Тайны выцветших строк
Почти каждый день Стеллецкому что-нибудь приносили: стертую медную монету, ржавую подкову или шпору, черепок разбитого кувшина, глиняную трубку, печной изразец, человеческий череп с остатками волос и бороды, восьмиконечный крест. Но еще больше, чем такие находки, археолога интересовали подземные пустоты, в которых можно было подозревать пещеру доисторического человека, забытый ход или тайник. Как только обнаруживалась такая пустота, звали археолога. Но шахт было много, и Стеллецкий не мог повсюду поспеть. Иногда сообщение об обнаруженной пустоте приходило как раз в такой момент, когда он был на другой шахте.
В июле 1933 года на углу улицы Горького и Охотного ряда снесли отслужившее свой срок здание, принадлежавшее когда-то князю Василию Васильевичу Голицыну, государственному советнику правительницы Софьи.
Работы по сносу дома были уже закончены, когда на прилегающей к Охотному ряду Театральной площади случилось «чрезвычайное происшествие». Вблизи загороженной дощатым забором шахты № 11 начала оседать почва. Оказалось, что проходчики соседней с ней шахты № 12 перерезали никому не известный колодец. На землекопов посыпались сверху песок и мусор, а мостовая дала такую трещину, что в самом центре Москвы пришлось остановить движение. Аварийные работы были проведены в самом срочном порядке. Стеллецкий же узнал о происшедшем, когда повреждения уже были устранены.
Рабочие в один голос уверяли археолога, что засыпанная ими пустота была обыкновенным колодцем. Сам же он был другого мнения. Не колодец, а подземный ход! Землекопы ведь могли не знать, что правительница Софья была влюблена в князя Голицына и по этому подземному ходу она, вероятно, и прибегала украдкой на свидания к своему Васеньке.
«Ход лежал на материковой горелой глине на глубине шести метров и состоял из толстейших дубовых колод, под которыми шел тротуар из толстых досок, — записал археолог в своем дневнике и с грустью добавил: — Картина ясная, как на ладони, только мне одному на целом свете».
Стеллецкому, быть может, казалось, что, если бы колодец не успели засыпать, он прошел бы по идущему от него подземному ходу прямо в Кремль и обнаружил бы по пути тайник с книжными сокровищами.
Несмотря на то что мнение археолога о причине провала мостовой на Театральной площади не было принято во внимание, в следующий раз, когда трещины появились уже не на мостовой, а на стенах старого здания Ленинской библиотеки, выстроенной вблизи того места, где некогда находился Опричный дворец Ивана Грозного, снова возник вопрос; кто в этом виноват? Проходчики метро или изрывший Москву своими подземными ходами Иван Грозный?
Стеллецкий высказал предположение, что в этом районе должен быть подземный ход из-под Опричного дворца, построенного Иваном Грозным после того, как он покинул Кремль. Дворец этот был деревянный и сгорел в 1572 году при пожаре Москвы, подожженной татарским ханом Менгли-Гиреем. Выложенный; деревянными бревнами, подземный ход выгорел тогда же. Но после осмотра подвала построенного на этом месте здания Московского главного архива министерства иностранных дел, того самого, в котором работал Белокуров, ученый пережил еще одно разочарование.
«Никакого подземного хода, — должен был он признать и так и записал в своем дневнике, — по крайней мере, при современном состоянии подземных знаний, нет, а был он под другой дворец Грозного, что на Кисловке, выстроенный после этого пожара. Ход этот уклонялся на северо-восток, по направлению к Неглинной, а значит, все-таки к Кремлю».
Неудачи в отыскании пустот, которые могли быть когда-то подземными ходами, отчасти возмещались другими находками: человеческими и кабаньими черепами (попробуй-ка разберись, сколько веков назад и кто на кого охотился!); каменными и чугунными ядрами, предметами давно отжившего домашнего обихода. В особенности интересовали Стеллецкого глиняные черепки. Еще в Палестине арабские ребятишки прозвали его «Абу Шакиф» — «Отец Черепков». Ведь каждому археологу известно, что в глиняных черепках и кувшинах часто закапывались денежные клады…
Количество находок росло с каждым днем. Где же их хранить? Археолог поднял вопрос о создании «Музея подземной Москвы при научно-исследовательском секторе Метростроя». Не дожидаясь, когда для этого своеобразного музея будет подыскано подходящее помещение, он предоставил для размещения экспонатов свою собственную комнату, в шутку названную им «пещерой».
Еще до того как она превратилась в музей, эта комната поражала посетителей своим странным видом.
«Все стены его комнаты и даже потолок, — рассказывал бывавший у Стеллецкого знаток древнерусской архитектуры Н. Д, Виноградов, — были разрисованы изображениями черепов со скрещенными костями и даже целых скелетов. Рядом с рисунками гвоздями были прибиты к стене настоящие черепа и кости, найденные им при разных раскопках и производившие, конечно, довольно зловещее впечатление. Самого хозяина это, впрочем, ничуть не смущало. Он охотно объяснял, где и когда они были им извлечены».
СИНЯЯ ПТИЦА В РУКАХ
— Какие места в Кремле вы хотели бы исследовать в первую очередь? — спросил однажды Стеллецкого успевший убедиться в настойчивости неистового кладоискателя, руководитель научно-исследовательского сектора Метростроя инженер Юдович.
Заметив, что вопрос этот был задан не из простого любопытства, Стеллецкий весь последующий разговор с инженером занес в свой дневник. Юдович был знаком с комендантом Кремля и предлагал при встрече с ним «замолвить словечко».
«Захватило дух…» — в двух словах выразил ученый свое волнение, вызванное этим предложением. Неужели это сбудется после стольких лет ожиданий?
6 октября 1933 года в кабинете начальника Метростроя зазвонил телефон. Комендант Кремля спрашивал, работает ли у него археолог Стеллецкий. Ответ был дан утвердительный. Тогда тот же голос сказал:
— Своими подземными ходами он начал нас беспокоить.
Настойчиво пробирается в Кремль. Между вашими шахтами и Кремлем не мешало бы установить нейтральную зону.
Через три дня в «Вечерней Москве» появилась статья Стеллецкого под интригующим заглавием «Подземная Москва». Археолог рассказывал в ней, между прочим, как, переселившись в Опричный дворец, Иван Грозный неожиданно для всех исчезал. Уходил «обшитыми древом потайными ходами», известными ему одному и двум-трем приближенным. «Он проходил тайниками к болотам и чащобам острова Воздвиженки. Здесь в глубокой чаще, в потайном подземелье, нареклись приговоры Курбскому, Шереметеву, Турову, Бутурлину, Адашеву, Сильвестру».
Очевидно, комендант Кремля прочел эту статью, потому что, когда Стеллецкий принес в редакцию новый очерк, рассказывающий о спрятанных в Кавказских горах древних кладах, ответственный секретарь поспешил сообщить ему:
— Вас ищет Кремль. — И тут же пояснил: — К нам звонили и спрашивали ваш телефон.
А еще через несколько дней, 13 ноября 1933 года, в дневнике кладоискателя, который он вел на своем родном, украинском языке, появилась новая, на этот раз восторженная запись:
«Синяя птица!
Да! Синюю птицу ухватил за хвост! Лишь бы только не вырвалась!
В десять часов тринадцатого я, наконец, был в заповедном Кремле…»
Комендант Кремля попросил Стеллецкого в двухдневный срок представить в письменном виде свои соображения о местонахождении библиотеки Ивана Грозного.
22 ноября, после вторичного посещения Кремля, пребывавший в состоянии радостного возбуждения археолог поспешил снова занести в дневник свои впечатления:
«Опять синяя птица!
Синюю птицу держу за крылья! Снова был в Кремле и подал докладную записку.
Обсудили все. Когда речь зашла об Арсенальной башне, условились, что созвонюсь с инженерами и пойду с ними в ее тайники.
…Так вот: двадцатипятилетняя мечта как будто близка к осуществлению! Неужели же синяя птица, на этот раз так крепко схваченная, опять вырвется?
Вспомнил, как председательница императорского археологического общества, графиня Уварова, при обсуждении вопроса о розыске библиотеки Ивана Грозного назвала меня мечтателем,