Сталин и Рузвельт. Великое партнерство
Рузвельт решил оставить решение за самим Маршаллом. Он поручил этот вопрос Гарри Гопкинсу. Гопкинс появился у Маршалла до обеда на следующий день после прибытия в Каир. Как описывал это Маршалл, Гопкинс «сказал мне, что президент был в некоторой степени озабочен вопросом моего назначения… Я постарался дать ясно понять, что совершенно искренне приму любое решение президента, каким бы оно ни было… Я отказался высказать свое мнение по этому вопросу. На следующий день президент позвал меня к себе на виллу… В ответ на его вопросы я повторил еще раз, что не стану оценивать своих способностей, это должен сделать только президент. Я вновь дать понять, что, каким бы ни было решение, я всем сердцем приму его… В завершение нашего разговора президент заявил: “Я чувствую, что не смогу спать по ночам, если вас не будет в стране“» [286].
Телеграмма Рузвельта Сталину о его выборе в пользу Эйзенхауэра в качестве командующего экспедиционными силами в операции «Оверлорд», как обычно, была направлена из Штабной комнаты в Вашингтоне, где она была зашифрована и адресована в американское посольство в Москве, а там расшифрована и перепечатана. Понимая ее важность, Гарриман, взяв с собой Болена, чтобы тот смог немедленно перевести сообщение, лично доставил ее Молотову в Кремль. Как услышал Гарриман, Молотов позвонил Сталину и сообщил ему эту новость. После того как Сталин повесил трубку, Молотов объявил Гарриману довольно сухо: «Маршал Сталин доволен этим решением. Он считает Эйзенхауэра опытным генералом, особенно в командовании крупными силами и десантными операциями».
На самом же деле Сталин был так рад, что заключительная часть мозаики – назначение командующего «вторым фронтом» – наконец-то сложилась, что он собственноручно отредактировал телеграмму, направленную Рузвельту: «Приветствую назначение генерала Эйзенхауэра» [287].
В течение последнего вечера в Каире, согласно воспоминаниям Эллиота, его отец хотел разговаривать лишь о том, что являлось краеугольным камнем достижения, которого он добился, в течение месяца находясь вдали от дома, – об Объединенных Нациях: «Американцы – конгрессмены, газетные обозреватели – говорят об Объединенных Нациях, как о чем-то существующем только в связи с войной. Имеется тенденция нападать на них, заявляя, что мы едины лишь потому, что к единству нас вынуждает война. Но не война является подлинно объединяющей силой. Такая сила – мир. Только после войны я смогу добиться, чтобы Объединенные Нации были поистине Объединенными Нациями» [288].
На пути домой президент писал Дейзи Сакли: «Поездка почти вся была приятной, особенно русские» [289]. Он испытывал чувство удовлетворения также в связи с тем, что во время этой поездки ему на подпись Конгрессом было представлено сорок четыре законопроекта. Он наложил вето на два. Все законопроекты были возвращены в Конгресс в установленный срок. Когда Рузвельт увидел, как беспокоился Стимсон из-за того, что Черчилль мог уговорить его отложить операцию «Оверлорд», он сказал ему: «Я вернул “Оверлорд“ в целости и сохранности и в готовности к реализации» [290]. В результате Стимсон сообщил журналистам на пресс-конференции, что, прочитав только что протоколы конференции, он взволнован осознанием того, что было достигнуто: «Учитывая, конечно же, что характер и детали этих решений не могут быть преданы огласке, тем не менее, могу сказать, что присутствие на конференции премьера Сталина и его спутников, в том числе маршала Ворошилова, внесло значительный вклад в обеспечение успеха конференции. Ощутимо способствовала решению ряда давних застарелых проблем также удивительная способность маршала Сталина к разумному анализу и его справедливое отношение к делу».
Стимсон почти всегда соглашался с решениями Рузвельта, хотя он никогда не мог понять, как президент мог вырабатывать правильные решения, поскольку его мышление было скорее интуитивным, чем логическим. Кроме того, Стимсон не был политиком, и он не понимал всех нюансов и тонкостей общения Рузвельта с окружающими. В этой связи в его дневнике была масса критических замечаний в отношении того, каким образом у Рузвельта получается добраться из пункта А в пункт Б, даже если пункт Б, как правило, и являлся желанным результатом для Стимсона. Ознакомившись со всеми протоколами Каирской и Тегеранской конференций, Стимсон упустил тот факт, что Рузвельт позволил Черчиллю зайти настолько далеко, поскольку это отвечало его цели: в полной мере продемонстрировать сильные антисоветские настроения Черчилля и его предвзятость. Так, Стимсон писал:
«Я благодарю Господа, что Сталин был там. На мой взгляд, он спас ситуацию. Он вел себя прямо и решительно и энергично отмел все попытки премьер-министра увести переговоры в сторону, что порадовало мое сердце. К моменту его прибытия наша сторона была в невыгодном положении. Во-первых, потому, что президент достаточно слабо владел ситуацией и влиял на нее довольно бессистемно, а во-вторых, потому, что Маршалл, на котором лежит вся полнота ответственности, настойчиво пытается в большей или меньшей степени держаться в стороне, поскольку чувствует, что он является заинтересованной стороной. Поэтому первая встреча, проведенная до прибытия Сталина, как можно было понять из протоколов, оказалась довольно обескураживающей, без четко координированных нашими представителями результатов. Но когда появился Сталин со своим генералом Ворошиловым, они смогли полностью изменить ситуацию, поскольку перешли в наступление, отстаивая необходимость проведения операции “Оверлорд“. Они поддержали мысль о проведении вспомогательной наступательной операции на юге Франции и высказались категорически против отвлекающих действий в восточной части Средиземного моря. В конечном итоге Сталин вышел в этот день победителем, и я был в восторге от этого» [291].
Стимсон был не одинок в своем беспокойстве (что отразилось в его дневниковых записях) по поводу бессистемности в действиях Рузвельта и кажущегося отсутствия в них четкой направленности. На это довольно часто жаловались те, кто работал на президента. Однако в то время никто не мог в полной мере понять истинных мотивов действий Рузвельта.
Как стало известно послу Гарриману, после конференции советское правительство предприняло активные шаги, чтобы разъяснить важность ее итогов для обычных трудящихся, которые в противном случае не смогли бы ничего узнать о новой роли России на международной арене и ее новых союзниках. Посол Югославии рассказал ему, что, по словам одного из рабочих, «для каждой бригады на заводе было проведено собрание, и “политработник“ объяснил существо принятой на конференции декларации и ее значение. Рабочим предлагалось задавать вопросы».
Рузвельту писали многие американцы, заявляя ему о поддержке результатов конференции. Так, например, экипаж корабля ВМС США «Джордж Вудворд» написал ему: «Та замечательная задача по устранению фашистских держав, которую Вы, наш президент, премьер-министр Уинстон Черчилль и премьер Сталин поставили перед собой… будет увековечена на страницах будущей истории». 155 представителей Союза рабочих электропромышленности, радиопромышленности и машиностроения писали: «Мы с радостью приветствуем решения этой конференции, проведение которой означает близкую и решительную победу».
Первые страницы всех американских газет пестрели заголовками о достижениях «Большой тройки» в Тегеране.
«Согласованное наступление трех держав по всем фронтам, направленное на достижение основной цели союзников в войне – разгрома германской армии, – и послевоенное устройство мира сегодня, после встречи Рузвельт – Черчилль – Сталин в Тегеране, похоже, стали на один шаг ближе», – написал 6 декабря в «Нью-Йорк таймс» Джеймс Рестон. В январе прошлого года журнал «Тайм» назвал Сталина «Человеком года»: если бы не Сталин, «то Гитлер стал бы бесспорным хозяином Европы». Теперь этот журнал писал о Сталине следующее: «Начиная с зимнего наступления, организованного в ноябре 1942 года, под его руководством советские войска отвоевали около 325 тысяч квадратных километров своей выжженной земли, оставляя позади себя тысячи немецких трупов. Его тень пала уже на Восточную и Южную Европу. Но теперь Сталин больше не является одиноким победителем, каким он был в 1942 году. Теперь он после настойчивых попыток добился сотрудничества с другими великими державами».