Зверобой

Второй путник не заставил себя ждать. Густые заросли зашевелились, и на поляне показался тот, кого назвали Зверобоем. Наскоро приведя в порядок свое оружие и изрядно потрепанную одежду, он поспешил присоединиться к великану, уже расположившемуся на привал.
– Тебе точно знакомо это место? – спросил Зверобой. – Ты не ошибся? Или просто радуешься тому, что мы в конце концов выбрались из бурелома?
– Если это не прошлогодняя стоянка белых бродяг-охотников, то я больше не Гарри Непоседа. Гляди, приятель: вот остов шалаша – индейцы не строят таких. Рядом родник… Ошибки быть не может, теперь нам с пути не сбиться. У нас есть компас, солнце на небе, и, судя по всему, уже полдень… Мое голодное брюхо давно просит подкрепления, а не пустых разговоров. Развязывай котомку, Зверобой, нужно основательно перекусить перед дорогой!
Настоящее имя говорившего было Гарри Марч, однако в этих краях по индейскому обычаю его прозвали Непоседой и Торопыгой за страсть к перемене мест и беспечность, с какой он относился к жизни. При росте в шесть с лишним футов, в свои двадцать шесть лет Марч был ладно скроен, подвижен и обладал недюжинной силой и выносливостью. Добродушное выражение лица Непоседы смягчало резкость его манер, вполне соответствующую суровой простоте пограничного быта.
Случайный спутник Гарри Марча, по имени Натаниэль Бампо, который звался Зверобоем, во всем казался полной противоположностью Непоседе. Он был моложе Гарри на пару лет, худощав и далеко не так хорош собой. Мускулистая фигура Зверобоя была крепкой и одновременно легкой. Бесшумный в движениях, Натаниэль прослыл замечательным охотником, а всех, кто близко знал этого молодого человека, подкупали его чистосердечие, искренность и правдивость. Около десяти лет Зверобой прожил с индейцами из племени делаваров, которые не только обучили его всем премудростям охоты, но и дали ему это прозвище – за редкостную меткость в стрельбе. К своей одежде, сшитой из оленьих шкур, он относился, в отличие от Непоседы, заботливо и бережно, но его особенной гордостью было охотничье снаряжение. Вот и сейчас замкнутое лицо охотника смягчилось, когда он, отложив карабин, опустился на мох рядом с Марчем, достал свой нож и ласково провел рукой по резной рукояти, покрытой замысловатым индейским рисунком.
Заметив это, Гарри Марч иронически хмыкнул.
– Берись-ка лучше за дело, дружище, – воскликнул он, запихивая в рот кусок вяленой оленины, – принимайся за еду и докажи, что ты по-настоящему проголодавшийся мужчина и можешь управляться не только с ружьем.
– Убить лань и съесть ее – на это особой отваги не требуется. Вот уложить дикую кошку или пантеру – совсем другое дело, – заметил Зверобой, отрезая и себе ломоть. – Когда я жил в индейском селении…
– Твои делавары далеко не герои, – грубо перебил его Марч, – иначе бродяги-минги не превратили бы твоих друзей в слюнявых баб.
Охотник промолчал, но нахмурился.
Трудная дорога ненадолго сблизила этих двух непохожих людей, к тому же цели, ради которых оба они пустились в путь, были совершенно различными.
– Всем известна лживость ирокезов, или мингов, как они себя называют, – сдержанно проговорил Зверобой. – Я уверен, что если дело дойдет до драки, то делавары не уступят в храбрости любому другому народу.
– Слушай, приятель, раз уж мы заговорили о войне, то ответь мне честно. Тебе отчаянно везет на охоте, ты даже прославился этим. Но хоть раз в жизни ты стрелял в живого человека? Случалось тебе столкнуться лоб в лоб с врагом, готовым спустить курок?
– Если по правде, то ни разу, – признался Натаниэль. – Делавары мирно уживались со всеми соседями, а совесть моя говорит, что человека можно лишить жизни только в открытой и справедливой войне. Я зарабатываю себе на жизнь карабином и с этим оружием в руках не боюсь встречи ни с одним человеком между Гудзоном и рекой Святого Лаврентия, к какому бы племени он ни принадлежал. На шкурах, которые я продаю, всегда одна дыра, не считая тех, что создала природа.
 
– Да я не о том, – отмахнулся Непоседа. – Уж и не знаю, водить ли с тобой дружбу, парень, если ты не найдешь двуногого зверя ростом повыше четырех футов, чтобы как следует попрактиковаться в стрельбе.
– Что ты имеешь в виду?
– Охота – она сама по себе, и твои правила не годятся там, где речь идет о засадах и скальпах. Подкараулить и подстрелить индейца, особенно в военное время, значит воспользоваться его же приемами. Разве сами они тебя, приятель, кое-чему не обучили? При твоем искусстве в стрельбе…
– Наше с тобой путешествие близится к концу, Гарри, и лучше бы нам расстаться прямо сейчас. Я понял тебя. – Зверобой встал. – Неподалеку меня поджидает друг, и он не погнушается иметь дело с человеком, который пока не убил ни одного из своих ближних.
– Сядь, не кипятись! – Непоседа неожиданно схватил охотника за руку. – Еще не время нам прощаться… И как же это молодой вождь рискнул назначить тебе свидание? – поинтересовался Марч. – Обычно проныры-делавары в это время года сюда и носа не суют.
– Ошибаешься. – Зверобой уловил пренебрежение в голосе Марча, однако, пересилив себя, все же снова сел. – Этими местами сообща владеют оба племени. В мирное время делавары и ирокезы часто охотятся и рыбачат здесь.
– «Мирное время… сообща…» – что означает этот бред? – криво усмехнулся Марч. – Давно уже нет никаких мирных времен, братишка… Боевые томагавки никто и не думает зарывать в землю. Хотел бы я знать, как к этим твоим словам отнесся бы старый Том Хаттер – тот самый Плавучий Том, о котором я тебе рассказывал. Пятнадцать лет он живет на этом озере и считает его своей собственностью. И могу поклясться, что без боя не уступит его ни одному индейцу. За себя и свои владения он готов стоять до конца.
– Том Хаттер хоть и владеет озером давно, но не совсем законно. Что это за человек, Гарри? Какой он породы?
– Старый Том скорее водяная крыса, чем двуногое. Повадками он больше походит на этого зверя. Ходят слухи, что в молодые годы старик скитался по морям и был товарищем знаменитого пирата Кида, которого повесили задолго до того, как мы с тобой успели родиться. Хаттер поселился здесь, прихватив награбленное добро, в расчете, что королевским ищейкам в такой глуши его никогда не найти. Вот и живет себе припеваючи вместе со своими двумя дочерьми.
– От делаваров-охотников я слышал удивительные рассказы о двух молодых белых девушках, живущих в здешних краях. А где же их матушка, Непоседа?
– Скончалась два года назад и теперь покоится под водой.
– Под водой? – удивился Зверобой.
– Умерла и похоронена в воде – разве я не по-английски говорю? Старик утопил тело жены в озере, когда понял, что ей пришел конец. Могу засвидетельствовать это под присягой, так как присутствовал при этой церемонии. Но хотел ли он избавить себя от труда рыть могилу в лесу или решил, что вода лучше смывает грехи, чем земля, не берусь судить… Я думаю, миссис Хаттер была женщиной достойной и набожной, насколько это возможно для того, кто так долго живет вдали от церковного звона. Правда, у нее в характере было немало стали, а поскольку сам Плавучий Том – настоящий кремень, подчас между ними вспыхивали искры. Вот тогда-то и приоткрывалось их прошлое. Однако я всегда буду чтить ее память, потому что она была матерью Джудит.
– То, что я слышал о старшей сестре, мне не очень по душе. Подобные девушки не в моем вкусе, – равнодушно заметил Натаниэль.
– Какого дьявола! Как ты смеешь судить Джудит Хаттер! – зарычал взбешенный Марч. – Ты еще желторотый птенец, едва успевший глаза раскрыть. На Джудит заглядывались мужчины, когда ей было всего пятнадцать, то есть без малого пять лет назад, а потом и вовсе не было отбоя от ухажеров. Да она плечом не поведет в сторону такого сосунка, как ты!
– Твоя горячность ни к чему – стоит июнь, и на небе ни облачка, Непоседа, – усмехнулся Зверобой. – Но теперь я понимаю, почему ты постоянно возвращаешься на это озеро.