Тебе назло (СИ)
— Это ты дверь запер?
— Конечно, — спокойно отозвался он. — Я всегда это делаю сам, это моя работа.
— Открой мне дверь!
— Ты не кричи. Полдома перебудишь. — Генка посмеивался и с места не двигался, нависал надо мной, облокотившись на подоконник.
— Завьялов, впусти меня в дом.
— А зачем ты из него вышла? Среди ночи? И как, интересно?
— Не твоё дело.
— Да?
— Да.
Он хмыкнул. Потом руку мне подал.
— Давай, залезай.
— Размечтался! — Я даже отступила на шаг. — Я не полезу в твою комнату!
Генка за ухом почесал, а сам продолжал посмеиваться.
— Ну ладно, так и быть.
Он, наконец, скрылся с моих глаз, а я вернулась к парадному входу. Дверь уже была открыта, и Генка меня ждал. Даже одеться не потрудился, так в трусах и вышел. Я постаралась сделать вид, что не замечаю ничего, гордо прошествовала мимо и сразу к лестнице направилась.
— А где "спасибо"?
— Обойдёшься. — Я всё-таки оглянулась на него. Его мощная фигура хорошо смотрелась в полутёмной гостиной, что даже странно. Среди антикварной мебели стоял Генка Завьялов, в одних боксёрских трусах, руки в бока упёр, ноги чуть расставлены, а смотрелся как мраморная скульптура, каждый изгиб, словно, продуман кем-то, каждый мускул, напряжённая поза. Я поневоле засмотрелась. Каждый чёртов день из прошедших шести месяцев, я по нему скучала, и даже сейчас, глядя на него, скучаю. И люблю. Хоть, и клялась себе…
— Иди спать, — сказал Генка, и мне в его голосе послышалась насмешка. Непонятно как, но в темноте, на расстоянии, он почувствовал мою минутную слабость, и посмеялся над этим.
— И ты иди, — отозвалась я. А потом потянула пояс своего халата. Он легко развязался, а халат распахнулся на груди. Я руки опустила, чтобы он с плеч соскользнул, оставив меня в полупрозрачной комбинации. И я, добавив в голос мёда и соблазна, повторила: — Иди спать, Гена.
Я стояла на середине лестницы, и сверху наблюдала за тем, как Завьялов сделал несколько осторожных шагов, словно подкрадывался ко мне. Он подошёл к лестнице, и я ему свой халат кинула. У меня всё-таки мелькнула мысль, что Генка поднимется ко мне или хотя бы руку ко мне протянет, а он халат мой поймал, на плечо его закинул и направился в сторону своего коридора. Я только хмыкнула, наблюдая за ним, с некоторой обидой, правда. Поднялась ещё на одну ступеньку, а потом на цыпочках сбежала по лестнице. В коридор хотела выглянуть, чтобы проверить к своей ли комнате Завьялов направился, но не успела. Генкина рука возникла прямо перед моим лицом и халат мне протянула. Я в первый момент от неожиданности задохнулась, потом возмутилась, халат у него выхватила и объявила:
— Идиот.
Всё-таки когда человек настолько хорошо тебя знает, что способен предугадать твои даже самые глупые поступки, иногда это очень злит.
Неизвестно чем бы всё это закончилось, но на лестнице послышались шаги, и мы с Генкой отскочили друг от друга. Он к своей комнате направился, а я впопыхах накинула на себя халат, и вышла навстречу отцу. Тот очень удивился, увидев меня.
— Ты чего бродишь?
— На кухню ходила, — соврала я, надеясь, что спросонья он не поймёт, что я с другой стороны появилась. Чтобы ещё больше сбить отца с толка, я на цыпочках приподнялась и в щёку его поцеловала. — Спокойной ночи.
— И тебе, — отозвался Филин и едва ощутимо шлёпнул меня пониже спины, когда я мимо него пробежала. Но вслед мне всё же посмотрел, чего я, признаться, испугалась немного. Раз обернулся, значит, насторожился. Только этого не хватало. Но, не смотря на это, я когда в свою постель легла, улыбалась. И на душе было легко. А приснился мне Генка. Хотя, что в этом удивительного, после такого-то моего ночного приключения, да и заснула я с мыслями о нём. Не скажу, что мысли были очень серьёзные и хоть немного приличные. Что со всем этим делать, просто ума не приложу. Не получается у меня с самой собой договариваться, проигрываю я.
Но утром я всё равно проснулась в прекрасном настроении. Погода солнечная, настроение отличное, и я из своей комнаты появилась, улыбаясь и предчувствуя нечто удивительное, что обязательно должно сегодня произойти. Сама на себя удивлялась, не понимая, откуда взялось такое воодушевление.
В кухне, на столе, обнаружилась большая миска с клубникой. И рядом никого. Я выбрала самые крупные ягоды и села на широкий подоконник, в окно посмотрела, на цветы в саду. Всё-таки, что не говори, а дома хорошо. И спокойно. И хоть Ника утверждает, что в Яблоневке теперь не протолкнуться, за высоким забором этого не чувствуется.
— Доброе утро.
Я ягоду прикусила и тогда уже посмотрела на вошедшую Светлану. Кивнула ей, правда, без особой радости.
— Доброе.
— Вы рано проснулись.
Она, что же, думает, что я до обеда всегда сплю? Меня принцессой совсем по другой причине называют.
— Я всегда в это время просыпаюсь, — пояснила я.
— Я тоже люблю рано просыпаться. Совсем по-другому себя чувствуешь, правда? Особенно летом.
Кажется, отличное настроение этим утром не только у меня. Что весьма странно. У неё-то с чего?
Я снова отвернулась к окну, высунулась наружу, чтобы посмотреть, чему Фима так радуется, что так лает. Хвостик от клубники выкинула, а когда услышала Генкин голос и поняла, что он на кухне, от неожиданности чуть наружу не вывалилась. Ахнула, за подоконник схватилась и сама же рассмеялась. Села нормально, голову подняла и тут же встретила Генкин взгляд. Он смотрел на меня со снисходительностью и тревогой одновременно.
— Я чуть не вывалилась, — объяснила я.
— Надо осторожнее, — сказала Света, а Завьялов мне кулак показал. Светлана это вряд ли заметила, она вынимала из холодильника продукты, и я не сразу сообразила, что она собирается Генке завтрак готовить. Наблюдала за её действиями в замешательстве, не понимая, с какой стати она это делает. Что за семейная идиллия ни с того, ни с сего?
Завьялов же на часы посмотрел, потом воротник рубашки поправил, а сам всё на меня исподлобья посматривал.
— Пять минут, Ген.
Он снова на меня глянул, а Свете сказал:
— Не торопись.
Я же непонимающе вздёрнула брови.
— А что, у нас больше нет кухарки? — поинтересовалась я на всякий случай.
Генка подозрительно насупился, даже отвернулся от меня, а Света глаза на меня подняла и улыбнулась.
— Гена уже привык, что я ему завтрак готовлю.
— Правда? — повторила я вслед за ней, чувствуя, что настроение моё отличное внутри тугим узлом закручивается. Ногу на ногу закинула, а пальцы сами собой в край подоконника вцепились. Смотрела, как Света ловко нарезает хлеб, разбивает в тарелку яйца, у неё даже ни одной скорлупки в тарелку не попало. Потом куски хлеба в молоко окунает.
— Замечательно, — проговорила я, понимая, что раздражение своё надо куда-то выплеснуть, иначе я попросту задохнусь. — Нет, это, правда, очень хорошо. А то ведь Завьялов у нас совершенно дикий тип. Без твёрдой женской руки точно пропадёт.
Генка кинул на меня свирепый взгляд, приказывая замолчать, а вот Света на меня через плечо обернулась и рассмеялась.
— Ничего, я переучу.
— Да?
— Мужчины, они все такие. Сначала сопротивляются, а потом уже вспомнить не могут, как одни жили. На этом их холостяцкие привычки исчезают.
— Может, хватит уже? — рыкнул всё-таки Генка. — Я, вообще-то, здесь стою.
— Так мы не про тебя, Геночка, — успокоила я его, — а про мужчин.
У него такое лицо стало, презрительно-насмешливое, второе его "Я" вылезло во всей красе. Я даже пожалела, что Света не видела его в этот момент, отвернулась очень не вовремя, своими гренками дурацкими занялась. А я спиной к стене прислонилась, одну ногу на подоконник поставила, принимая вызывающую позу и поглядывая на презрительно ухмыляющегося Завьялова с вызовом. А потом клубнику к губам поднесла и очень медленно, со смаком откусила, а следом и языком по губам провела. Генка сразу напрягся, долгим взглядом меня окинул и поспешил из кухни выйти. Сбежал, по-другому не назовёшь. Мужик, называется.