты меня дразнишь. — Но выражение ее глаз смягчилось, и на ее суровом лице появилась улыбка.
— Только потому, что ты такая свирепая, а ведь мы не сражаемся. Пойдешь охотиться со мной, чтобы мы могли накормить наш народ?
Он не хотел отчитывать ее, но Сольвейг явно смутилась. Ее щеки даже порозовели от стыда.
Магни поцеловал ее.
— Пойдем. Если насчитаешь больше убийств, чем я, когда мы вернемся в лагерь, я отпраздную твою победу сегодня вечером между твоих бедер.
Она улыбнулась.
— А если ты вдруг выиграешь?
— То же самое. Доставить тебе удовольствие — самая большая награда, которую я могу себе представить.
— оОо~
В тот вечер они хорошо поели, и отряд улегся на отдых с достаточно полными желудками и достаточно промоченным глотками, чтобы чувствовать себя комфортно. Их отцы не вернулись, но они и не ждали возвращения до утра.
На следующее утро, ближе к рассвету, Магни проснулся оттого, что Сольвейг выскользнула из его объятий. Воздух был тяжелым от влаги; над землей и над спящими людьми стелился туман, такой густой, что его приходилось смахивать с лица.
— Сольвейг?
Она завязала шнурки на бриджах и накинула поверх них тунику.
— Мама вот-вот встанет, — прошептала она, натягивая ботинок. — Хочу помочь ей разжечь огонь.
Магни посмотрел на свою собственную мать. За вечер Ольга немного пришла в себя и, казалось, все еще пребывала в приятном состоянии покоя, но он наклонился поближе и понаблюдал, чтобы убедиться, что она дышит. Она дышала, и он тоже вздохнул.
— Сольвейг, подожди.
Она уже была в обуви и подобрала меховую накидку, чтобы накинуть на плечи. Ее косы расплелись за ночь, вероятно, пока они занимались любовью, и длинные распущенные пряди обрамляли лицо.
Магни не был готов расстаться с ней на целый день. Именно ночью, когда они делили меха, и утром, перед тем как сбросить их, он как никогда чувствовал, что Сольвейг принадлежит ему. Она снимала щит, она сбрасывала с себя бремя величия, которого, как она чувствовала, должна была достичь, она забывала, что была Девой-защитницей и дочерью двух легенд. В тишине, когда их тела были обнажены, она была только Сольвейг — и только его.
Но как только она оказывалась на виду у других, между ними сразу появлялось расстояние. Даже когда он обнимал ее, он чувствовал разницу. Когда всходило солнце, ее разум начинал кружиться, подвергая сомнению каждое прикосновение.
Он терял ее каждый день и возвращал каждую ночь.
Теперь, все еще лежа на земле, когда Сольвейг стояла над ним, ожидая объяснений, он просто поднял руки.
Она рассматривала его, уперев руки в бока.
— Есть вещи, которые нужно сделать.
— Еще не совсем рассвело. В лагере тихо. Останься со мной еще на мгновение.
— Я всего лишь иду к огню. Ты будешь видеть меня.