1928 год: ликвидировать ликвидаторов. Том 2 (СИ)

— Удивительное дело, товарищ Менжинский, получается! Я, оказывается, с этими бандитами, которые на вашего часового напали, уже сталкивался, когда еще в Воронежском отделе ВЧК служил до своего перевода в Казань. Так вот. Они оба не местные, а залетные, из банды Коршуна. А эта банда нам много крови попортила тогда на юге от Воронежа. У атамана по фамилии Коршунов человек пятьдесят было из дезертиров, которые сбежали со службы и от красных, и от белых, да сделались обыкновенными бандитами, стали крестьян грабить по окрестностям, да на обозы нападали. Много людей поубивали при этом.
Помнится, в двадцать первом году то дело было. Таилась банда от моих чекистов. Прятались бандиты Коршуна то по оврагам, то по заброшенным хуторам, разоренным войной. И никак этих головорезов поймать нам не удавалось. А главную базу свою коршуновцы устроили в глухом лесу, в самой чаще. И когда мы вместе с отрядами милиции попытались взять этих бандитов на хуторах, они в лесу и скрылись. А сил у нас не имелось, чтобы тот огромный лес прочесывать. Вот и получалось, что тогда атаман по кличке Коршун от нас на какое-то время сбежал, уведя своих бандитов подальше в глушь.
Но мы в Воронеже посовещались и приняли решение все-таки покончить с тем Коршуном и со всеми его бандитами. Пошли мы на хитрость. Решили заслать в банду своих людей под видом остатков банды другого атамана. Мы и обставили дело так, словно бы бандиты от чекистов удирали после перестрелки и сбежали прямо в тот лес, где люди Коршуна засели. Ну и поверили бандиты, что еще одна группа таких же головорезов, как они сами, прибилась к их банде. Да еще эти пришлые слух сразу пустили, что знают, мол, где обоз будет проезжать, нагруженный ценностями, изъятыми у буржуев. Ну и польстился атаман Коршун. Пошла вся его банда на дело.
Мы же были предупреждены своими внедренными людьми, потому отменную засаду организовали в сельской местности. Под видом крытых парусиной фургонов обоза пустили замаскированные тачанки с пулеметами. Как только бандиты напали, так пулеметчики маскировку из парусины сбросили и огонь открыли. Почти всю банду тогда ликвидировать удалось. Даже главаря застрелили, убили Коршуна этого во время перестрелки. Многих и похватали. Но, некоторые все-таки удрали от нас. Немного, человек пять. В лесу они какое-то время прятались, а потом по стране расползлись. Вот уж не думал я, что здесь в Казани остатки той банды объявятся!
Рассказывал Кандыбин интересно. Так всю дорогу до аэродрома и скоротали, слушая о его подвигах. А на летном поле, когда выбрались из броневика, нас встретил ледяной ветер с колючим снегом, летящим в лицо. За большим ангаром в свете единственного прожектора тарахтел, прогревая мотор, и крутил воздух винтом неуклюжий самолет раритетного вида. Впрочем, других здесь пока и не производили. И, надо сказать, на таком воздушном драндулете лететь мне казалось делом весьма рискованным. Тем более зимой в пургу. Но, иного выхода не имелось. Потому пришлось забираться на борт.
Последнее, на что я обратил внимание перед тем, как сесть в самолет, были большие буквы на ангаре: «Горки». Так назывался местный аэродром. Специального здания аэропорта тут еще не имелось, а вместо него использовался простой ангар. Глядя на название, я подумал, что снова мне, словно бы, послано судьбой напоминание о тех самых Горках под Москвой, которые стали для меня просто каким-то роковым местом. Не отправь я туда троцкистов, и не надо было бы лететь сейчас сквозь пургу. Поехал бы Лев Троцкий в Алма-Ату, как это уже было в моей прошлой истории. И там, в далекой ссылке, он, конечно, не смог бы поднять мятеж в Москве. Теперь же, получается, я сделал большую глупость, не только оставив главного оппозиционера поблизости от столицы, но еще и собрав в Горках вместе с Троцким его соратников, что, вопреки всем моим ожиданиям, и не только моим, но и самого Сталина, послужило поводом не для грызни между ними, а для их сплочения! И с этой моей чудовищной ошибки началось изменение истории, причем, настолько резкое, что заранее просчитать все последствия уже не представлялось возможным.
 
От неприятных мыслей меня оторвал голос молодого летчика, лет двадцати с небольшим на вид, одетого в теплый летный комбинезон и в летный шлем с меховым подбоем. Приглашая занять места в тесном салоне самолетика, парень громко говорил прямо мне в ухо, перекрывая гул мотора:
— Казань — это вторая столица нашей авиации после Москвы! И самолеты здесь самые лучшие. Это немецкий «Юнкерс — 13», специально оборудованный для удобства пассажиров, так что располагайтесь, товарищ Менжинский!
Тут же он и представился, галантно подав руку Эльзе, которая уже выглядела совсем замерзшей в своем пальтишке:
— Меня зовут Егор Байдуков. Я поведу машину.
— А вы не боитесь лететь в пургу, молодой человек? — спросила Эльза, которую тоже пугала перспектива ночного полета в плохую погоду.
— Не боюсь, гражданочка. Летал уже не один раз, — уверенно ответил пилот. И добавил:
— Я в любую погоду летать умею.
— Так ведь не видно же ничего, — все еще сомневалась Эльза.
— Это на земле не видно. А когда выше облаков взлетим, то видимость прояснится, — заверил ее летчик.
А я вспомнил, что Байдуков был одним из выдающихся советских летчиков-испытателей. Кажется, с 1930 года он служил в научно-исследовательском центре ВВС. Летал он и с Леваневским и с Чкаловым, участвовал в сверхдальних перелетах через Северный Ледовитый океан, за что получил звание Героя Советского Союза. Но, это все будет потом, вернее, было в той прежней моей истории. А пока он, кажется, служил где-то под Москвой. И я не понимал, как он здесь оказался. Потому прямо спросил, проорав Байдукову в ухо, чтобы перекрыть шум самолетного двигателя:
— Насколько я понимаю, вы не в Казани службу проходите. И мне неясно, почему именно вы нас повезете?
Он немного стушевался, но ответил честно:
— Да, товарищ Менжинский, я на подмосковном аэродроме служу в Отдельном авиационном корпусе, а сюда перегонял военный самолет. Но, начальство попросило меня лететь с вами, поскольку опыт подобных полетов имею. Я же разные типы самолетов хорошо знаю, потому что их испытываю. А местные летчики лететь в пургу отказались.
— Значит, вы нас выручаете? — спросила Эльза.
Байдуков кивнул. А она, плюхнувшись рядом со мной на двухместный диванчик в заднем торце крохотного салона, похожего на автомобильный, сказала:
— Что ж, тогда полетели уже!
Удостоверившись, что мы разместились нормально, привязались ремнями и дополнительно закрылись теплыми одеялами, специально приготовленными для утепления пассажиров, летчик закрыл дверцу салона снаружи, оставив нас с Эльзой наедине. Обоих своих охранников я перед полетом отпустил, решив, что толку от них при опасном обороте событий после приземления все равно будет маловато. Я не сомневался, что если меня решат арестовать на аэродроме прибытия, то ради моего ареста пошлют достаточно большую оперативную группу, вооруженную до зубов. Сопротивление, в таком случае, будет бессмысленным, а гибель молодых бойцов в перестрелке получится напрасной и ляжет еще одним тяжелым камнем на мою совесть. К тому же, если эти парни полетят сейчас с нами, то риск погибнуть в полете увеличится для всех нас. Ведь лишние два пассажира создадут дополнительную весовую нагрузку на примитивный самолет с маломощным двигателем.
Байдуков прокричал что-то обслуживающему персоналу, оставшемуся на земле, махнул им рукой и, ловко запрыгнув в полуоткрытую кабину, расположенную перед пассажирским салоном, но полностью изолированную от него стеклом, опустил на лицо большие полетные очки. Там, внутри кабины, все это время находился второй пилот, выполняющий, видимо, обязанности штурмана, который и поддерживал обороты двигателя в режиме прогрева, пока мы грузились в это летающее «чудо» немецкой техники. Впрочем, для 1928 года, по сравнению с другими самолетами, «Юнкерс» с несчастливым обозначением модели тринадцатым номером выглядел еще не так уж плохо. По крайней мере, крылья у него имелись не в избытке, в отличие от распространенных в этом времени бипланов или «летающих этажерок», как их еще называли. «Юнкерс-13» был самым обыкновенным монопланом с низким расположением крыльев, сделанным из дюраля, немного горбатенькой формы, но, в целом, вполне сносный. В чем мы с Эльзой скоро убедились, когда самолет довольно быстро разогнался на своих лыжах по заснеженной взлетной полосе и уверенно набрал высоту, преодолев толстый слой низких снеговых облаков без каких-либо особо неприятных ощущений для нас.