Гамсун. Мистерия жизни
Гамсун работает так много, а нервы его так напряжены, что он вынужден отказываться от приглашений, часто очень выгодных для него. Так, он даже отверг приглашение самого Бьёрнсона, кумира юности, который предложил молодому писателю приехать к нему и пожить в Аулестаде целый год, прекрасно понимая, что не сможет ничего написать в усадьбе, где постоянно ведутся интересные беседы и где всегда много гостей!
В это же время приходит предложение от Норвежского национального театра в Бергене возглавить его. Гамсун был тронут и обрадован приглашением, однако, несмотря на фантастическое годовое жалованье в четыре тысячи крон, с легкой душой отказался. Как он объяснил друзьям, ему было лестно получить предложение, потому что ранее эту должность занимали и Бьёрнсон, и Ибсен, но согласиться он не мог, поскольку почти не разбирался в театре. Но основной причиной, вероятно, было опасение вновь оторваться от работы над «Голодом». Такой роскоши Гамсун себе позволить не мог!
Весной 1890 года книга была завершена и практически тут же напечатана.
* * *
«Голод» можно считать автобиографическим произведением, в котором рассказывается о страшных и горьких месяцах жизни писателя в Кристиании.
Ледяное равнодушие, пренебрежение, черствость и жестокость – вот с чем приходится сталкиваться герою книги, испытывающему моральные и физические мучения. Лишь на самом дне, в жалких, грязных «комнатах для приезжих» герой находит сострадание и понимание. Общество ничего не хочет знать об «униженных и оскорбленных», о тех, кто оказался за бортом, чтобы никоим образом не нарушить свой покой.
«Голод» невозможно уложить в какую бы то ни было традиционную схему, невозможно даже определить жанр книги. Сам Гамсун не хотел называть «Голод» романом, а один из критиков в рецензии писал, что «это произведение нельзя назвать ни романом, ни новеллой, ни рассказом. Ему тесно в рамках понятий, разработанных до настоящего времени эстетической наукой. Это оригинальная, добротно выполненная работа, эпос в прозе, „Одиссея“ голодающего».
Книга, по существу, не имеет сюжета и рассказывает о жизни в Кристиании молодого человека, мечтающего стать писателем.
«Голод» – это поток сознания отчаявшегося, метания души, заключенной в измученном теле. При этом герой «Голода» – не обыкновенный человек, а гений, который не собирается взывать к общественному состраданию, а старается сам преодолеть выросшие на его жизненном пути невзгоды. Ему проще испытывать муки голода, но только не отказаться от собственных амбиций и планов.
«Это герой Достоевского, – писал американский критик Альрик Густафсон, – больной душой и телом, он превращает свою внутреннюю жизнь в сплошной поток галлюцинаций».
Герой «Голода» отдает себе отчет в том, что его состояние, быстрая смена настроения, переходы от отчаяния и гнева к эйфории – результат голода, но, с другой стороны, вызванные этим состоянием возникающие в сознании невероятные картины – это выражение его собственных желаний, надежд, и порождены они его разладом с миром, невозможностью войти в этот мир и найти в нем свое место. Он страдает не только от голода, но и от отсутствия социальных контактов и внутренней неудовлетворенности. Замкнутость человека в своем внутреннем мире делает почти невозможным человеческое взаимопонимание.
По выражению одного из переводчиков «Голода», современного американского поэта Роберта Блая, «живость и острота прозы Гамсуна потрясли всех». Книга написана короткими, емкими фразами, ясные и четкие описания чередуются с намеренно субъективными и многозначительными.
«Голод» был написан в то время, когда Артур Шопенгауэр, Эдуард фон Гартман, Фридрих Ницше, Август Стриндберг призывали обратить внимание на сложные подсознательные силы, которые управляют человеческой личностью.
Искусство социально ориентированное, к созданию которого в начале 1870-х годов призывал Г. Брандес, базировалось на идеях рационализма и естественно-научного материализма. К началу 1890-х годов оно переживало глубокий кризис, ибо уже не удовлетворяло духовных запросов молодых писателей, стремившихся выразить в художественном произведении свою собственную неповторимую творческую индивидуальность. Не случайно, сам Брандес одним из первых деятелей культуры в Скандинавии обратился к Ницше. В эссе «Аристократический радикализм» (1889) он объяснил свой интерес к творчеству немецкого философа потребностью в новых идеях, которые смогли бы вдохнуть новую жизнь в литературу Скандинавии, «слишком долго питавшуюся идеями прошлого десятилетия: какими-то теориями наследственности, немного дарвинизма, немного атеизма, немного женской эмансипации, немного культа народа и т. п.».
Тем не менее «Голод» Брандес принять не смог. В своем письме к известному критику Гамсун пишет:
«Господин доктор Брандес!
Я думал над Вашими словами о моей книге. Я не ожидал услышать от Вас, что она однообразна. Во-первых, действие в ней развивается в течение каких-то месяцев, а за такое короткое время вряд ли может произойти больше того, что я описал; во-вторых, я сознательно отказался от расхожих писательских приемов с изображением самоубийств, женитьбы, поездок на природу и бала у богатого торговца – это для меня слишком банально. Меня интересовало просто бесконечное движение души, и я считаю, что в «Голоде» мне удалось описать психологические состояния, непривычность и новизна которых, во всяком случае, никак не могут утомлять однообразием. С первой и до последней страницы не повторяется ни одно чувство, то есть ни одно не похоже на предыдущее или последующее.
Мою книгу не следует воспринимать как роман. Достаточно других писателей, бросающихся писать роман, как только речь заходит о голоде, – от Золя до Хьелланна. Все они так и поступают. И если «Голоду» не достает композиционной стройности, присущей роману, что, быть может, и создает невыгодное впечатление, то этот упрек следует принимать не более как совет, особенно если учесть, что я решил писать не роман.
Вчера вечером Вы, видимо, не успели прочесть достаточно, чтобы уловить внутреннюю связь и составить цельное впечатление о книге. Например, сцена, где "я" ругает Небо, не вызвала у Вас иных ассоциаций, кроме слова "негодяй "; но сцена эта – выражение самого яростного гнева против Неба, которое я когда-либо видел напечатанным. И я не думаю, чтобы могло существовать что-то более сильное.
Если мы займемся подсчетами, то я полагаю, что, например, в "Преступлении и наказании ", так же как и в «Жермини Ласерте», будет не больше душевных переживаний, чем в моей книге. Отчего же тогда моя книга более однообразна по сравнению с этими произведениями? Ведь в них так же, как и в моем, доминирует одно-единственное чувство. (Я надеюсь, что Вы не заподозрите меня в сравнении достоинств моей книги с вышеназванными; достоинства – это особый разговор. Я ни в коей мере не являюсь самонадеянным дураком.)
К следующей своей вещи я напишу длинное предисловие с тщательно обдуманными и обстоятельными разъяснениями. Мне стоило бы сделать это сейчас, но нет времени. Пусть все идет так, как идет, я ничего не могу изменить.
Я сделал попытку написать не роман, а книгу без женитьбы, поездок на природу и бала у богатого торговца, книгу об удивительных порывах чувствительной человеческой души, о причудливой жизни духа, нервных мистериях в голодающем теле. Я чувствую себя одиноким без Вас – если Вы лишаете меня Вашего понимания, то тогда, разумеется, незачем и продолжать. Я должен еще, наверное, добавить: я не прошу Вас сообщать о моей книге, я вовсе не так глуп, что бы Вы ни думали. Но то, что Ваше личное мнение о моей последней работе малоблагоприятно, является для меня ударом, у меня нет никого, кроме Вас. Именно потому, что моя книга – попытка создать что-то пусть не совсем новое, но своеобразное, я должен особенно внимательно прислушиваться к тому, что Вы о ней говорите.
Если бы Вы прочли "Голод " целиком, то я был бы Вам очень благодарен. Взамен я обещаю не просить Вас прочитать мою следующую работу, но так как "Голод " – моя первая настоящая книга, то мне необходимо знать, какое впечатление она производит.
Уважающий Вас
Кнут Гамсун».