Десятка (сборник)
Она дотрагивается до моего живота, опускает руку ниже и отдергивает – у меня встал. Колтакова хохочет.
– Никого не слушай, ясно? Одна я знаю, что там было на самом деле, но никому не скажу, если не захочу, понял?
– Понял.
– Давай лучше про что-нибудь другое поговорим. Ты после восьмого куда пойдешь, в девятый?
– Ну да, а куда еще? – я обнимаю ее рукой за талию. – А ты?
– Не знаю еще. Время есть.
– Сколько того времени? Май кончается…
– В крайнем случае, в девятый меня всегда возьмут, да?
Я медленно пододвигаю руку к ее правой груди. Она резко останавливается, сбрасывает мою руку.
– А вот это не надо, ладно? А то я сейчас пойду спать.
Подходим к автобусу. Костер потух. Водитель Миша курит у заднего колеса.
– Где вы ходите? Знаете, сколько время? Два часа ночи.
– Но вы Елене Семеновне не скажете? – говорит Кутепова. – Пожалуйста…
– Не сцыте, не скажу.
* * *Классная говорит в микрофон:
– Сейчас все выходим и идем в крепость…
Я говорю:
– Елена Семеновна, а можно мне остаться? Я уже был в крепости… И у меня что-то голова болит.
– Ну, если голова болит… Вообще-то, откалываться от коллектива нехорошо, но ладно…
Я откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза.
Стоим у фонтанчика. Через дорогу – двухэтажный универсам. Малеев дает Онищенке рубль.
– Тебе две?
– Ага.
– А ты, Вова, будешь?
– Одну.
Я даю ему две «пятнашки» и «двадцарик».
– Значит, вам троим – по две, Вове – одну, ну и себе я две. Короче, пошел я.
Онищенко подходит к двум пацанам. Им лет по семнадцать-восемнадцать. У одного на куртке – круглый значок, что на нем – отсюда не видно.
Курилович говорит:
– Зря Малого послали – надо было идти всем. А то насуют ему и бабки заберут.
Онищенко идет с местными пацанами за магазин. Курилович кричит:
– Малый!
Он не оборачивается.
– Ну что? – спрашивает Малеев. – Где пиво?
– Нету. Они как узнали, что мы с Могилева – хотели отпиздить. Позвать еще здоровых пацанов… я нас еле отмазал. Пришлось отдать деньги.
– Ты что, охуел – все деньги?
– Они обыскивали, повели за магазин и обыскивали.
– Малый, я тебя сейчас убью, на хуй. Надо было самим брать – вдруг бы продали?
Сижу возле палатки, читаю книгу – «Туманность Андромеды». Подходит Малеев.
– Вова, иди-ка сюда. Надо поговорить.
Кладу между страниц закладку, захлопываю книгу, поднимаюсь.
Выходим на поляну. Там – Онищенко, Усаченок, Курилович и Колтакова. Малеев хватает Колтакову за руку.
– Ну что, ебал он тебя или нет?
Она выхватывает руку.
– Не твое дело, понял? И только тронь меня, не дай бог…
– А ты меня не пугай…
– А я тебя не пугаю. Потом сам увидишь…
Колтакова идет к автобусу. Все смотрят на меня. Онищенко противно улыбается. Малеев говорит:
– Ты что, думаешь – самый умный, да? А мы все – дурные?
– А что такое?
– Ничего.
Он резко поднимает руку, я вздрагиваю.
– Не бойся, мы тебя бить не будем. Мы тебя немного поучим.
Курилович кричит:
– Вали его! Темную!
Стучу по двери автобуса. Открывает Классная.
– Елена Семеновна, можно я в автобусе буду спать? Мне что-то в палатке холодно…
– А почему у тебя куртка мокрая? И вся в зелени?
– Это я поскользнулся…
– Ладно, заходи…
На переднем сиденье расстелена газета, на ней – нарезанное сало, вареные яйца, хлеб, соленые огурцы.
Через проход сидят Миша, второй водитель Валера и географичка Прудникова.
Я ложусь на заднее, широкое сиденье.
Классная негромко говорит Мише:
– Хороший ученик… Мать в родительском комитете… Нельзя…
Миша что-то бурчит, шелестит бумагой. Звенят стаканы.
Натягиваю кроссовки. Ноги за ночь распухли, еле влезают. Миша и Классная спят на переднем сиденье, обнявшись. Валера и Прудникова – тоже вместе, через проход. На полу валяются две пустых бутылки от водки.
Я осторожно, чтобы их не разбудить, закрываю дверь автобуса. Холодно. Я застегиваю куртку.
Возле палатки курит Онищенко.
– Привет! – Он сует мне руку, я жму ее. – Ты где спал, в автобусе? Ладно, ты не обижайся за это. Пошли, что-то покажу…
– Затычки?
– Какие, бля, затычки? Ты что, дурной? – Он смеется.
Идем по лесу в сторону шоссе. Онищенко останавливается.
– Дай слово пацана, что никому не скажешь.
– Слово пацана.
– Дай зуб.
Я цепляю ногтем передний зуб.
Он сует руку в карман, достает значок. На нем – Томас Андерс с Дитером Боленом и надпись «Modern Talking».
– Я вчера у пацана купил.
– За сколько?
– За четыре.
– Значит, они не забрали у тебя деньги?
– Нет. Но ты мне зуб дал, что никому не скажешь. Все, пошли назад.
Соседка
Стою на балконе. Двор почти не виден из-за зелени деревьев. У подъезда тормозит «форд», почти новый – лет пять максимум. Выходит Юля с пятого этажа – в коротком черном платье, с маленькой черной сумкой. Она кивает водителю, заходит в подъезд.
Я резко дергаю ручку, первая балконная дверь ударяется о вторую, дребезжит стекло. Я кричу:
– Мама, я выброшу мусор?
Мама отвечает из кухни:
– Поздно уже, двенадцатый час. Всякая шваль по улицам ходит…
– Никто там не ходит.
– Ну, как хочешь…
Щелкаю выключателем, открываю дверь в туалет, хватаю синее ведро с черной крышкой. Сую ноги в старые кеды, выскакиваю из квартиры.
Юля стоит на площадке между вторым и третьим этажом, у почтовых ящиков, курит. Я говорю:
– Привет.
– Привет.
– Сигареты есть?
– А не задрал ты уже меня, а?
– Я тебя не драл.
Она отводит ногу и бьет меня по колену. Больно. Я сжимаю зубы, морщусь, но не ору.
– Ты что – вообще?
– Что вообще?
– Ну на фига так делать?
– А на фига так говорить? Все твоей маме расскажу – и что куришь…
– А я – твоей расскажу.
– Рассказывай. Что ты ей расскажешь?
– То и расскажу. Что куришь, что это самое…
– Что «это самое»?
– Сама знаешь.
– Ничего я не знаю, ясно? Я – взрослый человек, мне в мае было восемнадцать, понятно? А ты еще пацан.
Я в шутку замахиваюсь на Юлю, она отступает.
Я спрашиваю:
– Оставишь добить?
– Держи.
Она передает мне сигарету. Фильтр – в темно-красной помаде. Я осторожно обрываю с него бумажку.
– Что, боишься заразиться? – Юля улыбается. – Не бойся, у меня триппера нет.
– Ничего я не боюсь, просто неприятно.
– Что неприятно?
– Помада.
– А-а. Ну ладно, я пошла. Пока.
– Пока.
Захожу в квартиру, захлопываю дверь. Мама кричит из кухни:
– Где ты так долго ходишь?
– Юльку встретил, поговорили.
– Что у вас с ней за общие интересы? Тебе четырнадцать, ей – восемнадцать. Шляется где-то допоздна, потом ее на машинах привозят…
– Не на машинах, а на машине – всегда на одной.
– А какая разница?
Я ставлю ведро в туалет, выхожу на балкон. Уже совсем стемнело. Смотрю на окна Юлиной квартиры – все светятся. Они живут в двухкомнатной квартире, почти такой, как у нас, вшестером – Юля, ее брат – в шестом классе, родоки и дед с бабкой. Приехали семь лет назад из Эстонии, ее папаша и дед были военными, а потом их оттуда поперли. Когда они только приехали, Юля ходила с длинной черной косой. Это сейчас она постриглась и сделала мелирование.
* * *Стоим с Юлей в подъезде. Сигарет нет. Она говорит: