Лорды гор. Да здравствует король!

— Испытай, не помешает.
Процедура, которой меня в детстве подвергли на каменном мосту, повторилась и опять сильно разочаровала кардинала. Даров у меня опять не обнаружилось.
Зато вновь вдохновился третий советник, герцог Виннибор:
— Раз доказано, что его высочество — не колдун, то костер не обязателен, и ваш покорный слуга снова взывает к милосердию, мой государь. Яд в чаше — куда более благородная смерть!
Всё шло к тому, что смошенничать королю не удастся, и Рагар наконец выложил козырь.
— От имени и по праву Белых гор! — прокатился рокот его голоса, и в душном зале внезапно повеяло грозовой свежестью. Все замолчали, недоуменно таращась на моего скромного телохранителя, ставшего неожиданно грозным. — Считаю приговор преждевременным, король равнин. Я не услышал здесь имени еще одного важного свидетеля. Не опрошен некий Дирх.
Скрещенные пальцы, заслонявшие лицо короля, дрогнули.
— Он мертв! — взвизгнул Шаэт.
— Есть способы допросить и мертвеца, — вмешался Рамасха. — От имени императора Севера я требую, чтобы этот свидетель был допрошен.
— Протестую! — колыхнулся кардинал. — Дьявольщина, колдовство!
— Труп исчез, — злорадное замечание Агнесс.
— Уже найден, — усмехнулся вейриэн.
— Несите! — приказал король, заткнув кардинала яростным взглядом.
Хладного свидетеля внесли.
Невозможно передать, что я пережила, когда рассмотрела «труп», поднявшийся после того, как Рагар вынул у него из-под лопатки ставший невидимым сельт.
Не скажу, что негодяй был похож на меня, как отражение в зеркале, — его черты были более грубыми и мужественными, но несомненное сходство имелось. Последний фаворит короля Дирх обладал прямыми черными волосами, торчавшими ежиком — немыслимая прическа для придворного, которой не стеснялась лишь я. На его бледном лице с широким лбом и узким подбородком вызывающе сверкали зеленые глаза, а губы, чуть тоньше моих, надменно кривились. И стремительные движения, когда он подошел к трону и встал на колено, и резкий, какой-то птичий, поворот головы — были моими.
Меня ударило это сходство по сердцу. Захотелось выпить яд немедленно, потому что ты, чистый мой Дигеро, смотрел на это и так же, как я, все понял о любовной страсти короля к наследнику. На это смотрел Рамасха — будущий император и серьезный политический соперник или союзник. И это видели и знали мои будущие подданные.
Невозможно было нанести упреждающий удар по моей будущей короне искуснее, чем нанесен этот. В памяти людей наши лица неизбежно сольются — наследника и любовника. Уже слились, если вспомнить гнилые слова белобрысого лорда Наэриля. А значит, и беды королевства, и проклятия будут приписаны мне.
Пока все завороженно пялились на ожившего, но еще ничего не понимающего Дирха, которого начал допрашивать судья, я с презрением глянула на Роберта и вздрогнула: король пристально смотрел на меня, и столько вины было в этом взгляде, и мольбы о прощении и еще что-то такое пронзительное, от чего в груди стало еще больнее.
Дирх, осознав наконец, что находится уже не в будуаре, а на королевском суде, во всем признался. Назвал и участников заговора: и обеих старших принцесс, и первого советника, ныне графа Шаэта, и еще пару имен. Его наглость была изумительна.
— Да, я потерял голову от любви, мой обожаемый государь… от любви ко всему, что исходит от тебя, — с усмешкой щурился Дирх. — И я же не отказываюсь жениться на твоей дочери, заметь. Если нужно, то ради тебя я пойду и на этот подвиг.
— Он лжет! Выгораживает принца! — прошипел Шаэт. — Какая вера может быть посмертным показаниям трупа, чья жизнь сосредоточена сейчас в руках вейриэна — в сельте, вынутом из его сердца? Он скажет то, что захочет «снежный дьявол»!
— Принца?! — совсем не похожий на труп зеленоглазый фаворит, вытянув шею, заозирался по сторонам, увидел Рагара.
А потом узрел меня.
Наши взгляды встретились, и он вдруг покачнулся, как от удара, и переменился в лице. Разительно. Его сходство со мной мгновенно уменьшилось, словно подул ветер, стирая рисунок на песке.
 
Забыв и о короле, и о допросе, и о глазевших придворных, Дирх рухнул на колени и пополз в мою сторону, и в его голосе звучал отчаянный, неподдельный страх:
— Ваше высочество! Простите меня, мой принц. Я… это чудовищная дерзость, понимаю… Но я же не знал! Ваш отец ничего не сказал мне! Никто не сказал! Я готов искупить, клянусь… Я бы никогда не осмелился, никогда. Я же не знал, кто…
Рагар тихо ругнулся на языке айров, щелкнув ногтем по лезвию сельта в руке, и Дирх замертво рухнул лицом в каменную плиту.
А я ничего тогда не понимала. Я же тоже не знала, светлый мой Дигеро, взиравший на происходящее с брезгливым отвращением, я еще ничего не знала ни о себе, ни о той пучине, в которую меня еще до рождения погрузила моя странная судьба.
Это был один из самых страшных дней в моей жизни, сравнимый только с тем днем, когда впервые разрушились иллюзии моего детства — когда в горах перед взором предстали руины нашего замка, принявшего истинный облик, и когда бабушка и дедушка взлетели в небо на серебристых крыльях, а я узнала, что мне всегда лгали.
Не потому страшный, что сейчас мне грозила казнь, — ложность обвинений в насилии легко доказать, просто раздевшись. Нет, не поэтому. А потому, что приоткрылась еще одна бездна.
Темный вейриэн, слуга Тьмы, полз ко мне и непритворно трепетал передо мной.
Почему? — спрашивала я себя, цепенея от ужаса. Не потому ли, что его владыке стала известна моя суть, а Дирх прекрасно знает моего жениха? Какого-то темного князя. А значит, меня совсем скоро ждут Темная страна и куда более страшная смерть, чем чаша с ядом.
Король, привставший, оперев руки о подлокотники, чтобы ничего не пропустить из дичайшего бреда фаворита, опустился на сиденье и расхохотался.
— Дирх! Вот оно что, оказывается… Вот это подарок!
Фаворит, из которого, казалось, жизнь ушла в очередной раз, вдруг приподнялся и, повернув голову к государю, брезгливо процедил:
— Не подавись дарами, Роберт Сильный. Ты жив до сих пор только благодаря мне, и даже не представляешь, сколько раз я дарил тебе жизнь.
— Взять его под стражу, — махнул рукой король.
— Ты видишь, мой государь, слова этого свихнувшегося мертвеца ничего не стоят! — торжествующе заключил Шаэт.
— Ты прав, советник, ровным счетом ничего не стоят, — согласился Роберт, задумчиво прищурившись на меня.
— Не допрошен еще один свидетель, — спокойно сказал Рагар. — Принцесса Виолетта.
После короткого, но выразительного рассказа принцессы под стражей едва не оказались обе старших сестры А. и Шаэт. Но поднаторевший в дворцовых интригах новоявленный граф и первый советник заявил, что Виолетта — тоже труп, находящийся под властью вейриэна.
Принцесса хладнокровно уколола себе пальчик, продемонстрировав живую горячую кровь. Тогда потомственный степной шаман начал утверждать, что девушка околдована горным демоном Рагаром и ее показаниям верить нельзя.
— В таком случае следует выслушать саму пострадавшую, принцессу Виолу, — пожал плечами мой наставник.
И я вспомнила ее лицо в том проклятом будуаре и представила, как все эти жадные глаза сплетников и ничтожеств будут разглядывать опозоренную девушку, как эти отвратительные придворные рожи будут сочувственно или скабрезно улыбаться, как грязные лапы начнут рыться в ее измученной душе и смаковать подробности, а Шаэт обвинит ее во лжи. И мне стало мучительно, невыносимо мерзко.
Невозможно было допустить еще и это ее унижение.
— Довольно! — громко сказала я, сделав шаг вперед. — Я признаю свою вину.
— Ваше высочество! — стремительно повернулся наставник, но я на него не смотрела. Избави боже.
— Ваше высочество! — взвился Рамасха и тоже не был удостоен взгляда.
Фаворит Дирх не отличился оригинальностью, но, издав тот же возглас, заорал, что только он во всем виноват. Такие вот страсти.
Во время этой перепалки Виола все-таки вошла в зал.