Знатная леди
Пристыженная, она смягчилась и сказала:
– Что ж, признаю, сэр, что у меня не было желания включать Килбрайда в число своих гостей. Если хотите знать, я сделала все, что могла, в рамках приличий, дабы убедить его в том, что вечеринка покажется ему смертельно скучной. А когда из этого ничего не вышло, я пригласила Гарри Бекенхема, его друга, и майора Беверли, и… еще несколько человек.
– В надежде, что они оттеснят Килбрайда от Лусиллы или что я не замечу его среди такого количества щеголей?
Он буквально прочел ее мысли, и у нее вырвался удивленный смешок. Она сказала:
– О, вы невыносимы! Но хуже всего то, что вы и меня заставляете быть такой, а это уже непростительно.
– Ничего подобного, – ответил он, и уголки его губ дрогнули в улыбке. – Не думаю, что у меня это получилось бы, даже если бы я захотел.
К этому времени они дошли до подножия лестницы и уже собирались войти в столовую, поэтому Эннис была избавлена от необходимости отвечать, что было очень кстати, поскольку попросту не знала, что сказать. Она даже не могла решить, сделал он ей комплимент или совсем наоборот: слова его, несомненно, были лестными, а вот тон, каким они были сказаны, вызывал сомнения. Карлетон покинул ее, едва они вошли в столовую, но через несколько минут вернулся с тарелкой, на которой лежало несколько конфет и пирожных, и бокалом шампанского. Вокруг нее уже собралась небольшая толпа, и он не стал задерживаться, а подошел к Лусилле, которую угощал мороженым Гарри Бекенхем, и обменялся с ней несколькими словами. Племянница радостно приветствовала его и тут же потребовала, чтобы он сказал, доводилось ли ему бывать на столь же восхитительной вечеринке. На лице его отразилось легкое изумление, но он заверил ее, что нет, не доводилось. Гарри сказал:
– Добрый вечер, сэр! Я как раз говорил вашей племяннице, что мисс Уичвуд славится своими первоклассными легкими закусками, но она не желает есть ничего, кроме мороженого. Принести вам еще порцию, мисс Карлетон?
– Да, пожалуйста! – с готовностью согласилась девушка. – И лимонаду, будьте добры! Как вы думаете, сэр, мне понравится шампанское? Мистер Бекенхем говорит, что нет.
– Нет, не понравится, – ответил мистер Карлетон. Он протянул ей свой бокал и предложил: – Попробуй сама.
Лусилла взяла бокал и осторожно пригубила. На лице ее отразилось комическое отвращение, и она вернула бокал дяде со словами:
– Фу! Какая гадость! Как люди могут пить нечто столь ужасное? А я было подумала, что мистер Бекенхем подшучивает надо мной, когда сказал, что шампанское мне не понравится, потому что ему, вам и даже мисс Уичвуд оно, похоже, пришлось весьма по вкусу.
– Теперь ты знаешь, что он не подшучивал над тобой. – Окинув племянницу критическим взором, он поразил ее тем, что сказал:
– Напомни мне, когда я вернусь в Лондон, передать тебе бирюзовый гарнитур твоей матери. Бо́льшая часть ее украшений не годится для девушки твоих лет, но, полагаю, бирюза придется в самый раз. Насколько я помню, там есть еще жемчужная брошь и колечко в тон. Я пришлю их тебе.
От неожиданности у девушки перехватило дыхание. Когда к ней вернулось самообладание, она поблагодарила его, причем столь пылко, что он рассмеялся, провел пальцем по ее щеке и сказал:
– Какая ты смешная! Благодарить меня нет нужды: украшения твоей матери принадлежат тебе, а я лишь храню их, пока ты не достигнешь совершеннолетия или пока я не решу, что ты уже достаточно взрослая, чтобы носить их.
В этот момент вернулся мистер Бекенхем, и мистер Карлетон оставил Лусиллу на его попечение, а сам вернулся к мисс Уичвуд. Та наблюдала за тем, что происходило между ним и его племянницей, и пошла ему навстречу, виновато воскликнув:
– Я оказалась ужасно невнимательной! Мне следовало сказать Лусилле, чтобы она не пила шампанского.
– Да, вы должны были это сделать, – заметил он.
– В таком случае знайте: я поражена тем, что вы предложили ей свой бокал, – строго заявила она.
– Вам понравился ваш первый глоток шампанского? – спросил он.
– Нет… по-моему.
– Вот именно! Молодой Бекенхем сказал, что шампанское ей не понравится, а я лишь подтвердил его правоту.
– Полагаю, – задумчиво протянула она, – от этого будет больше пользы, чем от прямого запрета пить его.
– Разумеется!
Она одарила Карлетона лукавой улыбкой и пробормотала:
– Кажется, пройдет совсем немного времени, и вы станете прекрасным опекуном.
– Боже упаси!
В этот момент Денис Килбрайд покинул группу почтенных матрон, подошел к хозяйке вечера и оскорбленным тоном, которому противоречили смешинки в глазах, заявил:
– Как вы могли ввести меня в заблуждение относительное своей вечеринки, о, жестокосердная?! Неужели вы хотели сделать так, чтобы я не пришел на нее? Я не могу в это поверить!
– Батюшки! Да ничего подобного! – воскликнула она в ответ. – Я рада, что она не показалась вам удручающе пресной, чего я опасалась.
– Ни одна вечеринка, которую вы удостоите своим присутствием, не может быть пресной, поверьте мне! А у этой есть только один недостаток: я лелеял надежду сопроводить вас к ужину, но выяснилось, что меня опередил присутствующий здесь Карлетон. Если бы не одно обстоятельство, я был бы вынужден просить вас, Карлетон, назвать имена своих друзей! [30]
Мистер Карлетон не проявил ни малейшего интереса к его болтовне, которая, со всей очевидностью, не показалась ему забавной, и Эннис поспешила заполнить возникшую неловкую паузу:
– Надеюсь, сие обстоятельство заключается в том, что вы осознали всю неуместность своего намерения испортить мою вечеринку.
– Увы, нет! Это была простая трусость! – скорбным тоном сообщил мистер Килбрайд, удрученно качая головой. – Он дьявольски хороший стрелок!
Мистер Карлетон удостоил эту остроумную реплику слабой, но презрительной улыбки и вежливо отступил в сторону, давая майору Беверли возможность подойти к мисс Уичвуд. Затем он подошел к миссис Мандевилль и о чем-то заговорил с нею. Он покинул вечеринку до того, как начались танцы, решительно отклонив приглашение присоединиться к игрокам в вист, для которых мисс Уичвуд распорядилась установить два карточных стола в библиотеке. Уязвленная столь высокомерным его поведением, она выразительно подняла брови, когда он откланялся, саркастическим тоном поинтересовавшись:
– Вы осмеливаетесь оставить Лусиллу в столь опасной компании?
– О да! – ответил он. – Судя по тому, что я видел, молодой Бекенхем и Элмор вполне способны позаботиться о ней. А поскольку единственный опасный здесь гость стремится завоевать ваше расположение, а не Лусиллы, то мне нет нужды изображать заботливого опекуна. Это не та роль, которая мне подходит, как вам прекрасно известно. Ах да! Примите мою благодарность за приятный вечер, мадам!
И он с поклоном удалился. Эннис пребывала в такой ярости, что прошло немало времени, прежде чем гнев ее утих и в голову закралось подозрение: его возмутительное поведение вызвано тем, что он, без сомнения, считал, будто она поощряет фамильярные вольности Дениса Килбрайда. Пока она обходила гостей, внешне спокойная и невозмутимая, по своему обыкновению, и с улыбкой обменивалась ничего не значащими любезностями, в голове у нее роем проносились предположения и догадки. Она готова была флиртовать с мистером Карлетоном, но теперь ей стало понятно, что простой флирт не входил в его планы. Представлялось невероятным, что он мог влюбиться в нее, но гнев его мог быть вызван именно ревностью, причем настолько сильной, что он наговорил таких обидных вещей, какие только смог придумать, а это уже не имело ничего общего с флиртом. Ей следовало держать его на расстоянии, но едва она решила так и поступать впредь, как ей пришло в голову, что он мог полагать, будто она готова принять предложение руки и сердца от Дениса Килбрайда; для нее вдруг стало очень важным разубедить его в столь пагубном заблуждении. Напрасно она говорила себе, что ее не волнует, во что он поверил: по какой-то совершенно необъяснимой причине ее это волновало, причем чрезвычайно.