Владимир Набоков: русские годы
Чуть позже, в том же 1917 году, возможно, на крымской вилле, где он жил вместе с братом, Владимир принялся составлять свои первые шахматные задачи — занятие, ставшее впоследствии второй внелитературной страстью, клапаном для избыточной творческой энергии, площадкой для отработки художественной стратегии 7. Набоков не был столь блестящим собеседником, или шахматистом, или игроком в русский скрэббл, как того можно было бы ожидать. Чтобы расположить фразу, шахматную фигуру или анаграмму элегантно, изящно, экономно, придав им необходимую двойственность или — тем более — множественность значений, ему требовалось время — или частица вечности. Набоков обнаружил, что составление шахматных задач требует того же напряжения мысли, что и сочинение стихов, — фокусировки душевных лучей, которая способна прожечь само время. Как сам Набоков блестяще объясняет в своей автобиографии, он пришел к мысли, что отношение между романистом и читателем подобно отношению между составителем шахматных задач и воображаемым разгадчиком 8. Когда он сочинял шахматные задачи или стихи, отсутствие непосредственного партнера скорее раскрепощало, чем сковывало его. Если в беседе или шахматной игре партнеры подвластны времени, то в этом случае они могут преодолеть время усилием своего воображения, подобно прыжку шахматного коня. Разумеется, восемнадцатилетний Набоков не мог еще сочинять стихи и задачи, удовлетворявшие этому критерию. Но не будь у него такого склада ума, для которого шахматные задачи есть приглашение к творчеству, и не пройди он школу шахматной композиции, он никогда бы не написал свои зрелые шедевры, где тщательно обдуманное согласование отдельных частей сбивает замки на дверях времени.
Володя и Сергей недолго оставались в Гаспре одни. В течение 1917 года настоящий поток аристократов и интеллигенции из столиц хлынул на русскую Ривьеру. В начале года в ту же усадьбу, что и Набоковы, приехала певица Анна Ян-Рубан, племянница Петрункевича, с мужем Владимиром Полем — пианистом и композитором. Неподалеку в Ялте поселились другие члены набоковского клана. Старший брат Владимира Дмитриевича Сергей с семьей (Сергеевичи), которых Володя довольно хорошо знал, жили в Крыму с 1915 года. Дети старшего брата В.Д. Набокова Дмитрия (Дмитриевичи) с матерью (Лидией, урожденной Фальцфейн) и ее вторым мужем (Николаем фон Пейкером) сначала показались Владимировичам чужими и, в свою очередь, нашли Владимира высокомерным и чопорным, пока не познакомились с ним ближе весной 1918 года. И всего через несколько дней после приезда Владимира и Сергея в Гаспру к ним присоединилась мать с сестрами, которые из всего семейного состояния привезли с собой лишь некоторые драгоценности, спрятанные в жестянках с туалетным тальком 9.
II
В Петрограде В.Д. Набоков, быстро теряя надежды на успех, участвовал в работе различных организаций, оппозиционных большевикам: Центральном комитете партии кадетов, Петроградской городской думе, в недавно организованном Комитете спасения родины и революции, состоявшем в основном из социалистов. Как член Всероссийской комиссии по выборам в Учредительное собрание, 9 (22) ноября он опубликовал воззвание к народу России. В воззвании говорилось, что попытка захвата власти, которая привела к дезорганизации, анархии и террору, приостановила работу Комитета. Необходимо, однако, использовать малейшую возможность для проведения выборов в Учредительное собрание, на которое возлагает надежды вся страна. Срыв выборов, писал В.Д. Набоков, — это преступление против страны 10. В ответ большевики закрыли газеты, напечатавшие эту прокламацию, и разгромили редакцию «Речи». Несмотря на все беспорядки, выборы состоялись в намеченные сроки — 12–14 (25–27) ноября, и, поскольку большевики не смогли фальсифицировать их результаты, значительное большинство мест в Собрании обеспечили себе эсеры 11. Против большевиков проголосовало более трех четвертей всех избирателей.
23 ноября (6 декабря) большевистский прапорщик по приказу, подписанному Лениным, арестовал «кадетскую» комиссию по выборам прямо на ее утреннем заседании. В течение пяти дней В.Д. Набокова вместе с его коллегами (человек 12–15) держали под стражей в узкой, низенькой, тесной комнатке в Смольном. Вечером пятого дня лохматый матрос объявил «именем народной власти», что они свободны. Даже арест и заключение не нарушили присущего Владимиру Дмитриевичу спокойствия, и прямо из-под ареста он поспешил в Мариинский дворец на благотворительный спектакль в пользу Литературного фонда, председателем которого он по-прежнему являлся. На следующий день должно было начать работу Учредительное собрание; явившись утром в Таврический дворец на заседание комиссии по выборам, Владимир Дмитриевич узнал, что лидеры кадетов, графиня С.В. Панина, А.И. Шингарев, Ф.Ф. Кокошкин и князь П.Д. Долгоруков, несколько часов назад арестованы. Хотя комендант приказал комиссии разойтись и в зал были введены вооруженные солдаты, члены комиссии продолжили свою работу, ожидая, что их с минуты на минуту начнут разгонять силой. Однако им позволили закончить заседание, и, «исчерпав все предметы», они разошлись, условившись собраться на другой день 12.
29 ноября в 10 часов утра Владимир Дмитриевич вышел из дому и по дороге прочел декрет об аресте и привлечении к суду всех руководителей кадетов — «партии врагов народа» [46]. В тот день друзья уговорили его уехать в Крым. Ему повезло: «по невероятной случайности» он получил в конторе спальных вагонов билет 1-го класса и место до Симферополя. Опасаясь нового ареста, он не вернулся домой и по телефону отдал распоряжения слуге, который принес в условленное место заплечный мешок с вещами. Снарядившись таким образом, Владимир Дмитриевич уехал из Петербурга 13.
3 (16) декабря В.Д. Набоков прибыл в Гаспру. Наслушавшись рассказов отца о событиях в столице, возмущенный Владимир в тот же день написал стихотворение «К свободе» (ныне печатающееся вторым в сборнике его избранных стихов):
И, заслоняя взор локтем окровавленным,обманутая вновь, ты вновь уходишь прочь,а за тобой, увы, стоит все та же ночь 14.III
В конце 1917 года Крым оказался в водовороте трех основных политических течений: социал-революционного, преобладавшего в сельской местности и в земствах; националистического — среди татар, составлявших треть населения и в период безвластия 1917 года образовавших свой собственный парламент, и анархического — среди солдат и матросов в портовых городах, и особенно в Севастополе, где находилась база Черноморского флота. Хотя непокорных матросов Севастополя переполнял революционный дух, они не проявляли склонности к большевизму, пока из Петрограда в конце года не прибыли вооруженные до зубов балтийские матросы. Захватив в декабре севастопольские Советы, большевики получили власть в городе и устроили первую крымскую бойню (было убито более ста офицеров) 15. В остальных районах Крыма обстановка оставалась спокойной, так как татарские отряды контролировали подступы к Симферополю.
Спокойствие сохранялось месяц. По воспоминаниям Набокова, через несколько дней после приезда отца в Гаспру они вдвоем помогали последнему старому слуге перенести тяжелую кушетку из усадьбы в домик для гостей: «Вот так, — заметил с улыбкой Владимир Дмитриевич, — ты понесешь мой гроб к могиле» 16. Теперь, когда В.Д. Набокова лишили возможности заниматься политической деятельностью, он смог посвящать семье больше времени, чем когда бы то ни было прежде. Днем или вечерами Набоковы бродили по парку и садам Гаспры, где были собраны деревья из разных климатических зон: гималайские кедры, кипарисы, пальмы и дубы, или совершали большие прогулки под декабрьским солнцем: на восток — в Ялту с ее пыльной набережной; на запад — в Алупку, мимо шишковатой Ай-Петри, самой высокой из здешних гор; вдоль берега — мимо соседних усадеб, более роскошных, чем Гаспра 17. Когда в начале декабря Владимир начал новый альбом стихотворений, он назвал его «Цветные камешки» — быть может, потому, что отшлифованные морем камни и осколки стекла напомнили ему раннее детство и пляж в Биаррице.