Неофит

И солдат сморщил нос.
– Тем не менее… они могут попытаться обвинить тебя в дезертирстве. Если Дидрик поднимет шум, вмешаться могут даже городские стражники, – предостерегающе сказал Флетчер, поглядывая на стражника у ворот.
– Вот тут-то и пригодятся Пинкертоны. Любое преступление, за исключением убийства и изнасилования, прощается королевским правосудием, если виновный идет на службу в армию. Завтра Пинкертоны уже будут на эльфийском фронте. Они меня уже расспрашивали обо всем этом. Идея чертовски хорошая, если хочешь знать мое мнение. Половина королевской армии – и так вороватые оборванцы. Если, конечно, это не батальоны, набранные дворянами, со всей их сверкающей формой, вежливостью и прочим, тогда другое дело.
Последние слова солдат сказал с нескрываемым презрением.
Флетчер знал, что богатые дворяне, наживающиеся на торговле деревом и рудой, поступающими из джунглей, создавали собственные военные части, весьма мощные, но и подумать не мог, что солдаты короля их презирают. Не став раздумывать над этим, он вернулся к делу.
– Даже и не знаю, чем тебе это поможет. Ты и так на службе, – недоуменно сказал он.
– Не совсем. Они дали мне почетную отставку, с условием, что в течение полугода я выйду на службу на эльфийском фронте. Беда не приходит одна, так что сначала мне пришлось неделю или две просидеть за решеткой, пока до них не дошли вести о новом законе. Я заново поступил на службу, с меня сняли все обвинения, и я чист, как лист, – радостно объяснил солдат.
– Очень повезло. Эй, меня окликни, когда он придет, чтобы взять книгу. Хочу поглядеть, какое у него будет лицо, когда ты скажешь ему, что он может отвалить, – сказал Флетчер, потирая руки с радостной ухмылкой.
– Конечно, – ответил солдат, подмигнув. Убрал меч в ножны и решительно пошел обратно, насвистывая какой-то марш. Все обернулось к лучшему.
  
Глава 7
 
– Хорошо пошло, – громко сказал Флетчер, через всю улицу, когда рог носорога унес его новый владелец, распираемый гордостью. Это был один из самых богатых охотников в городке, который теперь обеднел на две сотни шиллингов. Солдат ухмыльнулся и приложил палец к губам, но покупатель уже ушел достаточно далеко.
Солнце клонилось к закату, и настроение у солдата становилось все лучше. Сегодня он выручил немало денег, продавая товар с расстеленной на земле ткани. Не осталось ничего, только книга, ожидающая своего покупателя посередине тряпки. В течение дня солдат не раз принимался нахваливать товар Флетчера, когда к лотку подходил очередной покупатель. Благодаря этому Флетчеру удалось продать еще два кинжала и один из самых дешевых мечей, и по хорошей цене. В конце концов, не так уж плохо все и обернулось. Флетчер предвкушал покупку кожаной куртки.
– Может, потом отпразднуем нашу удачу в трактире, – с довольным лицом сказал солдат, улыбаясь и снова переходя улицу.
– Трактир – дело хорошее. Позволь только, я ненадолго забегу в другое место. Мне надо сделать одну покупку, – с улыбкой ответил Флетчер, подымая тяжелый кошель и встряхивая монеты в нем.
– Это за книгу? – с улыбкой спросил солдат, но в его голосе была и надежда.
– Нет, хотя, честно говоря, если бы у меня были лишние деньги, я бы купил ее у тебя за справедливую цену. Я просто куртку себе давно приглядел, а денег хватает только на нее. Товар принадлежит моему… хозяину, Бердону, так что вырученные сегодня деньги пойдут ему.
Услышав свое имя, Бердон оторвал взгляд от крепко зажатого в его огромных ручищах копыта и вежливо кивнул солдату, а затем вернулся к работе. В этот раз было необычно много лошадей, которых решили перековать, и ему приходилось работать быстро, чтобы обслужить всех до заката.
– Раз уж мы так разговорились, давай познакомимся. Меня зовут Флетчер, а тебя? – И Флетчер протянул руку.
– Моя фамилия Ротерхэм, но друзья зовут меня Роттер. В армии только фамилии, а имена – для любимых и матерей.
Ротерхэм крепко пожал руку Флетчеру. У него была мозолистая и мощная рука, и рукопожатие показалось Флетчеру искренним. Бердон всегда говорил ему, что можно многое понять о человеке, пожав ему руку.
 
– Можешь идти, Флетчер. Ты сегодня хорошо поработал, – окликнул его Бердон. – Я сам прилавок уберу.
– Ты уверен? – спросил Флетчер, которому не терпелось уйти подальше от лошадей и послушать рассказы солдата о войне в тепле трактира.
– Давай, пока я не передумал, – сказал Бердон сквозь звук шипения подковы на копыте.
Прилавок с кожаными изделиями был недалеко, и у Флетчера упало сердце, когда он увидел, что куртка там уже не висит. Он побежал вперед, обогнав Ротерхэма, все еще надеясь, что ее случайно убрали. Джэнет встревоженно глянула на него, убирая дневную выручку – увесистую горку серебряных шиллингов и золотых соверенов, – и прикрыла ее руками.
– Знаю, о чем ты хочешь спросить, Флетчер, но, боюсь, тебе не повезло. Я продала ее больше часа назад, и дороже, чем за триста шиллингов. Не огорчайся так. Я понимаю, что обещала ее тебе, так что завтра же возьмусь за новую. Через пару недель будет готова.
Флетчер сжал кулаки от досады, но уважительно кивнул. Надо быть терпеливым, вот и все, хотя сегодняшний день и показался ему вдвое длиннее, от ожидания.
– Ладно тебе, парень. Пойдем, угощу тебя выпивкой. Завтра будет лучше, чем вчера, – сказал Ротерхэм, подходя и хлопая его по плечу. Флетчер постарался отбросить печаль и улыбнуться.
– Сезон охоты кончается. В эту зиму уже особо ничего не добуду и проведу все время в кузне, готовясь к поездке на эльфийский фронт. Им очень нужно оружие, чтобы квоты выбирать, – сказал он, пытаясь отвлечься.
– Хоть и вряд ли придется применить его, – со смехом ответил Ротерхэм. – По крайней мере, теперь у тебя там будет к кому в гости зайти. Я для тебя все разузнаю, чтобы ты продал все по хорошей цене. А может, и помогу тебе что-то сверх квоты продать. К нашей обоюдной выгоде.
– Тебе никто не говорил, что ты не тем делом занят? Ты прирожденный купец, каких я редко встречал, – весело сказал Флетчер. Хоть на что-то можно надеяться. Тогда он сможет купить и куртку, и новые сапоги в цвет к ней.
В трактире было шумно и людно, местные и торговцы отмечали окончание базарного дня. Но Флетчеру и Ротерхэму удалось протиснуться в угол, с большими кружками в руках, почти не выплеснув пиво на деревянный пол, и так липкий от пролитой выпивки. Устроившись в нише на двух табуретах у шаткого стола, там, где было потише, они заговорили.
– Можно тебя о войне расспросить или ты предпочел бы не вспоминать о ней? – спросил Флетчер, вспоминая, сколько эмоций породили у солдата воспоминания о той ночи, когда он потерял в лесу всех своих товарищей.
– Запросто, Флетчер. Это все, что я видел последние пару десятков лет, так что мне больше и говорить не о чем, – ответил Ротерхэм и сделал хороший глоток пива. Капли стекли по его седому подбородку, он облизнул губы и удовлетворенно вздохнул.
– Давай спрашивай, – подбодрил он Флетчера.
– До нас доходят слухи, что война идет не слишком хорошо. Что орки стали более дерзкими и более организованными. Почему так получилось? – тихо спросил Флетчер. Пессимистично высказываться о войне было вроде бы непатриотично, а кто-то счел бы это и предательством. Это была одна из причин, по которым новости о войне на орочьем фронте доходили до Пелта медленно. Флетчер знал не больше остальных, да и то благодаря тихим разговорам, подслушанным в казарме.
– Могу лишь поделиться еще одним слухом, возможно, из более надежного источника, чем твой, – ответил Ротерхэм, наклоняясь ближе к Флетчеру, так, что тот почувствовал запах пива в его дыхании. – Есть орк, который объединяет племена под одним знаменем, ведет их, как главный вождь. Мы не слишком много о нем знаем, кроме того, что он урожденный альбинос и самый большой из когда-либо рождавшихся орков. Племена считают его чем-то вроде мессии, посланного спасти их от нас, и подчиняются ему без колебаний. Благодаря ему их пастухи стали объединяться и выводить новые породы зверей, смешивая между собой лучших, вместо того чтобы соперничать между собой, как раньше. Шаманы стали делиться друг с другом знаниями, поэтому теперь они могут насылать на нас демонов волнами и метать огненные шары размером с человеческую голову, обстреливая нас по ночам.