Нас просто не было (книга вторая)
Мысль кажется настолько привлекательной, что ноги сами делают шаги в сторону выхода.
К черту все!
На губах зарождается улыбка, когда осознаю, что меня никто не может здесь удержать. Я сама себе воздвигла рамки, сама могу их и сломать.
И тут, как по заказу, по лестнице, с первого этажа поднимается Градов. С*ка! Да, что за невезение!
Заметив меня, останавливается на последней ступени. На лице видимость спокойствия, но в глазах клубится темнота. Заправив руки в карманы брюк, мрачно смотрит на меня, будто преграждая путь к отступлению. Чувствую, что ни за что на свете не заставлю себя подойти к нему ближе. В прошлый раз Максу удалось меня выбить из колеи, испугать. Больше не хочу.
По привычке задираю нос к верху, и, смерив его равнодушным взглядом, направляюсь прочь от лестницы, будто это и не я минуту назад мечтала сбежать.
Чувствую, между лопаток будто раскаленные угли прижимают. Это он смотрит вслед.
Господи, ну почему я не смогла с самого начала разрулить эту ситуацию с Градовым? Что помешало сразу отправить его в отставку, а потом уж ловить Зорина??? Да, была бы обида, скандал, но, по крайней мере, все по-честному, без вражды. Тем более пламенной любви между нами никогда и не было. Не мы первые, не мы последние расстались в этом мире.
Справился бы. Побесился, попсиховал и все. Пошел бы дальше, как всегда с небрежной вальяжной улыбочкой на губах. А теперь он один из тех, кто мечтает о моей медленной и мучительной смерти.
Тщательно пряча раздражение, захожу в малый зал. Здесь тоже много людей, но все спокойно стоят кучками, общаются. Здороваюсь то с одним, то с другим. Тут обмолвилась парой фраз, там участливо покивала. Будто в теме, будто не все равно. Красивая картинка снаружи и черное отчаяние внутри. Ощущаю себя настолько одинокой, что словами не передать. Я здесь лишняя. Весь мой мир заключен в Зорине. Только в нем. Я не глядя, отказалась от всего, от своей прошлой жизни, окунувшись в наши отношения. И я могу потерять его в любой момент. Могу потерять все.
Становится душно, рот наполняется горечью.
Отступаю в сторону, чтобы было видно парадную лестницу. Прислонившись к перилам Градов по-прежнему стоит там, разговаривает с кем-то по телефону. Раздраженно жестикулирует, эмоционально высказывая собеседнику.
Черт! Будто специально там стоит, пасет меня, чтобы не сбежала! Нервно усмехаюсь. Бред. Паранойя!
Сзади раздается вежливое "извините".
Развернувшись, хмуро смотрю на молоденькую репортершу, улыбающуюся в тридцать два зуба.
– Вести Плюс, – протягивает свою пресс-карту, – уделите мне пару минут?
Чуть смущенно киваю. Нет настроения говорить на камеру, но папане это должно понравится. Он будет доволен.
И я, в очередной раз надев сияющую маску, напустив на себя доброжелательный вид, старательно улыбаюсь, увлеченно отвечаю на вопросы. Причем ответы в моей голове не совпадают с теми, что произношу вслух.
– Как вам сегодняшний вечер?
– Отличный вечер. Спасибо огромное организаторам за проделанную работу.
«Адская хр*нь».
– Как вы относитесь к благотворительности?
– Для меня участие в благотворительных мероприятиях всегда многое значит. Приятно осознавать, что делаешь что-то важное, полезное для общества.
«Да, бред все это! И мне плевать, как и всем собравшимся здесь! Показуха. Хотите благотворительности – занимайтесь адресной помощью. Переводите деньги на персональные счета тем, кто действительно нуждается!»
Может, я и ошибаюсь, но это мое мнение. Правда оно так и остается сугубо моим, не прозвучав вслух.
Еще вопросы и такие же лживые ответы. Отвратительно. Все это отвратительно.
– Ну и напоследок личный вопрос. Что для вас главное в этой жизни?
– Главное? – на секунду задумываюсь, вспоминая зеленые глаза, – главное это семья.
Она ждет продолжения, но у меня слова застревают в горле. Теряю мысль из-за шума в голове.
– На этом все, извините, меня ждут, – прерываю это нелепое интервью, с милой улыбкой, еле удержавшись от того, чтобы не начать растирать виски.
Репортерша не замечает, растерянности в моем взгляде, просто кивает, произнося дежурное «спасибо, за сотрудничество», и переключается на следующего "благотворителя".
Медленно выдыхаю, чувствуя ком в горле и внезапную жажду. Надо попить. Окинув взглядом помещение, не вижу ни одного официанта. Конечно, мы же не пузатые толстосумы, среди которых непременно сновали бы стаи, желающих угодить. Статус не тот, малы еще, не доросли.
Снова выхожу в фойе, пытаясь отдышаться. Нервно обливаю пересохшие губы, обнаружив на прежнем месте Градова. Разрываюсь между желанием гордо пройти мимо, и страхом, что начнется новый виток разборок.
К черту Макса. Не сможет он тут стоять вечно, сейчас кто-нибудь утянет в сторону для беседы, тогда и уйду.
Направляюсь туда, где играет музыка. Здесь весело, шумно. Все танцуют, но мне не до них.
Здороваюсь с нескончаемой вереницей знакомых, а сама не могу оторвать взгляда от барной стойки. Кое-как отвязываюсь от особо приставучих особей, желающих поболтать и, наконец, тяжело опускаюсь на стул.
Жестом подзываю бармена и прошу воды. Он улыбается, кивает, и через несколько секунд передо мной запотевший стакан с холодной водой, от которой сводит зубы и заходится горло.
Жадно пью, до дна. Становится немного легче. Совсем чуть-чуть. Жажда отступает, но виски словно сдавливает огромная безжалостная рука.
Все, хватит. Ухожу.
Разворачиваюсь, скользя по гладкой поверхности стула, и испуганно вздрагиваю, уронив на пол клатч.
Рядом со мной Максим. Усмехнувшись, наклоняется, поднимает сумку, и задумчиво крутит в руках.
Только его не хватало! Все-таки не удержался, подошел. Эх, надо было раньше уходить, продефилировать мимо него, пока болтал с кем-то по телефону на лестнице и все. Уйти не оборачиваясь.
– Спасибо, – протягиваю руку, сжимая непослушные пальцы на черной лакированной коже.
– Да не за что, – смотрит в глаза, но не отпускает свою находку. Тяну на себя, результата ноль.
– Макс, если тебе нравится моя сумочка, то мог бы сказать раньше – с удовольствием дала бы поносить, – не могу сдержать ядовитую реплику. Настроения и так нет, да еще и голова раскалывается. Раздражает все: и Макс, и этот зал, и музыка, и цветные огни, постепенно сливающиеся в одно сплошное марево.
Он недобро улыбается: