Пуговка от бывшего мужа. Исцелю любовью (СИ)

– Прости. 
Одно слово. Обычное «прости». Но для меня – как пуля в лоб. Обрывающая абсолютно всё. 
Настоящее 
Вспоминаю глаза нашей малышки и запрокидываю голову к небу, ловлю капли дождя лицом. Стараюсь не заплакать от вдруг нахлынувших картинок. 
– Ты перестала брать деньги со счёта. 
Ах, я знала, что он припомнит. Скажет мне о нём. 
Как только мы развелись и я перестала носить фамилию Новак, Леон меня так просто не отпустил. Открыл счёт на моё имя, переводил туда деньги, чтобы я ни в чём не нуждалась. 
Я была гордой, на себя ничего не брала, но иногда, в самые тяжелые моменты, снимала с него небольшую сумму. На Полю. Да, тратила деньги человека, ненавидящего детей, на ребёнка. Конечно, потом я всё возвращала с зарплаты. Но однажды решила, что делать так больше не могу. Стала много работать, чтобы не принимать от бывшего никакой помощи. 
Так я почувствовала себя намного легче и свободнее. 
– Как видишь… У меня есть работа, – отвечаю ему. Женская обида играет во мне, выдавая следующие слова: – Муж, который меня обеспечивает. 
Лгу сама себе. После Новака я так и не смогла склеить своё разбитое сердце. 
– Поэтому у меня нет времени на разговоры, прости. 
Больше ничего не говоря, срываюсь с места и бегу по лужам, надеясь как можно быстрее и дальше оказаться от ледяного, пробирающего до самого нутра взгляда. 
  
Глава 5
 
Глава 5 
Вероника 
– Я дома, – забегаю в квартиру, быстрее скидываю мокрые кроссовки. Кто же знал, что за десять-пятнадцать минут столько нальёт! Всё в воде, ни одного сухого местечка. Теперь бы не заболеть, а то ноги промокли и джинсовка вся насквозь. 
Хотела поехать на маршрутке, но, чёрт, там народа тьма тьмущая, фиг влезешь. Пришлось бежать домой своим ходом. 
– Бабуль, вы дома? 
Или гуляют ещё?
Взгляд опускается на мокрые ботиночки дочки. Да, здесь должны быть, чего молчат тогда? 
– По-о-оль? – окликаю ещё раз. Ставлю сумку на тумбочку и в ответ слышу только тихий всхлип. 
Настороженно захожу в гостиную. Бабушка сидит на диване, отвернувшись. Вытирает трясущимися пальцами нос. 
Подскакиваю к ней, сажусь рядом и обнимаю её. 
– Бабуль, ты чего? 
Я её плачущей в последний раз только на похоронах мамы видела. 
Она пытается мне что-то сказать, но снова завывает. Поворачивается с мокрыми глазами, припадает к моему плечу. 
– Я такая дура, Никуль, – вдруг проговаривает, поднимая дрожащую руку. Успокаиваю её, глажу по плечу и ищу дочку взглядом. Не вижу её в гостиной. Может, в своей комнате?.. 
Страх сковывает меня ледяными лапами. Горло словно пережимают тисками, и я сипло проговариваю: 
– А где Поля?.. 
Она из-за неё плачет? 
– В комнате. Наревелась и уснула. 
Облегчённо выдыхаю и прикрываю глаза. 
Я уже перепугалась и мысленно попрощалась с жизнью. 
 
– Что случилось? 
Собирается с духом. Приоткрывает рот и закрывает его, так и не начав говорить. 
– Мы гулять пошли, – с трудом выдает после паузы. – В этот раз не по привычному маршруту, почти до тебя добрались. Я и сказала Поле, что ты недалеко работаешь. Она как услышала, руку выдернула и побежала… А там пешеходный переход, красный горел. 
Сжимаю пальцы на плече бабушки. 
Нет-нет-нет! Она же не скажет, что с моей Пуговкой что-то случилось?
Едва не подрываюсь с места, чтобы побежать в комнату. Проверить, как дочка, но слова бабушки останавливают: 
– Она на дорогу выбежала, я догнать не смогла. А рядом мужчина был с собакой. Пёс умный, как человек, оказался. Полю оттолкнул, а сам… под колёса прыгнул. 
Глухой удар сердца раздаётся в грудной клетке. 
Ещё один. И ещё… 
Это ведь не может быть Джек?..
– Ну, я ему сказала, что клинка твоя неподалёку. Он к тебе и побежал. Не знаю, мужчине лет тридцать, собачка, кажется, лабрадор, не уверена… Я же в них не разбираюсь. Поступал такой? 
– Поступал, – шепчу онемевшими губами. 
Пытаюсь переварить информацию. 
Это что же получается – Джек спас Пуговку? 
– Всё же нормально, бабуль, – пытаюсь её успокоить, хоть и сама ещё нахожусь в ступоре. 
Леон видел свою дочь. Видел… 
Благо, с бабулей они ни разу не встречались. Она всю жизнь провела в деревне, а в город перебралась два года назад. На свадьбу приехать не смогла, были проблемы с дедом. А Леону я фотографии не показывала, хоть и частенько вспоминала истории о ней. 
– С лабрадором всё в порядке, его жизни ничего не угрожает. 
– Радует, – говорит без энтузиазма, продолжая лить слёзы. – Я так виновата, Ник. Надо было держать её за руку крепче! Или вообще не говорить, что ты рядом. Если бы с ней что-то случилось… Как бы я твоей матери потом в глаза смотрела на том свете? 
– Ну, ба! – её фраза берёт за живое. Моя мама очень любила Полю. Во всём нам помогала, хоть и здоровье у неё хромало. Она ушла рано, хотя билась с раком до самого конца. Ради внучки… – Главное, что всё обошлось. Не переживай, нервы не восстанавливаются. Побереги себя. 
Надо к Поле сходить, глянуть, как она. Для неё такой стресс… ещё и смотреть на сбитую собачку в крови. Она животных любит, не раз просила подарить ей щенка. Но я сказала твёрдое «нет». Я-то ей не могу нормально уделить внимание из-за работы, а кто будет смотреть за питомцем? Ба живёт не с нами, но сидит с внучкой по выходным, когда у меня выпадают смены. Или в ночь, что тоже бывает. 
Не вариант. 
– Валерьянку пила? 
– Не нашла, – мотает головой. 
– Сейчас принесу, – встаю с дивана. Первым делом иду на кухню, достаю кружку, наливаю в неё воды и нужное количество капель валерианы. Отдаю бабуле в гостиной, а после всё же решаюсь заглянуть в детскую. 
Захожу в комнату, оформленную в фиолетовых и лиловых оттенках, и чтобы не шуметь, посматриваю на дочку с порога. Личико красное, заплаканное, ресницы мокрые.