Поздний развод

Я вышел в Хайфе на старой автостанции. Отец остался в машине. Он переночует у Яэли, и с утра первым делом она отправится в больницу. На этот раз одна. Они немедленно созвонятся с Цви; позвонить ли Дине, сообщить, что я возвращаюсь? Нет, сказал я. Я ненадолго задержусь в Тель-Авиве. Чтобы наказать ее. Заставить ее немного поскучать без меня.
Отец покровительственно взял меня за руку. Моя царапина, вину за которую он взял на себя, не давала ему покоя. «Ну вот, теперь ты лучше понимаешь меня, верно? Но ты не переживай… рано или поздно она примет нужное решение. Может, тебе нужно немного денег? И когда мы увидимся снова? Вы должны прийти на праздники и попрощаться. Не исчезай…»
И вдруг прикосновение его руки снимает все напряжение этого дня. Это ощущение натянутой струны. Меня охватывает ощущение покоя и умиротворения.
Огромная платформа, закованная в бетонный панцирь, окутана тишиной темной ночи. В кафетерии, где мы ужинали, свет погашен, а стулья покоятся на столах. Я покупаю билет до Тель-Авива, и рейсовый автобус, медленно пятясь, выруливает со стоянки. Параллельно автобусу движется, сияя окнами, поезд; некоторое время автобус и поезд идут бок о бок, пока наконец их пути не расходятся, и они растворяются в густеющем тумане, словно испарившись. Водитель включает приемник, и пассажиры могут ознакомиться с последними новостями. Автобус под завязку набит спящими солдатами. Море, от которого осталась в окне лишь узкая полоска, слабо мерцает и переливается в порывах ветра. Взять какой-нибудь отдаленный период и начать дискуссию о нем в самых обыденных терминах, найти позабытый документ, свидетельство или манускрипт, имеющий к этому отношение, и раздуть до небес его важность, зарыться в старые газеты, чтобы отыскать неизвестные факты об этом второстепенном событии, имевшем место в древние века, и пусть это будет моим последним деянием. Но при этом обнаружить ключ, найти тайный шифр, разгадать код. Древние века умерли, новые – еще в процессе рождения, а юность, как известно, сопровождается повсеместным появлением очень болезненных прыщей. Это время сомнений, страха и быстротекущей ностальгии, сопровождающей противоречивые процессы. Кто разгадает правильно шифр, кто в состоянии на тридцать лет вперед заглянуть в будущее, не доверяясь подверженной возможным ошибкам интуиции, а лишь прозрачным и научно проверенным методам?..
В Тель-Авиве дул колючий и сухой ветер. Низко нависшее оранжевое небо. Автобус выбросил нас на темной пустынной улице возле центральной станции. Обрывки использованных билетов кружились в темноте. Песчинки из Сахары поскрипывали на зубах. Пассажиры, выйдя, быстро рассеиваются и исчезают. Я иду по улице, полной обувных магазинов, их темные витрины полны модельной женской обуви из переплетенных ремешков и кажутся неуместными в тускло освещенной автостанции, среди прилавков с фалафелем, заваленных горами разноцветных салатов и вертелов с шавармой из истекающей соком нежной баранины. На противоположном тротуаре на платформе номер три небольшая группа путешественников образовала цепочку в ожидании посадки на автобус до Иерусалима – автобус, который, как обычно, полон до самой крыши. Низенький мужчина средних лет, одетый в заношенную куртку, в башмаках на высоком каблуке и с золотой цепью, болтающейся на шее, стоя возле телефонной будки, бросает на меня пронзительный, но дружелюбный взгляд. «Разрешите?» – говорю я. Он тут же отодвигается в сторону, не спуская с меня изучающего взгляда. Не нужна ли мне помощь? Нет, говорю я. Все в порядке. Я звоню Цви. Незнакомый голос с левантийским акцентом отвечает мне. Вежливо. Цви ненадолго вышел. Хотите что-нибудь передать? Нет, говорю я. Ничего срочного. «Но кто ему звонит?»
Я говорю ему.
Ах, вы доктор Аси Каминка? Как поживаете? Я – приятель Цви, Рафаэль Кальдерон. Ваша сестра и ваш отец звонили недавно из Хайфы с последними новостями. Могу ли я чем-то быть вам полезным? Не хотите ли вы на время остановиться у нас перед поездкой в Иерусалим?
Это человек, который доставил вчера Цви в больницу к матери. Еще один участник нашего пиршества.
 
Я вешаю трубку.
Темнокожая девушка в шортах и на высоких каблуках, скорее всего шлюха, низким голосом разговаривает на углу улицы с человеком из телефонной будки, продолжающим смотреть на меня с дружеской улыбкой. Автобус на Иерусалим уже отбыл. Следующего ожидает запоздавший пассажир, заросший густой бородой, явно ультрарелигиозного вида. В руках у него чемодан, перетянутый веревкой. Я пошел добыть какой-нибудь еды, купить порцию фалафеля, вложенного в питу, и бутылочку сока. Коротышка из будки продолжает почтительно улыбаться мне, не спуская с меня глаз. Уморительно раскрашенная пара девиц в блестящих кофтах из сверкающего люрекса, покручивая сумочками, направляются к нему. Я стою у фалафельной среди мусорных баков и жадно откусываю от питы, набитой дополна маринованными овощами, мой саквояж отдыхает у моих ног, и на него из питы капает сок квашеной капусты пополам с жидковатой тхиной, а ведь внутри портфеля – мои лекции. На часах уже восемь, уже несколько недель, как я не был в Тель-Авиве… почему бы не воспользоваться возможностью и не встретиться со старыми друзьями, с которыми я мог бы поговорить о моих идеях? Внезапно у меня исчезает желание как можно скорее очутиться дома. Я вытер лицо бумажной салфеткой и купил новую пачку сигарет, испытывая необоримое желание простого человеческого общения на этой ничейной земле вне времени и пространства. В родном моем городе, который всегда со мной и во мне. На мгновение я подумал о тех душевнобольных, среди которых я так храбро сегодня держался, какое присутствие духа сохранил и продемонстрировал неожиданно для самого себя в их окружении, и о том сладострастном ощущении, которое испытал от мягкого прикосновения блондинки, обволакивавшей мое тело. Возможно, мне следовало бы позвонить Штерну. Старинный друг, некогда учившийся со мной вместе и изучавший сейчас тот же, что и я, период истории в Тель-Авивском университете; мне до сих пор не удавалось как следует расслабиться во время разговора с ним по междугороднему телефону, из Иерусалима, я шарю по карманам в надежде найти асимон – жетон для телефона-автомата, но усилия мои безуспешны. Ни-че-го. И тут же не сводивший с меня глаз коротышка почтительно протягивает мне металлический кругляш, решительно отказываясь взять у меня его стоимость.
– Вы меня просто оскорбляете…
Он произносит это низким, тихим, но непреклонным голосом. Кто он? Судя по толстой золотой цепи, болтающейся на шее, – наркоторговец или сутенер. Ладно. В конце концов, это не мое дело. Я возвращаюсь обратно к телефонной будке и открываю толстую телефонную книгу-справочник, прикованную железной цепью к стене. Последние страницы отсутствуют – похоже, их кто-то просто вырвал. Во всяком случае, все, что начиналось на букву «Ш», отсутствует начисто. Я чертыхаюсь и бросаю поиски. Железная цепь насмешливо бренчит. Достаю сигарету и ищу зажигалку или спички… Разумеется, их нет. Но коротышка никуда не исчез, он тут как тут, и в кулаке у него уже трепещет огонек. В то же мгновение он протягивает его мне.
– Вы что-то ищете? – спрашивает человечек. – Может быть, я могу вам помочь?
– Нет, спасибо. Кто-то порвал телефонную книгу.
– Вы, наверное, хотели позвонить своей девушке…
– Простите?
– Я сказал – если это девушке…
– Нет. Это не девушка.
– Потому что если с этой не получается, у меня есть для вас другая. Она здесь… совсем рядом. И она будет рада вашему звонку. И будет вам очень рада. – Он кивает в сторону двух красоток, неутомимо помахивающих своими сумочками.
– Ну как?
– Нет, спасибо.
– Она просила меня передать вам… Вы – это то, о чем она мечтает. Сама она не решается к вам подойти – такая она стеснительная.
– Я тронут. Нет. Но в любом случае – спасибо. – И я улыбаюсь. Он говорит об этой паре так, словно они составляют одно целое.
– Если вам кажется, что она слишком высокого роста для вас… или слишком мускулистая… или еще что-то в подобном роде… уверяю вас, есть множество других возможностей.