Пуговка от бывшего мужа. Исцелю любовью (СИ)

Леон относится к мальчику, как к родному сыну. Нет, он не примерный папочка и не сюсюкается с ним, но все его эмоции и чувства читаются в глубине холодных глаз, где стремительно тает огромный айсберг.
– Да, домой пора бы, – шепчу с сожалением. Я бы погуляла ещё, но только вечером, не по этой жаре. Может, как-нибудь потом, а сейчас нас ждёт просторная квартира с кондиционером и ужин… С обедом мы сегодня что-то припозднились. – Пойдёмте, только по пути в магазин заскочить надо. Овощи закончились.
Встаю и инстинктивно хватаюсь за ручку коляски. Новак накрывает мою ладонь, ласково убирая её.
– Меняемся, – усмехается, занимая моё место у коляски. – А то я начинаю наглеть и отлынивать от отцовства.
Уголки губ сами летят вверх. Мы отдаляемся от лавочки и не спеша идём по асфальтированной дорожке, ведущей на выход из парка. Джека приходится посадить на поводок, чтобы он не ринулся за чужой игрушкой. Помимо нас здесь много собачников со своими питомцами.
– М, а мне казалось, ты неплохо справляешься, гуляя с Полей, – делаю маленький намёк на то, что с отцовством у него всё прекрасно.
– А мне кажется, ты хочешь меня убить за то, что я забираю у тебя дочь, – кидает колкую фразу, напоминая мне вчерашний разговор, от которого лёгкие начинает непроизвольно жечь. Точнее, причина в том поцелуе, что случился после диалога.
– Нет, – хмыкаю, опустив взгляд на своё сокровище. – Попытайся забрать, моя девочка всё равно будет с мамой. Да, радость моя?
Ловлю её за крохотную ладошку. Ах, вся в песке!
– Дя, – довольно кивает, бодро топая по дорожке. – И папой.
В этот момент смотрит на Новака, поглядывающего то на Матвея, попивающего смесь, то на нас. Мужчина в недоумении косится на меня. А я пожимаю плечами.
– Папой? – издаю нервный смешок.
– У кадой ма есь па, – словно цитируя кого-то, произносит малышка.
«Кого-то»…
До меня не сразу доходит, что это – мои слова. Однажды, в этом же парке, ко мне подбежала Поля. Спросила, кто такой «папа». И я, не придумав ничего умнее, сказала, что у каждой мамы есть папа, но я его ещё не нашла…
– Насёйся! – продолжает размышлять, разблокировав в моей голове воспоминания. Я уже забыла об этом! А она – нет! Порой я удивляюсь мышлению моего ребёнка. Слишком умная для своих лет… Но оно и понятно. Что моя мамуля, что бабуля носились с ней каждый день, занимаясь и уделяя ей всё свободное время.
– О чём она? – Леон хмурит брови. – Её отец здесь?
Он озирается вокруг, будто разыскивая его. И я напрягаюсь, поскольку замечаю побелевшие костяшки мужчины на ручке коляски и его зоркий взгляд.
– Да нет, – мягко улыбаюсь. Рука сама ложится на его плечо, успокаивая. Погладила бы его, да поводок мешает. – Потом как-нибудь расскажу тебе.
Он немного остывает. Странно, что так остро реагирует на тему, связанную с отцом Поли.
Думаю об этом – и опять тревога появляется.
Трусиха ты, Ника, трусиха.
  
Глава 54
 
***
По пути домой заходим в магазин. Покупаем овощи, фрукты. И моя девочка соблазняется на вредные сладости. Мне не жалко, но сегодня у неё просыпается желание взять то, что ей нельзя.
Тычет на шоколадку с карамелью.
– Мозя?
Смотрю в корзинку, где уже лежат разные вкусности.
– Солнышко, давай не будем много сладкого есть? Зубкам вредно.
Кроме того, Полю может обсыпать. А потом истерика… Было такое уже, было. И чесаться начинала.
Она вздыхает, идёт по отделам дальше. Цепляется за пачку сосисок, до которых дотягивается.
– А ета?
– А от этого у тебя животик пучит…
Потом на горшке полчаса сидит. Но последнюю фразу я не произношу вслух, потому что она остро реагирует на слово «горшок». Сразу после него хочет в туалет.
Опять тяжело вздыхает, показывая на клубничный молочный коктейль.
– Это можно, – решаю сжалиться над ней
Из магазина выходим с двумя пакетами продуктов. Откуда это всё – не пойму. Леон сам выкладывал покупки на ленту и оплачивал, пока мы с Полей и Мотей бегали в туалет. Джек же терпеливо ждал нас у входа.
 
Придя домой, быстро купаю Пуговку, переодеваю – и спешу на кухню готовить. Разбираю пакеты, часть продуктов пряча в холодильник, а что-то оставляя на столе для будущего ужина. Нахожу даже то, что запретила брать Поле! Та самая шоколадка, сосиски.
Как раз на кухню заходит Леон с Матвеем на руках. Мальчик тоже после душа, чистенький, с растрёпанными волосами.
– Это ты взял? – прищурившись, взмахиваю перед Новаком шоколадкой.
– Ага, – ни капли не раскаиваясь, кивает и делает вид, что изучает продукты.
– Я же ей не просто так запрещаю. Много сладкого – вредно. А мы и так набрали. Зубки жалко!
– Поменяются, – пожимает плечами. – На крайний случай, протезы в будущем никто не отменял. Есть деньги – нет проблем.
Как у него всё просто!
– А желудок?
– Таблетку выпьет.
– Сыпь!
– Да пусть. Всё равно никто не видит, дома сидит.
– Ага, а если сосиски съест, то пусть на горшке посидит. Жалко, что ли?
– Молодец, – довольно улыбается, с гордостью похлопывая меня по макушке. – Быстро поняла.
Хочется заурчать от неожиданной похвалы. Хоть и по такому дурацкому поводу. Да что со мной такое?!
Благо, Новак отвлекается на телефон, и моё секундное помешательство быстро проходит.
– Да? Слушаю.
Блин, он же из-за нас сегодня на работу не пошёл. Думаю об этом – и Леон вмиг становится серьёзным. Что-то случилось?
– Нет, не видел. Не до этого было. Что там? – на секунду его взгляд летит на меня. Встревоженный. Но мигом меняется, спрятав свою маленькую слабость.
Леон застывает, внимательно слушая собеседника и сжимая пальцами телефон. Матвей начинает крутиться, просится на пол. А Новак не реагирует.
Что-то случилось. Чувствую. Вижу по его лицу.
– Я понял, – разрушает паузу и детский лепет грубыми интонациями. – Встретимся через два часа. Надо малого уложить, с ужином помочь, и приеду.
Пытается подавить напряжённую атмосферу, но не тут-то было.
Сбрасывает звонок, продолжая невозмутимо копаться в пакетах. Находит морковку, которую взял себе на время просмотра кино вместо попкорна или чипсов.
– Что там? – интересуюсь, оставляя продукты.
– По работе, – чеканит коротко. Не распространяется, и это напрягает.
Сердце начинает давить, а нехорошее предчувствие так и дышит в затылок.
– Ты мне сейчас лжёшь.
– С чего ты взяла?
– Леон Новак, я жила с тобой два года и знаю тебя наизусть. Ты мне врёшь. Что-то случилось.
На меня накатывает раздражение, и я упираю руки в бока.
– Ничего серьёзного.
– Правда? – спрашиваю с вызовом. – А если я сейчас открою новости?
Игнорирует мою фразу, продолжая с показным интересом разглядывать пакет с морковью.
– Леон, – говорю с нажимом. Тянусь к сумочке, в которой лежит мой телефон. А он только вздыхает, отпуская Матвея на пол. Выпрямляется, откладывает упаковку в сторону и упирается ладонями в стеклянный стол.
– Тот мужик, – вдруг произносит, вызывая первый же вопрос – какой мужик? – Мерзкий боксёр, что клеился к тебе в туалете. Денис Ворохов.
– И которого ты избил? – дыхание перехватывает, и я начинаю волноваться ещё сильнее.
– Один раз ударил. Не преувеличивай.
– И что там? Он подал заявление в полицию? – игнорирую его.
– Нет, – бросает уверенно. Я хочу схватиться за колющее сердце, выдохнуть. Но не успеваю. – Всего лишь публично вызывает на бой.
– Что-о? – таращу глаза, ожидая чего угодно, но только не этого. – Как это понимать?
– Прямо. Вчера вечером, побитый, он дал интервью спортивному каналу, заявив, что просто так это не оставит. Поэтому вызывает меня на бой.
Для меня слышать подобное – дикость. Неужели у них так принято?
– За какой-то удар по лицу? – спрашиваю в недоумении. Выражение лица Леона не меняется, но я замечаю, как дёргается уголок его губ.