Цена крови

– Но с этим выжиданием он рискует всем.
«И почему, – подумала она, – именно Свен должен быть тем человеком, которому достанется корона Англии?»
– Чем выше риск, тем больше награда, – сказал он, набрасывая плащ на плечи и устремив на нее тяжелый взгляд. – А все, что требуется вам, леди, это терпение.
– Нет у меня этого терпения, – ответила она, – и замуж я вышла не за вашего отца, а за вас.
Он завозился с застежкой своего плаща на горле – как она надеялась, это был знак, что она достучалась до него, что ее слова его обеспокоили. Эльгива снова встала прямо перед ним, отодвинула его руки и сама быстро застегнула золотое кольцо. Затем она обеими руками схватилась за тонкую шерстяную ткань и, сосредоточившись на выборе слов чужого языка, чтобы он правильно понял, что она имеет в виду, прошептала:
– Почему вы должны дожидаться своего отца? Вызовите своих людей, я же призову своих родственников. Вместе мы захватим Нортумбрию, прежде чем Этельред успеет собрать против нас свою армию. Вы станете королем Севера, а я буду править рядом с вами. После этого мы поставим на колени Мерсию, затем Уэссекс. И это сделаем мы. Не Свен.
Она возбужденно и с надеждой всматривалась в его лицо и ждала. Он был очень привлекателен, этот ее молодой супруг – она могла сказать такое об очень немногих мужчинах в Холдернессе. Сейчас его широкоплечая жилистая фигура возвышалась над ней, поскольку был он так высок, что кончик его подбородка с бородой цвета меди находился на уровне ее макушки. Она хотела, чтобы он наклонился и поцеловал ее, чтобы забыл обо всем, кроме желания сделать ей приятное. Она хотела, чтобы он завоевал Англию и бросил к ее ногам.
Однако устремленный на нее взгляд был холоден.
– Всем, что у меня есть, я обязан своему отцу. Моя преданность и покорность его воле для меня на первом месте, они превыше всего остального. Даже превыше вас, Эльгива.
Он схватил ее за запястья и отбросил ее руки в сторону, как будто ему было неприятно прикасаться к ней, после чего быстро вышел, даже не попрощавшись.
Она думала о том, чтобы окликнуть его, побежать за ним, попытаться устранить образовавшуюся между ними брешь, но не могла заставить себя покориться ему таким унизительным образом; к тому же в этом было мало толку. Она никогда не окажется для Кнута на первом месте – он дал ей это понять довольно прозрачно. Он мог быть ей мужем, но в первую очередь он оставался все-таки сыном Свена.
Потерпев поражение, она вернулась к своей кровати и легла, свернувшись калачиком вокруг ребенка в своем животе. Она поступила неразумно, попытавшись восстановить его против своего отца. Он ей этого никогда не забудет и не простит. В своей попытке склонить его к себе она преуспела лишь в том, что оттолкнула его еще дальше, чем он был раньше.
Она закрыла глаза, чувствуя себя разбитой, больной и глупой. Впрочем, через некоторое время она села на кровати и, положив подбородок на согнутые колени, стала размышлять. Не все еще потеряно, в конце концов решила она. Кнут будет выполнять свой долг по отношению к ней, в этом она была почти уверена, а их сын станет связующим звеном между ними. Рождение ребенка вернет его отца, и тогда все изменится. Хватка Свена на Кнуте ослабнет, когда у того появится свой сын, и ее собственное влияние значительно усилится.
Это правда, что ей нужно быть более терпеливой, но для нее нет необходимости дожидаться, пока Свен умрет, чтобы получить то, чего она хочет. Ей нужно всего лишь подождать рождения своего сына.
Октябрь 1007 года
Винчестер, Гемпшир
– Эндж обязательно захочет морковки, Эдвард, – сказала Эмма, – надеюсь, что ты взял ее с собой.
Дело шло к вечеру, и они с Хильдой быстро шагали в сторону конюшен, держа маленького Эдварда за руки. Ему было уже почти три года, и они играли с ним в одну из его любимых игр, время от времени поднимая его над вымощенной камнем дорожкой, так что он взвизгивал от восторга.
Уловив запах свежих фруктов, прилетевший со стороны близлежащего сада, Эмма прошептала благодарственную молитву. Этим летом в Англии стоял мир, и после трех лет голода урожай был обильным. Армия викингов, сотворившая такой хаос в прошлом году, оставила остров Уайт в распоряжение рыбаков и морских птиц, – предводители войска были удовлетворены громадной данью, которую заплатил король. Этим летом они не вернулись, так что, наверное, Господь все-таки внял молитвам англичан. Возможно также, что предупреждения ее брата о вторжении, которое готовилось датским королем, были беспочвенными.
 
Возможно, сын ее будет подрастать в мирном королевстве.
Она опустила глаза на маленькую головку с шелковистыми волосами: Эдвард, который в данный момент не висел у них на руках, а стоял на своих ногах, освободил одну руку и похлопал себя по кожаному мешочку, висевшему у него на поясе, – недавнему и высоко ценимому подарку короля.
– Морковка для Эндж лежит в моем кошельке, – сказал он, – вот здесь.
Она рассмеялась и снова взяла его за руку.
– В таком случае я уверена, что тебе здесь будут очень рады.
– А конь моего отца тоже здесь? – спросил он. – Такой большой и черный? Я и для него тоже взял морковку.
– Да, конь короля тоже здесь.
И даже этот норовистый «большой и черный» конь, как называл его Эдвард, сегодня будет достаточно спокоен, чтобы взять подарок с крошечной ладони маленького мальчика, потому что король сегодня утром ездил на нем на охоту.
Сегодня на ужин должны собраться только члены семьи, за исключением лишь лорда Идрика, который с декабря находился при короле постоянно. Она предпочла бы, чтобы он уехал на свои земли в Шропшире, потому что не любила этого человека. За его несколько мрачной, но привлекательной внешностью и сладкими как мед словами она чувствовала расчетливый ум и пустоту души, отчего по спине у нее пробегал холодок.
«Сегодня рядом с королем должен находиться Этельстан, а не Идрик», – с горечью подумала она. Но между отцом и сыном произошла горячая размолвка, когда Этельред объявил, что назначает Идрика элдорменом Мерсии. После той ссоры даже Эдмунду не удалось отговорить брата покинуть двор, так что Этельстана они не видели со времени празднования Пасхи.
Ее тревожило, что брешь между Этельстаном и его отцом ширилась, словно река в половодье, тогда как король все больше и больше становился зависим от своего нового элдормена. Идрик был человеком, который при желании мог очаровать кого угодно, но, когда она слушала, как он говорит, ей казалось, что мир немного кренится в сторону, – как будто земля под ее ногами была недостаточно надежной. Все ее инстинкты подсказывали ей, что Идрику доверять нельзя, что его истинное лицо совсем не похоже на ту маску, которую он выставляет напоказ. В каком же из этих образов, задумывалась она, видит его король?
Когда они добрались до конюшен и вошли внутрь, Эмма вдруг услыхала девичий смех. Оглянувшись по сторонам, она заметила парочку, обнимавшуюся в темном углу, – очевидно, это было место встречи любовников. Ее это не особенно удивило бы, если бы девушкой этой оказалась не Эдит, и не важно, кто тот мужчина: эту маленькую игру, в которую они играли, необходимо остановить.
– Иди посмотри на Эндж, – сказала Эмма сыну, который тут же радостно зашагал дальше в сопровождении Хильды. Затем она со строгим лицом повернулась к парочке в углу. – Милорд, – твердым голосом сказала она, словно бросив камень в партнера Эдит.
Тот оторвался от дочки короля и, обернувшись, поклонился. У нее перехватило дыхание, показалось, что земля уходит из-под ног, и она пожалела, что под рукой нет чего-то потяжелее, чтобы бросить в него вместо своих слов. Идрик и Эдит! Такого она не ожидала. Она стала вспоминать сегодняшнюю охоту. Проскальзывали ли там между ними какие-то взгляды украдкой, случайные прикосновения, которых она не заметила? Однако ничего такого припомнить она не смогла: не было никаких признаков чувства между ними.