Лихоимка

–Так не ловит же здесь, я всю деревню пробегал, нет связи, – Дениска вздохнул – был бы интернет …
–Пошли за мной, покажу, где ловит. – Иван спустился к реке, мы все за ним – Вон, видишь, речка поворачивает, там брод, перейдешь его и прямо по грунтовке метров двести, увидишь кусты, идёшь вдоль них, метров триста, там снова речка наша покажется, не зря её Вьюшкой зовут – петля на петле, и в том месте, где берег круто вверх уходит, скалу увидишь, она высотой метров пятнадцать будет, там и ловит. С неё нашу железнодорожную станцию видно. Забраться на неё легко, склоны у неё пологие, без всякого снаряжения залезешь. Звони, сколько влезет. Понял?
– Ни чего себе, ближний путь, не набегаешься. А вы больше ни у кого не спрашивали – кто такой лихоимка?
–Как не спрашивал, конечно, спрашивал. Мы с ребятами сколько раз к знахарке подкатывали с этим вопросом, да та только отмахивалась. Но один раз в сердцах нам ответила: «Кто про него всё знал, тот уже не расскажет, а будете настырничать – он сам вас отыщет». Вот так.
Мы тепло с ним распрощались, сказали, что будем здесь ещё дня три – четыре и, если найдет время, то милости просим, всегда рады.
Только он отошел на приличное расстояние, Дениска тихо нам говорит:
–Они вместе со своим псом ползали у колодца и, когда я вылез из палатки, он резко выпрямился на шум, тогда я его увидел и испугался.
Илья взорвался:
–Ты что маленький, нельзя, что ли, открыто было спросить – что он там искал?
–Илья, перестань, если бы он что-то там нашёл, он бы и так рассказал, без всяких вопросов. Может собака его что учуяла, вот он и наклонился посмотреть.
–Да ну вас, не переспоришь. Знаете, что я думаю, пора тщательно исследовать местность вокруг дома, меня просто заинтересовала эта история с поленьями. Этим мы с Дениской займёмся. А ты, Оля, иди в дом и ещё раз всё пересмотри там и печку пощупай. Может у Помошко этого, какой тайничок остался, старые люди любят что-нибудь припрятать, а потом забыть.
Мы разбрелись. Я сначала пошарила в сенях, потом зашла в дом. Рукопись была на месте, я полюбовалась на её спокойный свет и несколько раз провела по свечению рукой. Порядок.
Печка была грязная, сажа не только возле топки, но и между некоторыми кирпичами, видать, дымила она нещадно. В печке было много золы, я взяла со стола какую-то длинную железную вилку и аккуратно, чтобы не поднимать много пыли, стала выгребать её прямо на пол. Вдруг что-то стукнуло. Я пошевелила золу на полу и увидела маленький замочек, такие ещё раньше весили на почтовых ящиках. Я подцепила его вилкой, положила на лавку, стала более тщательно осматривать золу на полу и нашла маленькую петельку, как раз, для такого маленького замка. Больше в золе ничего не было. Так-так, похоже, дед сжёг здесь шкатулку или маленький ящик. А куда, интересно, он дел содержимое ящика? Тоже сжег? Или припрятал? Я стала потихоньку ощупывать каждый кирпич, заглянула за шесток, подвинула лавку к печке и осмотрела всё вокруг трубы. Мои руки стали чёрными, как у трубочиста.
Со стороны комнаты к печке были приделаны полати, лежанка такая небольшая. Пахло там чёрт знает чем. Я почти уже на неё залезла, когда пришла в голову мысль: что, если хозяин дома там умер? Сразу же пулей скатилась вниз. Ещё раз обошла вокруг полатей. Попробовала их раскачать, но нет, не получилось. Взяла свой инструмент – вилку на длинной ручке, попробовала ею подцепить доски. Просто удивительно – всё развалилось, а эти доски невозможно оторвать! И вот, когда я совсем уже отчаялась, с узкой стороны полатей я заметила малюсенький загнутый гвоздик. Я его отогнула, а на нём, оказывается, держалась дверь, которая тут же рухнула на меня, а потом мы с ней вместе свалились на пол. На шум прибежали Илья с Дениской. Перед нашим взором открылись ступени, которые вели в тёмный и холодный погреб. Мы, вооружились фонариком, и осторожно, по одному, стали спускаться по лестнице. Внизу была маленькая, примерно метр на метр, сырая и тёмная кладовка с земляными стенами и с земляным полом. Пахло мышами. Если здесь, когда-то, и хранились припасы, то мыши добросовестно их все уничтожили, так как кругом валялись прогрызенные мешки, клочки соломы, разбитые банки и … полено.
 
Мы, как вкопанные, уставились на него. Илья с издёвкой:
–Наше?
Дениска серьезно ответил:
–Нет, но это его сухопутный родственник. Мне кажется, его надо брать, он свой срок уже отсидел. Мы его привяжем к колодцу на цепь.
Может он и шутил, но я подумала, что мы именно так и сделаем. И ещё, на полу стояла закупоренная баночка из тёмного стекла и, когда Илья поднес её к свету, мы увидели на дне немного тёмной жидкости. Мы её тоже подняли в дом. Полено мы прихватили с собой. И привязали его к колодцу. Знаю, звучит не очень, но вас там не было.
В баночке, когда мы её откупорили, была жидкость с запахом дёгтя и ещё чего-то, очень тёмная, почти черная. Илья предположил, что это чернила, достал бумагу, потом отстрогал тонкую палочку на манер карандаша и, обмакнув её в чернила, тонко вывел на бумаге «Мама». Если бы дедушка Фрейд присутствовал на данном мероприятии, он бы сделал вывод, что Илья чего-то боится. Я предположила:
–Если это те чернила, которыми написана рукопись, то ей не меньше сотни лет. Потому что уже в девятнадцатом веке изобрели современные чернила. А здесь кто-то намешал свой состав.
– Но может быть и такой вариант: Помошко хотел восстановить утраченный недостающий фрагмент свитка, чтобы он стал ещё более волшебным, поэтому он подобрал специальный состав. Или ещё, – Дениска указал на рваные края свитка – может, он хотел переписать полный текст её на другой свиток. Тогда надо искать полный текст.
Я показала им на выкопанные из золы железные части деревянного ящика:
–Он сжёг в печке шкатулку или коробку. То есть, тайны у него всё-таки были. Или после него что-то сожгли, раз все думали, что он связан с нечистой силой. А свиток просто не нашли. А то, скорее всего, его бы тоже сожгли.
–Тетя Оля, а давайте в журналах покопаемся. У меня такое чувство, что там мы что-нибудь найдём. Интересно, чьи они? Не похоже, что Помошко их выписывал. И потом, никто не говорил, что он выписывал «Науку и жизнь».
Илья резонно заметил:
–Так никто и не говорил, что он не выписывал. – Он взял листок со словом «мама» подул ещё раз на него – Ну что, чернила высохли. Мне кажется, что они идентичны тем, которыми нанесены символы на свитке, по крайней мере, цвет у них такой же. Есть над чем подумать. Надо понаблюдать, вдруг это они запускают реакцию на бумаге и она начинает светиться? Дениска прав, надо нам покопаться в журналах. После рукописи, это самые ценные вещи в доме.
Мы втроём сели вокруг большой пачки журналов прямо на пол. Из первого, взятого мною журнала, выпал пожелтевший листок. На нём был нарисован хорошо мне знакомый лес. Я застыла, вглядываясь в гладкие стволы серых деревьев с пальцами на них. Рисунок был сделан простым карандашом. Без всякого сомнения, это был лес из моего сна. Я показала рисунок Илье и снова повторила описание дороги из сна. Теперь мой рассказ вызвал более живой интерес, чем тогда, когда я его рассказала впервые.
После моего рассказа Денис спросил:
–А между какими страницами лежал этот листок?
–Не знаю. Он просто выпал. Надо посмотреть статьи. И так, что тут есть: «Цикличность Большого взрыва», дальше «К столетию со дня рождения В.И.Ленина», «О будущем прикладной математики», «Задачник конструктора», нет, всё не то. А ещё вот «Запечатленное слово» Сергея Наровчанова. Нет, тоже не подходит, это про поэзию.
Я добросовестно пролистала весь журнал от корки до корки, но никакой параллели с серым лесом.
Илья скептически произнес:
–А ты не думала, что где-то в мире есть такая картина у какого-нибудь Пикассо, или у какого другого автора, но тоже с тяжёлой формой шизофрении? А вы, с автором этого рисунка, натуры очень впечатлительные, лес на вас произвёл такое сильное впечатление, что одной он приснился, а другой нарисовал его.