Язык и философия культуры
Чем меньше человек вынужден действовать не так, как требует того его воля и позволяют ему его силы, тем благоприятнее его положение в государстве. Когда я с этой точки зрения, вокруг которой, собственно говоря, и вращаются все предложенные в данной работе идеи, обозреваю нашу юрисдикцию по гражданским делам, то мое внимание привлекает, наряду с другими, менее существенными вопросами, один чрезвычайно важный, а именно права обществ, которые, в отличие от физических лиц, называют юридическим лицом. Поскольку они всегда представляют собой независимое от числа своих членов целое, претерпевающее в течение многих лет лишь незначительные изменения, то к ним уж по меньшей мере относятся все те недостатки, о которых говорилось выше в связи с завещаниями. Если у нас значительная часть причиняемого ими вреда проистекает из установлений, не обязательно связанных с их природой как таковой, а именно из исключительных привилегий, которые либо официально предоставляются им государством, либо молчаливо признаются за ними обычаем, вследствие чего они становятся настоящими политическими инстанциями, — то они и сами по себе приводят к большему количеству неудобств. Происходит же это только тогда, когда устав общества либо принуждает всех его членов против их желания к тому или иному использованию общественных средств, либо когда, для того чтобы принять единогласное решение, позволяет меньшинству подчинить своей воле волю большинства. В остальном же общества и союзы сами по себе не только не ведут к вредным последствиям, но являются одним из наиболее в-ерных и целесообразных средств, которые способствуют развитию человека и ускоряют его. Самое лучшее, что могло бы сделать государство, — это установить, чтобы каждое юридическое лицо или общество рассматривалось только как объединение наличных на данном этапе членов, которым ничто не должно препятствовать решать большинством голосов любые вопросы, связанные с применением совместных сил и средств. Но при этом членами общества следует считать только тех, кто действительно служит ему опорой, а не тех, кем общество пользуется как орудием — заблуждение, не раз возникавшее, особенно тогда, когда выносилось суждение о правах духовенства.
На основании всего изложенного выше, можно считать, как мне кажется, обоснованными следующие положения.
В тех случаях, когда человек не остается только в сфере своих сил и своей собственности, а совершает действия, непосредственно касающиеся других, забота о безопасности налагает на государство следующие обязанности:
При совершении действий без ведома или против воли другого лица государство должно проследить, чтобы это не препятствовало данному лицу пользоваться своими силами и владеть своей собственностью; в случае нарушения его прав государство должно принудить обидчика возместить причиненный ущерб, но вместе с тем воспрепятствовать томуу чтобы обиженный под тем или иным предлогом пытался отомстить обидчику.
Действия, совершаемые с добровольного согласия другого лица, государству надлежит поставить в те же, но не в более тесные пределы, чем те, которые были установлены выше, когда речь шла о действиях отдельных людей (см. с. 95).
Если среди упомянутых здесь действий встретятся такие, из которых в будущем могут возникнуть определенные права и обязанности (односторонние и взаимные изъявления воли, договоры и т. п.), то государство обязано защищать проистекающее из них принудительное право во всех тех случаях, когда оно было принято в силу свободного решения и в здравом уме и касалось предмета, находящегося в распоряжении данного лица; однако государство не должно прибегать к принуждению в тех случаях, когда отсутствует одно из этих условий или когда этим противозаконно окажется ущемлено какое-либо третье лицо на основании введенного против его воли или без его ведома условия.
Даже при законных договорах в том случае, если из них вытекают такие личные обязательства или, вернее% такие личные отношения, которые значительно ограничивают свободу, государству надлежит облегчить их расторжение (даже против воли какой-либо из сторон), в зависимости от того, в какой степени это ограничение наносит вред внутреннему развитию личности. Поэтому в тех случаях, когда выполнение вытекающих из данного отношения обязательств связано с внутренними чувствами, расторжение договора следует допускать всегда и независимо от установленного срока; там же, где, несмотря на значительные ограничения, это обстоятельство отсутствуету государство должно определить время возможного расторжения договора, руководствуясь степенью ограничения и характером сделки.
Если кто-либо хочет распорядиться своим имуществом на случай своей смерти, то хотя и желательно, чтобы ему было предоставлено право назначения ближайшего наследника без какого бы то ни было условия, ограничивающего его право свободно распоряжаться унаследованным имуществом, но все же
необходимо полностью запретить такого рода распоряжения и одновременно учредить законный порядок наследования и установить определенную долю обязательного наследования.
Хотя заключенные при жизни завещателя договоры, в той мереу в какой они видоизменяют характер завещанного имущества, должны переходить на наследников или же исполняться по отношению к ниМу государство тем не менее не должно допускать дальнейшего распространения этого положения. Напротив, желательнее было быу если бы отдельные договоры, создающие тесные, ограничивающие отношения между сторонами (например, при разделении прав на одну и ту же вещь между несколькими лицами)fгосударство разрешало заключать только на срок жизни или чтобы наследнику той или иной части было разрешено выделение ее из совокупного права наследников. Ибо, если здесь и не действуют те же основания, о которых шла речь выше, при разборе личных отноишнийу то и наследникам здесь предоставляется меньшая свобода в выражении своего согласия, а длительность устанавливаемых отношений строго не определена.
Если бы обоснование моих положений мне полностью удалось, они могли бы послужить руководством во всех тех случаях, когда гражданскому законодательству надлежит заботиться о сохранении безопасности. Я не сказал здесь ничего, например, о юридических лицах, так как, коль скоро подобные общества возникают — в силу последнего волеизъявления или на основании договора, — они и подчиняются решениям, изложенным в положениях об этих обществах. Однако уже само количество предусмотренных в гражданском законодательстве случаев не позволяет мне надеяться на успех моего предприятия.
Глава XII Забота государства о безопасности, которая выражается в законном разрешении споров между гражданами
Безопасность граждан в обществе основана преимущественно на передаче государству всех забот о соблюдении прав граждан.
Из этого, однако, вытекают обязанности государства предоставлять гражданам то, чего они уже своими силами достигнуть не могут, то есть решать спорные вопросы о праве того или иного лица и защищать от посягательств того, на чьей стороне окажется право. Тем самым государство выступает вместо граждан, не преследуя никаких собственных целей. Ибо безопасность действительно нарушается только тогда, когда тот, чье право нарушено, или кто считает, что оно нарушено, не хочет терпеливо сносить обиду, но не тогда, когда он либо соглашается с положением дел, либо имеет какие-либо основания не добиваться удовлетворения. Даже в том случае, если небрежение своим правом вызвано неосведомленностью или инертностью, государство не должно по своей воле вмешиваться в сложившиеся отношения. Оно выполнило свой долг, если только позаботилось о том, чтобы запутанные, темные или недостаточно широко обнародованные законы не дали повода к этому. Такими же соображениями можно обосновать и все остальные средства, которыми государство пользуется для выявления права в тех случаях, когда оно действительно преследуется. Государство не должно продвигаться ни на шаг далее, чем это обусловлено волей сторон. Поэтому главным принципом судопроизводства должен бы непременно быть следующий: никогда не искать правды как таковой вообще, а всегда лишь в тех пределах, в каких на этом настаивает сторона, имеющая право требовать расследования. Однако и здесь существуют ограничения. Государство должно удовлетворять не всякое требование сторон, а только то, которое способно прояснить спорное право и допустить применение средств, которыми каждый человек мог бы пользоваться против другого и вне государственного союза, а именно в том случае, когда между ними идет спор только о праве, и при этом когда один ничего не отнял у другого или по крайней мере когда последнее не доказано. Привлекаемая при этом власть государства должна только обеспечить применение этих средств и гарантировать их действенность. В этом состоит различие между гражданским и уголовным процессом: в гражданском процессе последним средством для выявления истины служит присяга, а в уголовном процессе государство располагает большей свободой действий. Поскольку при расследовании спорного права судья как бы стоит между обеими сторонами, в его обязанность входит воспрепятствовать тому, чтобы какая- нибудь из сторон не лишилась по вине другой возможности достигнуть своей цели и не встретила в этом противодействия; отсюда следует столь же необходимое другое положение: держать под особым наблюдением поведение сторон во время процесса и следить за тем, чтобы процесс приближался к конечной цели, а не удалялся от нее. Самое полное и строгое соблюдение обоих этих основоположений привело бы, по моему мнению, к созданию наилучшего судопроизводства. Ибо, если упускается из виду второе условие, то каверзам сторон, небрежности и своекорыстию адвокатов предоставляется излишняя свобода; процесс становится запутанным, длительным, дорогим, а решения — неверными и часто не соответствующими ни самому делу, ни мнению сторон. Более того, эти упущения ведут даже к увеличению числа тяжб и росту сутяжничества. Если же пренебречь первым условием, то процесс примет инквизиторский характер, судья получит слишком большую власть и будет вмешиваться во все детали частной жизни граждан. В реальной жизни мы находим немало примеров обеих крайностей, и опыт свидетельствует о том, что если одна крайность незаконна и слишком ограничивает свободу, то другая наносит ущерб владению собственностью.