Игрок-2

– Это, конечно, для конспирации, – отвечаю я, – но его я, конечно, тебе оставлю.
Алла порывисто и бурно обнимает меня и, не сдержавшись, целует в губы.
Девушки за соседним столиком, видя такую картину, окончательно успокаиваются и перестают шептаться на наш счет.
– У вас, случайно, нет хереса производства совхоза имени Ковпака? – решительно спрашиваю у официанта.
– Нет, но у нас есть очень качественный, массандровский, – немного смущаясь, отвечает он.
– Что за халтура? – недовольно замечаю я. – А что у вас вообще есть из вин совхоза имени Ковпака!?
Официант еще больше смущается:
– На самом деле у нас ничего оттуда не имеется, но…
– Это просто безобразие! – возмущаюсь, делая своему новому крымскому знакомому рекламу. – Я слышал, что весь командный состав Черноморского флота предпочитает исключительно «Ковпаковский» херес. Ну ладно, принесите тогда «Массандру».
За хересом следует любимое Аллочкой «Новосветское» шампанское и коньяк для меня. Мы ведем себя шумно, много пьем и мало закусываем. В общем, действуем по уже отработанной схеме.
Когда зал заполняется и начинаются танцы, моя спутница приступает к «стрельбе глазами» в сторону мужчин в полосатых рубашках.
Но те, ловя призывные намеки, скромно опускают глаза. Их бизнес, скорее всего, не предполагает шума, а тем более знакомства с барышнями в присутствии их нетрезвых кавалеров. Валютчики, скорее всего. А возможно, фарцовщики, скупающие у моряков презервативы или дамские колготки.
Тогда она переключается на мужчин в элегантных костюмах, и ее «охота» становится гораздо успешнее. Выйдя покурить минут на десять, я, вернувшись, вижу ее танцующей с «кожаным пиджаком».
Подхожу к ним и с чувством глубокого удовлетворения прописываю ему по физиономии. Только в последний момент успеваю подумать, что компания из четверых человек для потасовки все же многовато.
К счастью, милиция прибывает так быстро, словно наряд дежурил прямо за входными дверями. Не удивлюсь, если так оно и было.
* * *
– Ваши фамилия, имя, отчество, – спрашивает у меня усталый лейтенант.
Ночка у него сегодня бурная, КПЗ полным полна. А ведь при его работе надо не просто пьяниц и дебоширов фиксировать, но и проявлять дипломатичность. Мало ли кого по курортным ресторанам наловят. Тут в вытрезвителях и армейские чины случаются, и народные артисты. Так что вести службу надо с пониманием момента, а то останешься в лейтенантах до пенсии, но уже в местах с худшим климатом.
– Евстигнеев Федор Михайлович, – говорю. – Передайте своему руководству, что я прошу встречи со следователем Виктором Сергеевичем Болотиным.
– Знакомствами козыряете, гражданин Евстигнеев? – хмыкает лейтенант.
– Пожалуйста, пригласите Виктора Сергеевича…
От всех дальнейших вопросов я отказываюсь и твержу эту фразу с монотонностью провалившегося резидента, повторяющего: «Требую консула».
Лейтенант даже решается на меня немного повысить голос, но потом расписывается в собственном бессилии, и меня снова помещают в камеру, постепенно пустеющую.
Болотин появляется только утром. Очевидно, раньше его будить не решились, поставили в известность только по появлении на рабочем месте. В отличие от меня, который всю ночь ворочался на узкой деревянной шконке.
– Ты на себя смотрел? – хмуро интересуется он.
– Что, совсем плохо? – спрашиваю.
Утром физиономия и вправду начинает болеть. Двинули мне всего пару раз, зато успешно. Кто-то из компании оказался боксером, так что сейчас у меня распухла губа, и я слегка шепелявил, а левый глаз плохо открывался.
Ерунда, зубы на месте, а остальное зарастет.
– Да уж, видок так себе, – кивает следователь и тут же начинает меня отчитывать: – Что же ты, Федор Михайлович, меня перед старшими товарищами позоришь. Член Союза писателей, москвич. Я о тебе как о человеке высоких моральных правил рассказываю. А ты… – Он открывает протокол и зачитывает: – «Устроил пьяный дебош… приставал к девушкам… ударил по лицу гражданина Твардлидзе…»
– Как-как? – переспрашиваю. – Твардлидзе? И как вы его без запинки то выговорили? И вообще, это вранье. Девушка моя была, а он приставал… И не девушка даже, а невеста…
 
– Какая, к черту, невеста?! Откуда она у тебя взялась?! Не разочаровывай меня, Евстигнеев! – начинает сердиться Болотин. – Ты что за цирк устроил?! Ждешь теперь, что я тебя выгораживать буду?
Люди часто сердятся, когда чего-то не понимают.
– Это вы меня не разочаровывайте, Виктор Сергеевич, – отвечаю. – Неужели правда до сих пор не сообразили?
 
Глава 4
 
– Успокоились? – говорю. – Выпустили, так сказать, гнев наружу? А теперь, гражданин начальник, сами подумайте, как бы еще я мог с вами встретиться, не привлекая к своей персоне постороннего внимания. Взял бы такой, пошел в прокуратуру и давай у всех спрашивать, где же здесь Виктор Сергеевич Болотин сидит.
– Так ты это все учудил, лишь бы со мной встретиться? – недоумевает Болотин. – Тебе не кажется, что это перебор?
– Не кажется, Виктор Сергеевич, совсем не кажется. При всем уважении к вашему профессионализму, который я нисколько не умаляю, вы все-таки привыкли работать с другими людьми.
– Только самодеятельности не нужно, – снова сердится Болотин. – Я своим делом занимаюсь больше, чем ты на свете живешь.
– Знаю, знаю. – Я примирительно поднимаю ладони. – Вы сейчас думаете о том, что каждый дилетант мнит себя Шерлоком Холмсом или как минимум Штирлицем и уверен, что сделает все лучше, чем специалисты. Вот только я не дилетант, и мне с разными людьми приходилось садиться за стол играть. Если вы меня в их среду внедрить собрались, то вряд ли у вас получится. Это люди, которые народных артистов обыгрывают и академиков. Некоторые из них сами могли бы книжки писать или кинорежиссерами стать. Вот только они никогда в это дело не сунутся, потому что там денег больших нет.
– Значит, ты согласен? – вычленяет из моей речи главное Болотин.
– Согласен, – говорю. – Я сразу согласился, только раздумывал, как к этому лучше поступиться.
– И все равно зря ты так, – говорит мне старший следователь. – Понятное дело, писатель, творческая натура, для тебя это видится сейчас приключением, словно ты сам живешь на страницах книжки. Вот только иллюстрации к этой книжке я тебе уже показывал. И самоуверенность твоя может очень и очень плохо закончиться.
– Понимаю, Виктор Сергеевич, – отвечаю я, и от серьезности его тона мне становится не по себе.
Ведь прав он, черт возьми. Для меня все равно в большей степени это сейчас интересная логическая комбинация, интеллектуальная игра. Вот только мы не на щелбаны играем, даже не на деньги. Болотин это осознает, ему по роду деятельности со смертью чаще сталкиваться приходится. А вот я, видимо, еще не до конца.
– Все же я привык сам отвечать за свои действия, а не быть марионеткой в чужих руках, пусть даже и в самых профессиональных, – говорю ему. – Пускай потом и винить, кроме себя, некого будет.
– Ну смотри, – говорит он, – все важные действия обговариваешь с нами. Держишь нас в курсе каждого своего шага. Только так мы сможем тебя прикрыть. А без нашего прикрытия, сам понимаешь…
– Понимаю, конечно. Против нескольких вооруженных бандитов, уже привыкших убивать, я в одиночку ломаного гроша не стою.
Так что дальше мы договариваемся о явках и паролях. И только после этого хмурый сержант выводит меня на крыльцо.
Воздух утренней Ялты свеж и прохладен. Переговариваются в ветвях деревьев птицы. Отдельные, самые упорные отдыхающие уже спешат к пляжу, чтобы занять лучшие места у воды.
Я же, наоборот, шагаю в гостиницу. Спать.
– Не положено, – заявляет мне очень строгая девушка за стойкой администратора.
– Что не положено? – удивляюсь я.
– Ключи выдавать в это время. Это нарушение режима. Ключи выдаются до часа ночи и с семи утра.
– А вы зачем тут стоите? – не понимаю.