Кто не думает о последствиях
– От кого?!
– Когда ты ехала, у тебя документы проверяли?
– Да, несколько раз!
– Вот они и есть кафиры! Пришли на нашу землю, убивают наших соотечественников, а мы с братьями ведем против них священную войну…
Вдруг Дадаш резко сел на кровати, рывком за плечо развернул Мариам к себе, впился встревоженным взглядом:
– Кстати, ты стерла нашу переписку? Уничтожила мой адрес?
У Мариам сердце провалилось куда-то вниз. Забыла! Ссора с матерью все перебила, и она совсем для другой цели возилась с компьютером… Но ничего страшного: родители не знают даже, как включить комп…
– Конечно. Что ты так испугался?
Дадаш перевел дух и снова опустился на постель.
– На нас все время охотятся, надо соблюдать конспирацию.
– Поэтому у тебя пистолет?
– У нас так принято. К тому же мой старший брат – амир. За него объявлено вознаграждение…
– Кем? Этими… Кафирами?
– Ну, да. Они могут и меня схватить, а теперь и тебя. Потому что ты уже на нашей стороне. Так ведь?
– Конечно! – Мариам действительно искренне ненавидела этих кафиров, которые хотят разрушить ее счастливую жизнь. – А сколько у тебя братьев?
– Один – Исраил!
– Ты же сказал, что вы с братьями ведете войну… Значит, есть и другие братья?
Дадаш снисходительно улыбнулся:
– Воины-муджахеды все братья! И хотя не по крови, а по вере, это ничего не меняет. Так что у меня много братьев!
Первую неделю в Узергиле Вика-Мариам прожила, как в раю. Домик хоть и маленький, но свой. К тому же с милым, как говорится, рай и в шалаше… Правда, Дадаш строго-настрого запретил выходить ей из дому и ходить по улицам…
– У нас так не принято, – объяснил он. – Соседи вообще не должны тебя видеть до свадьбы. Когда стемнеет, можешь посидеть во дворе на воздухе. Да и после свадьбы у нас женщины не бродят без надзора, как овцы. И с посторонними мужчинами разговаривать нельзя… Ну, этому тебя Фатима научит…
Дни летели один за другим. Бурные жаркие ночи пролетали быстро, утром Дадаш уходил по одному ему известным делам, возвращался вечером, и снова обыденность растворялась в ярком и остром фейерверке неизвестных ранее ощущений… В принципе, Мариам устраивала ее новая жизнь. Здесь ее никто не обижал, не было обязательных неприятных дел, не было надоедливой и тягостной опеки родителей. Ей нравилось сидеть дома – можно спокойно изучать арабский язык, читать Коран, не нужно никуда спешить, не нужно даже думать… Стирать и готовить пищу ей тоже не приходилось – всё это делала Роза или Гулизар, которые приходили каждый день с Фатимой Казбековной. Они подолгу вели задушевные разговоры, пили крепкий и какой-то дурманящий чай, и Мариам поняла, в чем секрет молодости этой женщины: в высокой духовности. Да-да, все от того, что Фатима добрая и живет по Корану. Вот сейчас ей, новоиспеченной мусульманке, растолковывает суры Корана, отвечает на все вопросы. И Аллах, в награду за ее праведность, продлил ей молодость!
Фатима Казбековна была очень внимательна: узнав, что Мариам хотела побывать в Москве, но потерпела неудачу, она рассказала про этот огромный город, который, как муравейник, кишит приезжими со всего бывшего Союза, ворами, грабителями и убийцами, про метро – грохочущие подземные поезда, в которых разъезжают все эти неверные… Мама Дадаша заинтересованно расспрашивала – не скучает ли она по родителям и по своему городу, нравится ли ей в Узергиле, и готова ли она прожить здесь всю жизнь, рожать детей, вести хозяйство и во всем подчиняться мужчине…
Будущая свекровь действовала на Мариам успокаивающе, так же, как психолог Тамара, с ее виртуальными беседами. Мариам сказала ей об этом, Фатима улыбнулась:
– Я тоже психолог, у меня был даже свой кабинет, только уже давно не работаю…
Это тоже вызвало удивление у Мариам: когда же горская женщина, во всем подчиняющаяся мужчине и вырастившая двух сыновей, успела выучиться на психолога и даже практиковать некоторое время? Но удивление тут же исчезло, так всегда бывает, когда нет никакого желания сомневаться в человеке. И вообще, какие могут быть сомнения, когда попадаешь в сказку? После ухода Фатимы Казбековны она чувствовала себя расслабленной, умиротворенной и счастливой.
* * *Дагестан. Горное село «Х»
В честь важного гостя Абу Хаджи приказал подать отварную баранью голову. Несмотря на кулинарную простоту, это особое блюдо, не просто еда, а знак уважения и приязни. Отварную голову подают только самым уважаемым людям: героям, аксакалам, почетным гостям, иностранцам… Так испокон веков водится за праздничным столом не только на Кавказе, но и у киргизов, узбеков, татар, казахов…
Многих такое угощение ставит в тупик – это блюдо надо уметь есть. Но оба сотрапезника, сидящие за большим столом в просторной комнате огромного дома из красного кирпича под коричневой, из металлочерепицы, крышей, это умели.
Оловянный отрезал и отправил в рот нежную нижнюю губу, оставив верхнюю сотрапезнику, а тот выковырял серебряной ложкой бараний глаз, положил гостю, потом выковырял второй и с аппетитом съел сам. Так же по-братски они разделили щеки, Абу Хаджи поровну разложил по тарелкам мозги…
Трапеза происходила в горном селе Балахани, в одной из резиденций амира Дагестана, поэтому он вел себя учтиво и предупредительно, как и положено хозяину. Разъедаемая голова барана паровала запахом специй, а лысая голова Абу Хаджи вспотела от обильной еды и усердной работы массивной нижней челюсти. В советские времена он окончил семь классов да курсы механизаторов и работал в совхозе трактористом. Тогда он не думал, что станет важным человеком, совершит хадж, приобретет уважение, почет, приобретет достаток, дома в разных местах, подчиненных, что за ним, за командующим Дагестанским фронтом, будет стоять вооруженная армия… Хотя не все признают эту его должность: у многих есть вооруженные отряды и каждый считает себя маршалом… Вот и сидящий напротив мальчишка думает, что он важнее, сильнее его и наверняка метит на его место…
Напротив сидел амир Камринского джамаата Руслан Джебраилов, по прозвищу «Оловянный». Ему было всего тридцать восемь лет, хаджа он совершить не успел и придающей солидности полноты не приобрел, так что ни по какой статье не мог сравниться с хозяином дома. Зато ни одно громкое убийство в республике не прошло без его участия. Абу Хаджи подозревал, что он берет на себя и чужие убийства – чтобы больше боялись. А раз боятся, то и уважают!
– Я не поздравил тебя, уважаемый Абу Хаджи, знаю, ты недавно отпраздновал юбилей, прожитые полвека делают тебя аксакалом, – произнес Оловянный, откидываясь на спинку резного кресла с наброшенным жилетом-«разгрузкой», карманы которого набиты автоматными магазинами. Он был в бело-красной клетчатой рубахе с закатанными рукавами, широких черных штанах, на широком поясе висел позолоченный АПС [8] в пластмассовой кобуре, справа под рукой, на полу, лежал АКМС.
Голос у него был тихий, и тому, кто его не знал, мог показаться неуверенным, хотя вся жизнь и поступки этого человека напрочь перечеркивали такие подозрения.
– Если бы я сидел за праздничным столом и поднял стакан коньяка за твое здоровье, я бы сказал древний и мудрый кавказский тост, – продолжил Оловянный.
Поджарый, жилистый, он не был похож на аварца – низкий лоб, перечеркнутый глубокими, не по возрасту, морщинами, мясистый нос без обычной кавказской горбинки, глубоко посаженные светлые глаза, рыжие волосы и такая же рыжая «шкиперская» борода…
– Если в семье рождается ребенок, то вместе с ним рождаются сто чертей. Когда ребенку исполняется год, то один черт исчезает, а его место занимает ангел. И так год за годом: число ангелов растет, а чертей становится все меньше и меньше. Если же человеку пятьдесят, это значит, что в нем осталось лишь пятьдесят чертей, зато появилось пятьдесят ангелов. Сегодня перед нами мужчина, состоящий наполовину из чертей, наполовину из ангелов. И с каждым годом ангельского будет становиться в нем все больше и больше. Предлагаю выпить за именинника, в котором темные и светлые силы поделились поровну!