Эпоха перемен 2 (СИ)

Подумаешь: немного напалма, пламени и дыма. С точки зрения требований по физической подготовке полоса не представляла большой сложности.
В таком спокойном состоянии я и побежал.
А накрыло меня в середине моста. Причем так сильно, что я вырубился на какое-то время и рухнул в ров с водой.
Очнулся уже на травке. Надо мной склонился усатый препод. Побледневший, но спокойный. Увидев, что я открыл глаза, он спокойно вздохнул, после чего поднялся и крикнул:
— Отработка эвакуации раненого! Носилки!
Через несколько минут я уже был в санчасти — одноэтажном деревянном строении, расположенном возле офицерской общаги. Меня осматривала врач-майор с немного странной фамилией Вагина. Ударение на первый слог.
Выслушав мои сбивчивые объяснения, она что-то написала в медицинской книжке и назначила мне витамины. Собственно, на этом весь инцидент был исчерпан.
Уже вечером, когда я засыпал в палатке, передо мной снова встала стена огня. Сброс зажигательного снаряда с «Бабы-яги». Мы были в штабе, и я видел, как горел Юрчик, командир разведки…
После того момента произошло столько всего: ядерная война, консолидация, борьба с интервенцией, выход на границы Европы. Принципиально новое оружие, о котором многие слышали и шептались, но которое категорически запрещено упоминать…
Отчаяние последних дней. Новая надежда, путешествие в прошлое.
То, что случилось со мной после мобилизации, должно было быть похоронено под всем этим. Но нет: самый первый момент, когда я сам, лично, на собственной шкуре почувствовал, что такое война — остался в памяти ржавым гвоздём.
И в самый неподходящий момент вылез, шандарахнув по голове запахом горелого мяса и животным страхом.
— Саня, ты чего? — Сеня Шанцев легонько толкнул меня в бок.
Мы спали в ряд на нарах, в составе языковой группы. У нас было просторно: китаистов осталось всего шестеро — Стёпа Внуков не сдал китайский и перевёлся на факультет журналистики, расположенный на «Маяковке».
Теперь вместо него группой командовал Семён.
Я знал, что Снегирёв выбирал межу мной и Шанцевым, мы оба были отличниками, но мне удалось отговориться от такой «чести».
— Да ничего вроде, — ответил я. — А что?
— Ты дрожишь весь… у тебя что, температура?
— Да нет у меня температуры никакой! — возразил я.
— Нет, точно? — с надеждой спросил Женя Скворцов. — Может, сходишь в санчасть, померяешь температуру, а?
— Я там уже был сегодня, — возразил я.
— Блин, и что? Не намеряли? — Женя разочаровано вздохнул. — Жаль, жаль… так бы карантин объявили… в нашей группе хотя бы…
— Никуда ты от кросса не денешься! — Вставил Игорь Скопцов.
— Всё, народ, хватит, отбой, — вернул инициативу Сеня. — А ты, Иванов, если что — не терпи, понял?
— Да понял, понял, всё в порядке… — ответил я.
После чего уснул.
К счастью, никаких снов мне не снилось.
После того происшествия на полосе я начал ходить в самоволки.
Парни иногда лазали по вечерам через забор, за пивом. Меня оно не интересовало — вот и не видел смысла рисковать.
А теперь всё же выбирался: просто побродить по лесу, подышать воздухом. Подумать о чём-то отвлечённом. Позаниматься цигун, в конце концов.
Ходил я всегда один. Иногда забредал довольно далеко: до Звёздного городка.
Там были пруды, в которых купались местные, и я тоже не мог отказать себе в удовольствии несколько раз окунуться. Дни стояли жаркие.
До конца лагерей оставалось ещё две недели. Время тянулось мучительно медленно. И вот: очередная пятница.
Дождавшись вечерней поверки, я свернул к нашей палатке. Честно предупредил Шанцева, что собираюсь в ПРБ. Тот обречённо вздохнул, но возражать не стал. Наоборот, прокомментировал: «У начальников курса сегодня бухач. Буряков проставляется, у него днюха сегодня…»
Я осторожно, тенью, добрался до столовой. Потом вышел на поле возле огненно-штурмовой полосы, где над забором не было «колючки». И там чуть не подвернул себе ногу, споткнувшись о какую-то корягу.
Ругаясь, я поднял деревяшку, чтобы рассмотреть её в лунном свете: фонарик включать было нельзя никак. На ощупь она была удивительно гладкой, тщательно обструганной. С утолщением на конце.
 
Только через пару секунд я сообразил, что именно держу в руке.
В Университете была одна очень странная традиция, связанная с лагерями. Одна из тех военных традиций, которые вроде бы недостойные и пошлые, но удивительно живучие. Вроде питерской привычки выпускников военных вузов до блеска натирать тестикулы коню под Петром.
В конце последних лагерей, на третьем курсе, пацаны массово строгали деревянные фаллосы, из любых подручных материалов, и размещали их за день до отъезда в самых неожиданных местах: на флагштоке над штабом, посреди плаца, в клумбах у столовой.
Говорят, самые креативные вставляли огромные красноголовые коряги в стволы гаубиц. И даже перекрашивали соответствующим образом макеты ракет.
Руководство лагеря, само собой, каждый год пыталось пресечь это безобразие или, на худой конец, наказать виновных. С переменным успехом.
Иногда размещение фаллосов сопровождалось написанием стишков, тоже в самых неожиданных местах. Один из них мне запал в память ещё с того, дальнего прошлого:
'Сюда я больше не ездун, и не ездок, и не ездец.
Последним лагерям ***'.
Мне достался один из фаллосов, оставленных старшим курсом. Такие в довольно широком ассортименте валялись по здешним полянам.
На какое-то мгновение я подумал, что, может, мне не стоит ходить в этот раз. Что это было предупреждением мне. Но потом представил, что вернусь в палатку, устроюсь под дружное сопение одногруппников под колючим одеялом и буду думать… о чём? О будущем, которого больше нет? О той моей прежней жизни, которая закончилась так неожиданно?
Стало как-то по-особенному тоскливо. И я плюнул на дурные предчувствия.
Возле Звездного Городка, на озёрах народ жёг костры и жарил шашлыки.
У меня рот тут же наполнился слюной. Вот бы и самому сейчас запалить угольки… но это уже было из разряда фантастики. Да, в круглосуточных ларьках мясо, может, и найдётся — но где взять всё остальное? Шампуры, мангал? Да и выкидывать потом жалко, а в палатку с собой не притащишь.
К тому же, делать шашлык в одиночестве как-то странно…
Подавленный и раздражённый, я пошёл мимо озёр дальше, в лес, чтобы не чувствовать вкусного запаха.
Шёл долго. Пока вдруг не услышал совсем рядом гул турбин самолёта. Я сообразил, что, похоже, дошёл аж до полосы «Чкаловского» и мысленно присвистнул.
Чуть в стороне, слева, в небо грузно поднимался Ил-76. От грохота его движков заложило уши.
Видимо, поэтому я не сразу услышал гул приближающегося автомобиля. Он ехал по просёлку, идущему вдоль полосы со стороны Щёлковского шоссе.
Фары чиркнули по стволам деревьев, и я рефлекторно нырнул в кусты.
Машина (это была трёхдверная «Нива») проехала мимо, но встала метрах в тридцати дальше.
В этот момент мне пришла в голову интересная идея. Зачем возвращаться к лагерю пешком, через лес, когда можно доехать с комфортом? Деньги у меня с собой были. Наверняка можно предложить нужную сумму заплутавшему водиле, заодно и помочь на дорогу выехать — я неплохо ориентировался на местности.
Я вышел на просёлок и пошёл в сторону «Нивы». Возле машины стояло двое мужчин. Они, видимо, только что отрыли багажник и о чём-то переговаривались между собой, слов было не разобрать, да и в ушах после взлёта «Ила» всё ещё звенело.
На обочине стоял ещё один человек. У него в руках было несколько предметов, издалека напоминающих кирпичи.
Я с досадой подумал, что это какие-то строители, и для меня у них просто места не найдётся, и уже хотел было двинуть обратно, но тут один из них меня заметил и окликнул:
— Эй! Ты кто там? Иди сюда!
Он говорил с характерным кавказским акцентом. И только в этот момент я понял — что-то не так.