Боташка (ЛП)

— Слушай, Шпиц, твой отец потрясающий!
В этот момент он демонстрировал различные способы застрелить нападающего на бегу. Думаю, захват был впечатляющим, но не неожиданным. Парень был вдвое меньше его, а папа, бывший полузащитник, напал сзади. На мой взгляд, несправедливо.
Услышав это, сидевший в ряду перед нами учитель статистики мистер Вудрафф завертелся в своем кресле, было видно, что он взволнован.
— Так ты говоришь, там твой отец?
Мистер Вудрафф, очевидно, был под чарами Ника Шпица.
— Ну да, ― ответила я, стараясь, чтобы мой голос не звучал горько.
— Ты счастливая девочка, ― заметил он и отвернулся.
Я поморщилась.
Папа и другие офицеры перешли к презентации. В презентации было несколько слайдов, на одном из них была изображена круговая диаграмма, на которой отображалось количество жертв по городу. На другом – определения разных видов преступлений и сроки тюремного заключения для каждого, реклама отдела, в том числе качества, которыми должны обладать потенциальные кандидаты. А на последнем – изложение способов, как соблюдая закон, граждане могут помочь при борьбе с преступностью в собственных кварталах. Ну а под конец мой папа вещал какую-то ерунду о том, что молодежь  – наше будущее и может изменить мир.
Когда нескончаемая  социальная реклама все же закончилась, все зааплодировали. Мы с Хукер держали руки на коленях. Я была уверена, что она сделала это скорее для того, чтобы поддержать меня, но жест я оценила.
Учащимся старших курсов нужно было оставаться и задавать вопросы, пока копы спускаются к зрителям. Папа ни разу на меня не посмотрел. Даже когда вопрос задал парень, сидевший справа от меня – Эверетт Понс, совершеннейший лизоблюд. Я же будто была невидимкой. Что меня вполне устраивало – ведь мне не придется перекидываться словами с этим придурком.
Учащиеся начали расходиться. Я уже подумала, что, наконец, осталась одна, когда знакомый голос произнес:
— Даже не поздороваешься со мной, да?
Я глубоко вздохнула и повернулась.
— Привет, пап.
Мой голос звучал жестко, но ничего не поделаешь. Вот он, помощник шерифа Ник Шпиц, борец с преступностью, почитаемый полицейский, получивший награды «Офицер» и «Хреновый отец десятилетия». Последняя – награда лично от меня. Он был героем для всех, кроме меня, и на то были причины.
— Привет, Салли, доченька, — сказал он, словно мы болтали каждый день. — Как поживает твоя мать?
Я ненавидела, когда он меня так называл.
— Мама – фантастически.
— Все еще работает в банкетном зале?
— Да, ― сказала я, счастливая впервые с тех пор, как увидела его. — Два месяца назад ее хорошо повысили.
Его улыбка стала шире.
— Что ж, это замечательно. В этой области далеко не пойдешь, но это просто потрясающе. Рад слышать, что она движется вперед.
«Правильно», — подумала я. — «Двигается вперед и добивается успехов без какой-либо помощи от тебя».
Маме потребовалось много мужества, чтобы оставить Великого Ника Шпица, когда мне было всего пять, но она вышла из плохих отношений, вырастила меня самостоятельно и процветала на работе, которую любила. Несмотря на оскорбления отца и его постоянные нападки, она была борцом. Успех мамы на работе должен был уязвить отца. Я надеялась, что это так.
— Вижу, ты так и носишь свою странную одежду, — он показал на мой, зеленого цвета галстук «Йода знает лучше всех», и покачал головой. — Не понимаю, как ты собираешься привлекать мужчин, нося всю эту несуразицу.
И тут появился Бекс.
Положив нежную руку мне на локоть, он спросил:
— Сэл, ты в порядке?
— Все хорошо, — ответила я. На этот раз его прикосновение, казалось, придало мне сил.
Хукер пробормотала:
— Хочешь, чтобы я врезала ему по лицу?
Я покачала головой, гадая, когда это выражение успело стать таким популярным.
— Возможно, я ошибался, — сказал папа, долго разглядывая Бекса. — Ты встречаешься с моей дочерью? Если хотите знать мое мнение, это немного странно.
— Да, это так, ― ответил Бекс резким тоном, — но вас никто не спрашивал.
Папа поднял руки вверх.
 
— Спокойно, сынок, я просто констатирую факты.
Бекс на это не купился.
— Я вам не сынок.
— Хорошо, хорошо, — сказал папа, с натянутой улыбкой. — Не нужно злиться. Я просто говорю, что Салли не типичная южная красавица. Для этого в ней слишком много от матери.
Хорошо, сейчас даже я хочу врезать ему по лицу, но прежде чем смогла поднять руку, прежде чем моя ладонь сжалась в кулак, вмешался шериф.
— Как там дела, Ник?
Его выцветшие глаза переходили с одного лица на другое и остановились на мне.
— Ну, — продолжил он, глядя то на меня, то на моего отца. — Не знал, что у тебя есть ребенок.
— Да, сэр, — папа улыбнулся, будто только что не сказал моему Ф.Б.Ф., что я страшная. — Моя Салли – единственное, что у меня есть.
«Как мне повезло», — подумала я.
Шериф, положив руки на бедра, набрал побольше воздуха в грудь.
— Ты, должно быть, очень гордишься. Я просто не могу в это поверить. Ник склонен к розыгрышам. Скажите, юная леди, вы, правда, дочь помощника Шпица?
— Нет.
Слова вылетели у меня изо рта, прежде чем я успела подумать. Не знаю, что на меня нашло... но это было очень хорошо.
— Салли, — прошипел папа, но я проигнорировала его.
— Нет, — повторила я, — я дочь Марты Николс.
Шериф нахмурил брови и спросил:
— Но разве Ник тебе не отец?
Сейчас был настоящий момент в духе «Звездных войн». Искушало желание закричать  «Не-е-е-ет!» в верхней части моих легких, как  это сделал Люк, когда Дарт Вейдер раскрыл свое происхождение. Возможность увидеть лицо отца была слишком велика, чтобы сопротивляться. Вместо этого я решила проявить благородство.
— Наверное.
Я пожала плечами и посмотрела на своих друзей. Они оба улыбались.
— Мы должны вернуться в класс.
— Ты такая же, как твоя мать, — сказал папа мне вслед.
Остановившись, я повернулась.
— Тебе виднее.
Хукер так гордилась мной, что остаток дня называла меня суперШпиц. Бекс не переставая улыбался, а я была на седьмом небе от счастья. Противостояние ему, моей маме, себе самой – это лучшее упоение властью. Я была свободна, освобождена. На секунду подумала о том, чтобы стать феминисткой. Даже несколько часов спустя адреналин все еще циркулировал по моим венам. В моем организме эндорфины вырабатывались так активно, что я еще долго чувствовала себя свободной и счастливой. То, что произошло между пятым и шестым уроками, было результатом этого чувства – или, по крайней мере, так я себе говорила.
Это была не ревность. Ни в коем случае, я выше всего этого. Камень силы и убеждения. Мое чувство справедливости было проверено, когда я увидела Твайлу Корниш, которая красовалась возле Бекса в коридоре, руками вцепившись в его правую руку и прижимаясь телом к его боку. В моем животе стала разгораться ярость. С меня хватит женщин, бросающихся на моего бойфренда. Поправочка – фиктивного бойфренда… но по поводу фиктивного – не общеизвестный факт.
«Дело было не в зеленоглазом монстре», — убеждала я себя, когда шагнула прямо к Бексу и очкастой разлучнице, оторвала от него ее руки, и потянула Бекса в кладовую, где мы начали все это дело больше недели назад. Речь шла о самоуважении.
Когда прозвенел звонок, посмотрела на него. Я пропустила первую часть британской литературы, моего любимого урока.
— Что-то не так? — спросил Бекс.
Ну да, как будто он не знает.
— Почему ты так на меня смотришь, Сэл?
— Болдуин Юджин Чарльз Кент, ich kann es nicht fassen (прим.: с немецкого Не могу поверить), — фыркнула я, поддавшись воздействию своего гнева. — Wir hatten eine Abmachung, kannst Du Dich daran noch erinnern (прим.: с немецкого У нас было соглашение, ты помнишь об этом)?
Бекс казался растерянным.
— Что?
― Oh, hör auf, so zu tun. Du weisst genau, was ich meine (прим.: с немецкого О, хватит притворяться! Ты знаешь, что я имею в виду).