Алые небеса Сеула
– Идем. – Взяв девушку за руку, тащу к двери, но вместо того, чтобы поскорее убраться из чертового кабинета, Маша падает мне на грудь, обнимая столь крепко, что разом вышибает из легких весь воздух.
На секунду теряюсь. Боюсь сделать что-то не так.
– Я здесь, с тобой, ты в безопасности, – шепчу в темную макушку, осторожно провожу ладонью по затылку. – Давай побыстрее уйдем отсюда.
– Стойте! А как же полиция? – раздается возмущенный мужской голос.
– Что? – Выстреливаю в охранника гневным взглядом.
– Вы забили человека до смерти…
– До смерти? – Криво усмехаюсь. – Неужто? Посмотрите внимательнее, он дышит.
– Но…
– Ладно, – раздраженно выдыхаю, стараясь не кричать. Нервы на пределе, а очередной всплеск агрессии – последнее, что нужно Маше. – Хотите, чтобы мы дождались полиции? С удовольствием. Я подробно расскажу о том, как ваше заведение заботится о безопасности клиентов, что сотрудников нет на месте, а камеры, вероятно, неисправны. Думаю, к пятнице бар закроют, а вы все дружно окажетесь за решеткой вместе с пьяным ублюдком!
В помещении повисает тишина. Чувствую, Маша слегка проседает.
Смотрю на нее и тихо шепчу на английском:
– Потерпи чуть-чуть, мы уже уходим.
– Хорошо, господин, – подает голос охранник, разумеется, на корейском. – Мы сами разберемся.
– Вот и славно, – снисходительно хмыкаю и наконец вывожу Марию из проклятой дыры.
На улице накрапывает дождь. Как обычно – все разом. Зонта нет, поэтому, не задумываясь, направляюсь к припаркованному такси и усаживаю Соколову на заднее сиденье.
Девушка похожа на тряпичную куклу, слишком неустойчивая, плетется рядом со мной тенью, послушно наклоняется под легким давлением ладони, сжимается комочком внутри салона, не говорит ни слова.
Огибаю авто, забираюсь внутрь. Водитель смотрит через зеркало заднего вида с немым вопросом. А я не знаю, что делать. Голова пустая.
Бросаю оценивающий взгляд на Машу, ее трясет, как при ознобе. Бережно касаюсь нахмуренного лба. Температуры нет, значит, просто шок.
Думаю. Думаю. Думаю. Идей нет. Может, позвонить этому, как бишь его, Джиму? Надо бы спросить номер.
Снова гляжу на Соколову, мысленно подбирая слова, но внезапно случается самое страшное – по девичьим щекам начинают бежать слезы… что окончательно выбивает меня из колеи. Не понимаю, как себя вести. Какая реакция будет уместна? Обнять? А что, если усугублю? Сказать: «Все хорошо…» Но ведь ни фига – ничего не хорошо! Девушка пережила насилие, и пусть я подоспел вовремя, шрам на психике есть, с ним уже ничего не поделаешь!
Черт!
Водитель принимается недвусмысленно ерзать, постукивая пальцами по рулевому колесу. Нужно действовать, но у меня каша в голове и в сердце – из опасений, сомнений и рвущих душу на части сожалений.
Сколько ехать до отеля Соколовой? Полчаса, час?.. Пробки поутихли, зато дождик, похоже, превращается в ливень. Долго. Еще и Джим… Вдруг Маша не хочет, чтобы он знал о случившемся? Как поступить… Как?..
В итоге не нахожу ничего лучше, чем назвать адрес квартиры, ключи от которой вручил секретарь Чон. Жилой комплекс в пятнадцати минутах, можно и пешком добраться. Напою девушку горячим кофе, позволю привести себя в порядок.
Отойдет и решит, куда ехать дальше, а я уж подсоблю.
Машина трогается.
Жмусь к двери, опасаясь навредить близостью (может, у девушки теперь острая непереносимость мужчин), но неожиданно чувствую холодные пальцы на тыльной стороне ладони.
Замираю, упирая взгляд в подголовник переднего пассажирского кресла. Мария дотронулась до меня… Коснулась! Случайно? Сейчас отшатнется?.. Стоит ли в ответ взять за руку или лучше не двигаться?.. Посмотреть на Машу? Или… Нет, Соджин, сиди смирно, будто ничего не случилось!
И когда пальцы уже начинает сводить судорогой от напряжения, Мария стискивает мою ладонь крепче, давая понять, что нуждается в поддержке.
С облегчением выдыхаю. Переворачиваю руку, укрывая замерзшие пальчики русской теплотой своих. «Никто не посмеет тебя обидеть. Я не позволю», – хочется шепнуть, но молчу.
Надеюсь, Маша чувствует мои стремления без слов.
За окном проносится вечерний Сеул. Дождь, усиливающийся с каждой минутой, размазывает неоновые огни по стеклу, превращая улицы и спешащих домой прохожих в причудливые кляксы гуаши на темном холсте. Рука Марии по-прежнему покоится в моей ладони. Она больше не обжигает холодом и не терзает сердце треморной дрожью – девушка согрелась и, кажется, немного успокоилась. Смотреть на нее боюсь. Во-первых, не хочу быть навязчивым. Во-вторых, женские слезы единственное, что напрочь лишает меня уверенности.
В тот день. Нет. Вечер. За пару часов до автокатастрофы родителей я видел, как омма плакала, и был столь смущен, что не нашел в себе сил спросить о причинах, не смог подойти, обнять, оказать поддержку. Вдруг, поступи я иначе, она бы осталась дома? Да и аппа передумал бы ехать в такой поздний час?
Могло ли все сложиться иначе, будь я расторопен и смел? Сумел бы предотвратить трагедию, сломавшую жизни четырех людей, двое из которых покинули наш мир навсегда?.. Вопрос не дает мне покоя на протяжении последних пятнадцати лет, и сегодня, глядя на плачущую Машу, я будто снова очутился в коридоре нашего старого дома в районе Ынпхён [39], оцепеневший, парализованный растерянностью, обезоруженный и абсолютно беспомощный.
Спустя десять минут такси тормозит у высокого жилого комплекса, напоминающего огромную стеклянную тубу. Водитель оглядывается через плечо, сообщая стоимость поездки, но я не обращаю на него внимания, пытаюсь различить через мокрое стекло вход в здание, чтобы добраться до него максимально быстро. Не хватало Соколовой еще и простудиться!
Вспоминаю, что могу укрыть девушку пиджаком. Хватаю себя за плечи и глухо ахаю – пиджак-то лежит на скамейке возле «Пак-Индастриал». Стоп! А портфель?..
Вот блин! Он же стоит целое состояние!..
Хорошо хоть портмоне в кармане брюк, а то сейчас получилась бы крайне неловкая ситуация. Достаю бумажник, рассчитываюсь и выхожу из машины первым. Льет как из ведра.
Не теряя ни секунды, помогаю Маше выбраться из салона. Девушка явно обескуражена. Еще бы, местность-то незнакомая. Поясняю, что привез ее домой.
Она стоит как вкопанная, не двигается с места.
– До твоего отеля далеко… – Жалкая попытка оправдаться. – Промокнем, пойдем внутрь, в квартире и поговорим. – Мягко, без настойчивости, беру Соколову под локоть и веду в жилой комплекс так быстро, насколько только возможно.
Лишь в фойе, когда ледяная вода перестает хлестать по спине, разворачиваюсь, заглядывая девушке в глаза, – пустые, стеклянные. Меня передергивает. Каким бесполезным я себя чувствую!
Позади слышится приветливый голос консьержки. Средних лет женщина в строгом темно-синем костюме приближается, здоровается и собирается поинтересоваться о цели нашего визита, но я опережаю ее потуги, важно называя свою фамилию, точнее, фамилию Ли Соджина, и номер квартиры, который успел увидеть на ключ-карте ранее.
Дамочка широко улыбается, кланяется, оставляет нас с Соколовой наедине.
До лифтов доходим молча. В той же гнетущей тишине поднимаемся на двенадцатый. Я совсем не ориентируюсь, но, на мою удачу, прямо напротив кабины висит табличка со схемой расположения квартир на этаже. Здесь их девять.
Доходим до моей корпоративной под номером сто двадцать четыре. Замок электронный. Прикладываю чип, система предлагает установить пароль, но я опускаю процедуру, открываю дверь и захожу во мрак прихожей.
Свет… Нужно включить какую-нибудь лампу.
Шарю рукой по стене, надеясь, что выключатель в привычном месте – справа снизу. Однако не все так просто! Маша находится в коридоре снаружи, и сейчас она прямо как фарфоровая статуэтка на полке – куда поставили, там и стоит. Пока ее не трогаю, лишь поглядываю искоса.
И где же проклятый выключатель?!