Сдвиг по фазе
Мечтать не вредно.
Три посетителя за три часа, и каждый из них — сущий кошмар со слезами, истериками и прочими излияниями чувств.
В прошлом году местная газета брала у меня интервью для статьи об угрожающем росте психических заболеваний среди молодежи. Репортер поинтересовался, приходится ли мне сталкиваться с клиентами, совершенно не поддающимися психотерапии. Я ответил честно — таких полно. Человеческий разум непостижимо сложен, и наивно полагать, будто я или другой представитель моей профессии способен решить психические проблемы одними словами. Кому-то требуются лекарства, кому-то госпитализация, и очень многие просто сдаются, если им не предлагают некоего чудотворного средства. Терапия требует стремления человека меняться к лучшему, готовности помочь самому себе.
Этим утром такой готовности определенно недостает.
До следующего посетителя у меня остается целых сорок минут, так что есть возможность подкрепиться.
— Сгоняю в «Грэггc», — предупреждаю я Дебби, проходя мимо стойки. — Тебе принести чего-нибудь?
— Сосиску в тесте.
— А как же новогодний зарок? Ты вроде как собиралась худеть.
— Сегодня понедельник. По понедельникам можно нарушать… Даже закон такой есть.
— Да что ты говоришь?
Я улыбаюсь ей и выхожу на улицу.
До пекарни пять минут ходьбы, но это самое дешевое место купить что-нибудь на ланч.
Мужественно снеся испытание очередью, я отправляюсь обратно с горячей сосиской в тесте и сэндвичем с тунцом. И уже на полпути раскаиваюсь, что не купил сосиску и себе — уж очень аппетитно она пахнет.
По возвращении в «Здравый ум» я застаю в вестибюле двух незнакомцев, отнюдь не похожих на наших обычных клиентов.
— Дэвид, эти джентльмены к тебе, — сообщает Дебби сдавленным голосом, что ей весьма несвойственно.
Обоим мужчинам где-то за сорок, и, несмотря на штатскую одежду, видно, что они из полиции. Тот, что повыше, выходит вперед и демонстрирует удостоверение:
— Сержант сыскной полиции Тернер, это констебль Гринвуд.
Большинство людей с полицией практически не сталкиваются, и потому внезапный визит правоохранителей, как правило, вызывает у них беспокойство. Мне же по роду занятий приходится взаимодействовать с полицией куда чаще, чем хотелось бы.
— Чем могу помочь, джентльмены?
— Мы можем переговорить наедине?
— Конечно. Прошу в мой кабинет.
Отдаю Дебби ее сосиску, провожу детективов в кабинет и, плотно затворив дверь, усаживаюсь за стол.
— Садитесь, пожалуйста.
— Спасибо, — сухо отзывается сержант Тернер. — Это не займет много времени.
— О, вот как?
— Дэвид Нанн, вы арестованы по подозрению в изнасиловании. Вы имеете право хранить молчание, но вашей защите в суде это может повредить…
— Что? — вскрикиваю я. — Это какая-то шутка?
Тернер продолжает зачитывать мне права, однако мой ум занят другим, я не понимаю ни слова. Обвинение столь абсурдно, что я даже не в состоянии сформулировать очевидный вопрос.
— Вам все понятно, мистер Нанн? — наконец осведомляется сержант.
Я отвечаю ошарашенным взглядом и, наконец, выдавливаю:
— Нет, не все.
— Детали обвинения вам разъяснят на допросе в участке. Полагаю, вы предпочли бы обойтись без наручников, так что проделаем все цивилизованно?
Какая уж цивилизованность в ложном обвинении в столь гнусном преступлении…
— Я ничего не делал. Это…
— Мистер Нанн, я предупредил вас о том, что ваши слова могут быть использованы против вас.
Предупредил или нет, я все равно не в состоянии составить внятное предложение. В шоке иду с ними обратно по коридору в вестибюль. Дебби разговаривает по телефону, но не сводит с меня глаз. Я поворачиваюсь к Тернеру.
— Могу я объяснить…
— Я уже проинформировал вашу коллегу, — перебивает он меня.
И вот я сижу на заднем сиденье машины, и мы едем по улицам Кентиш-Тауна. Для детективов это обычный рабочий день, а я — лишь очередной подозреваемый, однако самого меня ужасает буквально каждый аспект происходящего. Мы прибываем в участок, где меня оформляют, а затем подвергают унизительным процедурам снятия отпечатков пальцев, фотографирования и взятия мазка на ДНК. Я имею право на телефонный звонок, вот только кому мне звонить, что говорить?
Наконец, меня препровождают в комнату для допросов, в которой вскорости появляются и оба арестовавших меня детектива. Тернер вновь напоминает мне о праве хранить молчание и уведомляет, что все сказанное мною будет записано и может быть использовано против меня.
Покончив с формальностями, он задает первый вопрос:
— Вы помните, где находились вечером 12 февраля прошлого года?
— Нет, конечно же.
— Подумайте как следует, мистер Нанн. Это важно.
— А вы сами-то можете вспомнить, где были в этот день? Что за нелепый вопрос!
— Согласно поданному заявлению, в этот день около восьми вечера вы явились по названному камденскому адресу и изнасиловали Шантель Грейнджер.
— Кого-кого?
— Шантель Грейнджер. Это имя ничего вам не говорит?
— Абсолютно ничего!
— Вы уверены?
— Уверен. Никогда не слышал о ней, и я со всей ответственностью заявляю, что совершенно счастлив в браке. У меня и в мыслях нет переспать с другой женщиной, не говоря уж об изнасиловании.
— То есть вы отрицаете, что когда-либо встречались с Шантель Грейнджер?
— Категорически отрицаю.
Детективы переглядываются, и Тернер открывает заготовленную папку.
— Мисс Грейнджер знает вас, мистер Нанн. Собственно говоря, она была пациенткой вашей клиники.
— Во-первых, у нас не клиника, а во-вторых, пациентов у нас нет, поскольку мы не оказываем медицинских услуг. Мы — благотворительное учреждение, и у меня клиенты, которых я консультирую в качестве психотерапевта.
— Прошу прощения. Тем не менее, согласно заявлению мисс Грейнджер, вы были ее психотерапевтом и однажды, после непристойного предложения на одном из сеансов, заявились к ней на квартиру. Получив отказ, как утверждает мисс Грейнджер, вы вышли из себя, затолкали ее в спальню и изнасиловали.
— Полнейший бред.
— Что именно?
— Все!
Детектив перелистывает страницу и разворачивает папку ко мне. Затем, предварительно сделав замечание под запись, спрашивает:
— Мистер Нанн, вам знакома эта учетная карточка?
Я смотрю на листок бумаги.
— Как видите, согласно указанным на ней сведениям, мисс Грейнджер был назначен прием у вас.
— Я… Я совершенно не помню, что встречался с ней. Поймите, ежегодно я консультирую сотни клиентов.
— Мы навели справки в вашем учреждении, и нам подтвердили, что вы проводили с мисс Грейнджер два сеанса.
— Повторяю, я не помню этих сеансов и уж точно не заявлялся к этой женщине на квартиру.
— Но вы признаете, что встречались с жертвой?
— Что? Нет… Возможно, но точно сказать этого не могу.
Отказ от адвоката внезапно представляется мне глупой ошибкой. Но так я поступил, будучи уверенным в собственной невиновности и, следовательно, в полном отсутствии улик против меня.
— Мистер Нанн, а не могли вы позабыть и другие события?
— Вы допускаете, будто я изнасиловал одну из своих клиенток, а потом это просто вылетело у меня из головы?
— Некоторые лица действительно вытесняют из памяти преступления, особенно когда отрицают их совершение.
С меня довольно. Я старался сотрудничать, наивно полагая, что подобное поведение послужит доказательством моей невиновности. Не получается.
— Детектив, позвольте мне предельно четко заявить, что я никогда не домогался мисс Грейнджер и никогда не посещал ее квартиру. И уж точно не насиловал ее. Понятия не имею, почему она выдвинула столь ужасное обвинение, но оно абсолютно ложное. Я отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы, поэтому, если у вас нет доказательств, помимо голословных утверждений психически больной женщины, я хотел бы вернуться к работе.
Несмотря на мое заявление, Тернер продолжает задавать вопросы. На все я отвечаю одинаково: «без комментариев». Так продолжается еще с полчаса, и в конце концов детектив объявляет об окончании допроса.