Язык и философия культуры

Природа, рассматриваемая в полном объеме, неизменна. Деятельность ее сил никогда не останавливается, и ее законы всегда требуют того же подчинения. Ничто не нарушает ни степени, ни формы ее действенности. Для того чтобы поддерживать эту неизменность своей деятельности, природа находит мощную поддержку в виде взаимных особенностей двух полов. И одного она наделяет беспокойством, другого — постоянством.
Итак, между двумя полами распределены лишь склонности, которые и дают им возможность строить неисчерпаемое целое. Природе, однако, нравится сочетать противоречивые свойства и сближать конечное с бесконечным. Так, напряженная деятельность грозит гибелью спокойному бытию, а постоянный покой — живой энергии. Поэтому природа наградила своих сыновей силой, огнем и живостью, а в дочерей вдохнула спокойствие, сердечность и душевное тепло. В то время как одни пытаются расширить свою сферу, другие заботливо обогащают свою, не выходя за ее границы. Весь характер мужского пола нацелен на энергию, этому служит его сила, его разрушающая порывистость, его стремление к деятельности, направленной вовне, его беспокойство. Напротив, состояние женского, устойчивая энергия, склонность к связыванию, стремление к ответному действию и чарующее постоянство служат сохранению и бытию. С обоюдным старанием они исполняют две величайшие природные операции, которые, вечно повторяясь, предстают каждый раз в новом виде — порождение и развитие порожденного. Если еще подробнее сравнить друг с другом особенности этих сил, то можно увидеть, что ирирода взяла воспринимающие силы под особо тщательный надзор. Они разделяют с ней ее главные привилегии и, как дочери в родительском доме, тесно связаны с заботливой матерью.
Бытие, одушевленное энергией, есть жизнь, а высшая жизнь — это конечная цель, которая объединяет стремления всех сил природы. Различие между полами требует достижения этой цели, точнее, их особое устройство ведет их к этой цели так, что они этого даже не замечают. Ни одна сила природы не служит средством для достижения цели и не пытается сорвать намерения другой. Все они действуют гармонично, каждая следует своему побуждению, и конечный результат их деятельности проявляется с необходимостью, которая, исключая всякий замысел, может показаться случайной. Силы двух полов пользуются равной свободой, так что их можно рассматривать как две благотворные стихии, из рук которых природа принимает свое высшее совершенство. Свое высокое назначение они оправдывают только тогда, когда их деятельность гармонично сливается воедино; а сердечная склонность, приближающая их друг к другу, называется любовью. Так природа поклоняется тому же божеству, заботам которого проницательная мудрость греков доверила упорядочение хаоса.
 Эстетические опыты Первая часть о „Германе и Доротее" Гёте 
  
 Введение 
  
Если поэтическое создание, помимо прочих присущих ему достоинств, зримо выражает сущность своего жанра, будучи одновременно жив*>ш отпечатком своего творца, то это наиболее всего способствует достижению абсолютной ценности. Ибо, сколь бы ни были велики отдельные красоты, какими блещет художественное произведение, сколь бы ни были чужды правилу пути, по каким порою следует даже подлинный гений, все же остается верным, что, когда он действует в полную силу, то выступает как чистая, решительно выраженная индивидуальность и в то же время отпечатлевается в чистой и определенной форме. Поэтому если иные произведения искусства способны односторонне восхищать или вызывать мимолетную вспышку восторга, то лишь обладающие названной степенью совершенства удовлетворяют вполне и надолго — в них читатель черпает то настроение, какому сами они обязаны своим существованием. По преимуществу же они — благодарный объект эстетической критики. Ибо, возникая, они одновременно производят и своего критика, сами влекут за собой известную разновидность критики — такую, которая, рассматривая отдельный пример, вместе с тем описывает и литературный жанр, рассматривая произведение, вместе с тем характеризует художника.
 
Мне казалось, что по преимуществу такой критики заслуживает и „Герман и Доротея" Гёте. Я полагал, что в одушевляющем это поэтическое творение своеобразии распознается выраженное с очевидной силой родство его как с всеобщей природой поэта и художника вообще, так и с особенной природой его создателя. Поэтический жанр и эпический вид весьма редко бывают выявлены столь чисто и полно, как в мастерской композиции целого этой поэмы, в поэтической истине ее фигур, в непрестанном поступательном движении повествования. И если своеобразие Гёте, что касается
WilhelmvonHumboldt.AesthetischeVersuche. Erster Theil. Ueber Gothes Herrmann und Dorothea, 1798. Оглавление к работе см. на с. 276.
отдельных его достоинств, сильнее и ярче выступает в других его произведениях, то ни в каком ином отдельные лучи не собраны в фокус так, как в этом.
Взять на себя критический разбор этого произведения значило попытаться проникнуть в самое существо поэтической силы воображения — в более буквальном смысле, нежели это присуще эстетической критике вообще; итак, желание ближе подойти к самой таинственной из всех человеческих сил, постигнуть ее понятийно, не менее, нежели любовь к поэме, руководило мной, — вследствие чего и возникло настоящее сочинение.
Я исходил из избранного аспекта и в изложении стремился оставаться ему верным. Я старался по возможности не отделять рассуждение о поэме и о поэте и, насколько мог, судил о произведении как о живом воплощении идеи, рожденной индивидуально-поэтической силой воображения. Ибо главная моя и конечная цель состояла в изучении именно природы воображения.
Поэтому прошу читателя не забывать о сказанном, если он вдруг сочтет, что я порой слишком отхожу от своего предмета, возношусь к общим принципам или пространно рассуждаю об иных поэтических видах и поэтических натурах. Пи того, ни другого нельзя было избежать на избранном мною пути. Ведь чтобы показать, что в этой поэме, как едва ли в какой иной, общая природа поэзии и искусства становится особенным характером поэмы, мне было необходимо исследовать самое основание искусства, восходя к высшим началам эстетики; а чтобы указать поэме — и самому поэту — положенное им место среди произведений искусства и его творцов, мне было необходимо привлечь различные соседние виды, охватываемые тем же поэтическим родом.
Именно такой метод — оставаясь при своем предмете, постоянно направлять свой взор на нечто более общее, то есть поэзию и природу поэта вообще, — избран мною не без намерения. У философской критики — двоякая цель: она может либо в большей мере принимать во внимание объективную устроенное гь произведения, какое пытается оценивать, либо дух, какой был необходим, чтобы произвести его на свет. В одном случае она споспешествует закономерности нашей деятельности, в другом — создает в душе настроение, благоприятствующее таковой. Но в человеческой душе задатки любой силы родственны, и отдельная сила развивается тем свободнее и совершеннее, чем более поддерживают ее своим пропорциональным развитием все прочие силы. Поэтому, о каком бы предмете ни шла речь, его всегда можно соотнести с человеком, а именно с целым его интеллектуального и морального организма. Разбирая такую-то философию, такую-то обширную естественнонаучную систему, такое-то политическое устройство, всегда можно установить, что выиграл благодаря им дух философский, естественнонаучный, общественный, что выиграли они в своей совокупности. А к этому можно присоединить и еще более общее — выяснить, насколько благодаря им человеческий дух вообще приблизился к конечной цели своего стремления, к следующей своей задаче — вобрать в себя посредством всех орудий своей восприимчивости всю ту массу материала, какую предлагают ему весь мир вокруг него и его внутреннее существо; преобразовать вес это своими самодеятельными силами и тем самым привести Я и природу во всеобщее, живое и гармоничное отношение взаимодействия. И даже необходимо сочетать оба вида исследования, коль скоро добиваешься высокой практической цели, — по крайней мере нельзя совершенно пренебречь ими, если речь идет об искусстве, проистекающем из самых глубин человеческой души, и о произведении, на котором стоит печать столь своеобразной личности.