1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 (СИ)

И армию мне тоже придется перетряхивать основательно, чтобы к войне серьезно подготовиться. И дисциплину на оборонных предприятиях придется укреплять жесткими методами, поскольку другие просто не помогут ликвидировать разгильдяйство, преступную халатность, а то и прямое вредительство, которое тоже не сказка, а имеет место, поскольку многие недовольные властью гадят исподтишка. Но, с другой стороны, нужно постараться заменять виновным расстрелы работами в трудовых лагерях. Тогда для страны будет пользы гораздо больше, да и сохранятся шансы, что невинно осужденные доживут до пересмотра дел. А ошибок при массовых зачистках, разумеется, будет немало, как ни старайся.
Человеческий фактор здесь играет гораздо большую роль, поскольку нет не только никакой цифровизации управления, но даже грамотных людей среди аппаратчиков не хватает. А надо все организовать так, чтобы провести предстоящие репрессии, которых не избежать, поскольку грандиозные преобразования в стране без чисток не обойдутся, в легком варианте, а не в том беспредельном и кровавом, который получился в моей истории. Разумеется, Сталин действовал именно так, а не иначе, потому что опасался за собственную власть, на которую претендовали не только оппозиционеры, но и «верные ленинцы», а также те партийные бюрократы, которые прочно срослись с нэпманскими капиталистами на почве материальных интересов, желая восстановления капитализма. Генсек же обладал свойством чувствовать опасность. Потому никому полностью он не доверял, действуя на упреждение. Может быть, теперь он изменится, если я стану для него надежным союзником? Или нет?
Но, далеко не все и от Сталина зависит. И не только в принятии самых важных решений, которые, как я сам только что убедился, подготавливаются коллегиально, а не по прихоти одного человека. Многое зависит и от самого народа. Как там Сталин сказал? Руководитель предполагает, а народ располагает. А народ наш сейчас, в 1928 году, еще в массе своей неграмотный! Потому надо скорее и образование как-то интенсифицировать. Иначе бракованная продукция на предприятиях станет обычным делом.
Впрочем, я знал, что так оно и было. Неграмотные рабочие гнали такой лютый брак, что даже многие танки к началу Великой Отечественной не ездили, хотя и имелись на бумаге в большом количестве. Да и снаряды к пушкам оказались некачественными. Не налажена была на должном уровне ни госприемка, ни технический контроль. И это только в военной промышленности такое положение сложилось, а что же тогда происходило в других отраслях? Полный бардак, получается? И мне придется со всем этим что-то делать. Не только дисциплину необходимо повышать на производстве, но и кадрами квалифицированными обеспечивать! Так Сталину и скажу при случае.
Теперь же надо серьезно подумать о коллективизации, раз мне поручили заняться этим вопросом. Эх, а так хочется высказаться совсем о другом! Конечно, я, как бывший оперативник уголовного розыска, не особенно разбирался в технических характеристиках и иных нюансах техники и технологии, но мог все-таки подсказать кое-что полезное. Тенденции развития я знал. Да и из политики этого периода кое-что помню. Хотя и не историк, но читал много, интересовался этим временем, желая понять, как страна так плохо подготовилась к грядущей страшной войне, и почему происходили все эти сталинские чистки.
Я мог, например, прямо сейчас подсказать промежуточный патрон, надежный войсковой автомат, объяснить перспективность применения полупроводников в электронике, предложить танки типа Т-34 с командирскими башенками, объяснить перспективы реактивной авиации и ракетного оружия, даже про атомную бомбу мог бы что-нибудь рассказать, хотя бы изложить общие принципы устройства всего этого, которые знал, как и любой человек из двадцать первого века, интересующийся наукой и техникой. Вот только, как же при имеющемся уровне развития советской промышленности все это воплотить? Значит, придется подождать хотя бы минимальных сдвигов в сторону прогресса. А пока можно, например, поддержать условное Остехбюро и на его базе попробовать создавать единичные экземпляры опытных образцов. Рассуждая обо всем этом, я и не заметил, как дошел до своей квартиры.
   
Глава 17
 
Новый день начался с Эльзы. Когда я вошел к себе в кабинет, секретарша раскладывала свежую иностранную прессу на столике возле черного кожаного дивана, но, тут же подошла и обняла меня, сказав:
— Как же я соскучилась!
Потом страстно поцеловала. А мое общее самооздоровление действовало все лучше, болячки отступали, поэтому и желание росло. Не в силах совладать с собой, я обнял ее крепче и прижал к себе ее бедра. Потом мы упали на диван вместе. Причем, она быстро устроилась сверху. Когда все уже произошло, Эльза сказала:
— Я почти не спала сегодня, всю ночь думала.
— И что же надумала? — спросил я, усевшись на диване и обняв ее.
— Думала, что уже и позабыли вы про меня, Вячеслав Рудольфович.
Я удивился:
— Что за глупости, Эльза?
— Так вы же не подходили даже ко мне всю последнюю неделю, — сказала она.
Я пробормотал:
— Неужели не знаешь, сколько дел навалилось на меня в связи с этим паскудным Ягодой и его «ягодниками»? Да и троцкисты эти, проклятые, постоянных хлопот требуют. А еще сейчас, в добавок ко всему, Сталин отсылает меня в Сибирь.
Она встрепенулась:
— Как? Он вас в Сибирь сослать собрался? За что?
И тут же выпалила:
— Я поеду с вами в ссылку! Чтобы ни случилось, я хочу быть рядом до конца!
Эльза, конечно, меня растрогала горячностью порывов, но я поспешил успокоить ее:
— Ты не так поняла. Генсек меня в командировку посылает, чтобы навести порядок с изъятием хлеба у крестьян-кулаков и начать там коллективизацию.
— Я все равно хочу ехать с вами, — сказала она решительно.
И в этот момент мы услышали, как кто-то вошел в приемную, ведь большая двойная дверь, ведущая из приемной в мой кабинет, на этот раз оказалась открытой. Мы так быстро поддались порыву страсти, что даже не подумали закрыть ее. Эльза вскочила с дивана и, быстро поправив свою зеленую юбку, выбежала встречать посетителя, которым оказался мой заместитель Глеб Бокий.
— Есть интересные новости, Вячеслав Рудольфович, — проговорил он с порога, даже не обратив внимания на мою растрепанную секретаршу.
— Закрывай двери, садись и рассказывай, — указал я ему на кресло для посетителей, а сам уселся за письменный стол.
— Так вот, моя прослушка в Горках зафиксировала телефонный звонок и длинный разговор Троцкого с Блюмкиным.
— Он же, вроде бы, до сих пор в отпуске, — сказал я, вспомнив, что Якова Блюмкина, одного из талантливых агентов ИНО, резидента в Стамбуле, Трилиссер отозвал в Москву в середине ноября прошлого года. Потом, припомнив и еще одну деталь из прочитанного мной в своей прошлой жизни в будущем, что этого Блюмкина в дальнейшем, действительно, связывали с Троцким, я задал вопрос:
— И о чем же они беседовали?
Бокий ответил:
— В том-то и дело, что о разной ерунде. И я думаю, что это какой-то шифр. Но, разгадать его пока не смог.
— Есть ли расшифровка разговора? — поинтересовался я.
И Бокий, вынув из папки машинописные листы, протянул их мне.
Там, действительно, была напечатана какая-то галиматья:
Троцкий: «Здравствуй, Яша! У нас тут большое чаепитие на пикнике. Кружок единомышленников в Горках. А ты как поживаешь?»
Блюмкин: «Ничего плохого. Рыбу ловлю потихоньку. На базар хожу и к родственникам».
Троцкий: «А ты на сома попробуй пробить лунки».
Блюмкин: «Можно попробовать. Но сом — не щука, которая спит под корягой».
Троцкий: «А на охоту не собрался еще? Медведи нынче большие выросли. Расплодились. Берлоги повсюду в лесу».
Блюмкин: «Медведи даже слишком большие. Увесистые. Обычное ружье не подойдет. Нужно удлиненное».
Троцкий: «Ну, а как с охотой на лося? Думаешь уже что-нибудь по этому поводу? Сильно советую».