Если ты, то я
– Дебора умнее любого из нас, – возмутилась я.
– И что? – сказал Мика.
– Ты поступил жестоко. А вдруг она увидит ролик?
– Если она не хочет, чтобы ее пародировали, пусть не дает повода, – заметил Эй Джей.
Меня так и подмывало сказать ему в ответ что-то остроумное, но голова работала гораздо медленнее обычного, и диван подо мной почему-то качался.
– Хорошо, продолжим, – сказала Кейт. Она единственная из всех выглядела совершенно трезвой. – Шиа, правда или действие?
– Действие, – ответила я.
Кейт посмотрела в телефон.
– Слабо провести десять минут запертой в кладовке с любым выбранным наугад человеком из этой группы?
Я больше не могла пить, и, честно говоря, мысль о тихой и темной кладовке прозвучала очень заманчиво.
– Не слабо.
Я, затаив дыхание, смотрела, как Кейт встряхивает телефон, и молилась, чтобы выпал не Эй Джей.
У Кейт внезапно вытянулось лицо.
– Майк.
Все разом замолчали – прикидывали, что со мной будет, если я проведу целых десять минут в темной комнате с парнем Кейт. Майк бросил на меня смущенный взгляд.
– Ты серьезно? – спросил он Кейт таким тоном, что мне захотелось немедленно изобрести расщепляющий аппарат. Я превратила бы себя в поток атомов и рассеялась в атмосфере. Никто еще не стеснялся оставаться в тесном помещении наедине с молекулами воздуха.
– Ты можешь попробовать еще раз? – спросил Майк.
– Это действие, – сказал Арун. – Нельзя поменять задание только потому, что оно тебе не нравится.
Кейт уставилась на меня, молча требуя, чтобы я отказалась от действия и выбрала стопку, но мой организм больше не мог выносить алкоголь. Веранда и так уже перестала подчиняться закону притяжения. Я посмотрела на Майка.
– Хорошо, – со вздохом произнес он. – Значит, кладовка.
– Ух ты, – прошептала я, входя. – И это называется кладовкой? Если бы она не была набита лапшой и чипсами, ее можно было бы сдавать как жилую комнату.
Майк рассмеялся, и мне, на удивление, стало так хорошо. Почему я обрадовалась, что рассмешила его? Ведь он не ПостоянствоОбъекта; сегодня это прояснилось окончательно. Майк – еще один богатый, популярный парень, и его подружка пригласила меня на вечеринку, чтобы унизить при всех.
Майк рылся на полке.
– Что ты ищешь?
Он подошел с картонной коробкой, на которой черным маркером было написано: «Пластиковая посуда».
– Мы же должны заниматься здесь чем-то незаконным, – сказал он. – Так порадуем народ.
В коробке оказалась дюжина баночек с черной икрой.
– Мачеха заказывает себе икру из Европы и не любит ни с кем делиться, поскольку она дорогая. Так что прячет ее здесь. – Майк провернул крышку, и та с щелчком открылась. – Вот он, запах денег, – сказал он и, легко коснувшись моей руки, протянул мне баночку, чтобы я понюхала.
От нее повеяло холодом и солью, словно от океана.
– Вот уж не думала, что деньги так сомнительно пахнут… рыбой.
Майк улыбнулся, и я в очередной раз заметила, какой он красивый. Даже в темной кладовке, пьяный, с потным лицом и в футболке, забрызганной пивом, он выглядел так, словно только что сошел со страницы глянцевого журнала.
Майк открыл пакет с кукурузными чипсами и протянул мне.
– А мачеха не заметит?
– Она подумает, что икру съел папа, и они начнут ссориться. Он станет возмущаться, почему мачеха прячет от него разные вещи, и скажет: «Я тут за все плачу, а значит, имею право есть что захочу». А мачеха ответит: «Пожалуйста, если ты не ценишь меня, я могу уйти». И она убежит в спальню и захлопнет дверь, и папа будет три дня ночевать в комнате для гостей, пока они не помирятся.
– Ого. Так это чипсы с вредоносной программой?
– Чрезвычайно вредоносной.
– Как-то неправильно заедать черную икру кукурузными чипсами, – сказала я. – У тебя нет дорогих крекеров или типа того?
Майк ухмыльнулся:
– С дорогими крекерами это будет не таким уж запретным удовольствием.
Икра оказалась скользкой, мокрой и соленой. Я очень надеялась, что она мне понравится, но, глотая, не сдержалась и поморщилась.
– Явно не твое любимое блюдо, – заметил Майк.
– Да нет, это… классно. Очень вкусно.
– Мне тоже не нравится. Вот так и бывает со всякими популярными вещами. Ты думаешь, раз всем нравится, то и тебе тоже должно. И упорно стараешься убедить самого себя, а потом в один прекрасный день вдруг понимаешь, что совсем не любишь все эти вещи. И тогда в голову закрадывается мысль: не пытаешься ли ты в угоду другим казаться тем, кем не являешься?
Я вытаращила глаза. В одном из своих сообщений ПостоянствоОбъекта писал практически то же самое. Но у Майка была девушка, и он не смотрел «Космическую одиссею». Это не мог быть он!
– Мы все еще про икру? – спросила я.
– Извини, – ответил Майк. – Я немного опьянел. Не знаю, откуда это из меня полезло. – Он посмотрел мне в лицо, и я ощутила притягательность его взгляда. – С тобой легко говорить.
– Я просто сижу, глядя, как вращается вокруг меня кладовка, и стараюсь не упасть.
– Да, но в твоих глазах нет осуждения.
– Может быть, тебе просто не хватает друзей?
Майк издал смешок.
– Может быть. – Он вздохнул. – Интересно, как долго мы уже тут сидим?
Я подумала, что Майку надоело торчать со мной в кладовке, и неожиданно расстроилась. Но он добавил:
– Не хочу выходить. Так приятно иногда побыть в тишине.
Несколько мгновений мы молчали, не зная, что сказать.
– Ну а что насчет тебя? – поинтересовался наконец Майк, протягивая мне чипсы.
Я взяла одну штуку, но без икры.
– В каком смысле?
– Чем ты интересуешься? Что любишь? Чего не любишь? Мы уже выяснили, что ты не любитель черной икры.
Конечно, я много чем интересовалась и увлекалась, но, когда меня попросили вот так, с ходу, об этом рассказать, все вылетело из головы.
– Люблю мятное мороженое с шоколадной крошкой. Люблю разбирать вещи на составные части, а потом снова собирать их. Люблю ходить в магазин канцтоваров и разглядывать всякие красивые ручки и карандаши, но никогда их не покупаю, потому что это кажется глупым. В смысле кто сейчас пользуется карандашами?
Майк рассмеялся.
– Раньше я думала, что ненавижу зиму, но здесь поняла, как скучаю по ней.
– По чему именно?
– По первому снегу. По морозу, сковавшему лужайку. По тому, как люди торопятся забежать в супермаркет до начала метели и запастись молоком и яйцами и возникает такое чувство общности, будто мы все заодно.
Я была уверена, что ему скучно слушать, и очень удивилась его жадному вниманию.
– А что любишь ты? – спросила я.
– Люблю кофейное мороженое. Люблю, как сжимается сердце перед прыжком в бассейн. Люблю забираться в раскаленную машину, которая простояла весь день на солнце, и проверять, сколько я там выдержу, прежде чем открою окна.
– Что, правда? – рассмеялась я. – Так тебе нравится себя наказывать?
– Это как в сауне, – улыбнулся Майк. – По-твоему, люди в спа-салонах наказывают себя разными процедурами?
– Ни разу не была в сауне. Но если там так же, как в раскаленной машине, тогда да, это самонаказание.
– Пить хочется, – сказал Майк. – А тебе?
– Просто умираю.
– Сейчас посмотрим, что у нас тут есть.
Майк потянулся через меня к нижней полке и принялся рыться в коробках. Я хотела отклониться в сторону, но от него так хорошо пахло – слабым отзвуком аромата, который обычно остается к утру на подушке.
Он мне не нравится, напомнила я себе. Он лучший друг Эй Джея, встречается с Кейт и совершенно точно не ПостоянствоОбъекта. И все равно я им любовалась.
Майк вытащил коробку с газированной минеральной водой.
– Теплая, но все-таки лучше, чем ничего.
Он открутил крышку – вода зашипела – и, вместо того чтобы глотнуть, сначала протянул мне.
– Минералку тоже выписывают из Франции?
– Ага, – кивнул Майк, – но, если мы ее выпьем, никто ругаться не будет.