Принц и гвардеец
Печи располагались неподалеку от казарм. Я опустил корзину на пол и открыл заслонку. Угли практически прогорели, и я аккуратно подкладывал в топку бумаги, вороша их, чтобы был приток воздуха.
Не осторожничай я так, то, наверное, и не заметил бы письма к Ламэю, затесавшегося между открытых конвертов и обрезков неправильных адресов.
Чарли, что ты задумал?
Я застыл, лихорадочно соображая. Если отнести письмо обратно, он поймет, что попался. Хочу ли я, чтобы он знал, что попался? Хочу ли я вообще, чтобы он попался?
Нет. А потому я просто швырнул послание в топку и убедился, что оно превратилось в пепел. Моя работа сделана, все остальные письма отправятся к своим адресатам. Никого ни в чем обвинить нельзя, а кто знает, сколько жизней будет спасено?
Хватит с нас уже смертей, хватит боли.
Я зашагал прочь. Время рассудит, кто был прав, а кто нет. Потому что сейчас делать выводы сложно.
Вернувшись к себе, я нетерпеливо надорвал конверт и принялся жадно читать письмо из дома. Мне не по себе было от мысли, что мама осталась там без меня. Немного утешало, что я посылал ей деньги. Но это не избавляло от беспокойства за благополучие родных.
Похоже, беспокойство было взаимным.
«Я знаю, что ты ее любишь. Но пожалуйста, не делай глупостей».
Разумеется, она всегда была на два шага впереди меня, и ей не требовалось намеков, чтобы обо всем догадаться. Она поняла все про нас с Америкой задолго до того, как я рассказал ей. И знала, как меня злит существующее положение вещей, хотя ни разу не слышала моих жалоб. А теперь с другого конца страны она предостерегала меня от поступка, который, мама в этом не сомневалась, я собираюсь совершить.
Я сидел и смотрел на письмо. Король, похоже, обозлился не на шутку, но меня ему не поймать. А мама, хотя никогда и не давала мне плохих советов, понятия не имела, каких высот я достиг в своем деле. Я порвал письмо и закинул его в топку по пути на встречу с Америкой.
Я просчитал все до секунды. Если Америка появится в ближайшие пять минут, ни я, ни она никому не попадемся на глаза. Я понимал, что рискую, но по-другому не мог. Она мне нужна.
Дверь приоткрылась и быстро захлопнулась.
– Аспен?
Сколько раз я слышал, как Мер вот так произносит мое имя?
– Прямо как в старые добрые времена.
– Ты где? – Она ахнула от неожиданности, когда я вышел из-за тяжелой шторы. – Ты меня напугал, – шутливо произнесла она.
– Не в первый и не в последний раз.
Природа наградила Америку множеством талантов, но умение передвигаться бесшумно к их числу не относилось. Стремясь добраться до меня, она наткнулась на диван, сшибла два столика и запнулась о край ковра. Не хотелось заставлять ее волноваться, но нам сейчас нужно быть очень осторожными.
– Тише! Если ты не прекратишь вести себя как слон в посудной лавке, весь дворец очень скоро будет в курсе, где мы находимся, – прошептал я скорее ради того, чтобы поддразнить ее, чем призвать к осторожности.
Она прыснула.
– Прости. Может, включим лампу?
– Нет. – Я перебрался поближе к ней. – Если кто-нибудь увидит пробивающийся из-под двери свет, нас могут застукать. Этот коридор не часто патрулируют, но лишняя осторожность не помешает.
Америка наконец пробралась ко мне, и едва я коснулся ее кожи, как мир немедленно показался намного более привлекательным местом. Я обнял ее и повел в угол.
– Откуда ты вообще узнал про эту комнату?
– Ведь я гвардеец, – пожал я плечами. – И притом очень хороший. Я знаю весь дворец и территорию вокруг него как свои пять пальцев. Каждую тропку, все укромные местечки и даже самые потайные комнаты. Кроме того, я также знаю расписание смены караула, какие участки обычно реже всего патрулируются и время, когда охрана наиболее малочисленна. Если ты мечтаешь исследовать самые потаенные уголки дворца, делать это нужно именно со мной.
– Поразительно.
В этом единственном слове слышались изумление и гордость.
Я осторожно потянул ее вниз, и она опустилась на пол, еле различимая в слабом отблеске лунного света. Мер улыбнулась, но сразу же посерьезнела:
– Ты уверен, что нам ничто не грозит?
Я знал, что перед глазами у нее стоят спина Вудворка и руки Марли и что она не может отделаться от мыслей о позоре и крахе всего, а этого не избежать, если нас раскроют. И это еще в лучшем случае. Но я верил в свои силы.
– Абсолютно. Чтобы нас здесь обнаружили, должно произойти невероятное количество совпадений. Нам ничто не грозит.
В ее взгляде по-прежнему читалось сомнение, но, когда я обнял ее за плечи, она прильнула ко мне, нуждаясь в этом не меньше меня.
– Как ты?
Наконец-то я смог задать ей этот вопрос.
Она так тяжело вздохнула, что у меня защемило сердце.
– Более или менее. В основном грущу или злюсь. – Не отдавая себе отчета, Мер инстинктивно погладила пальцами мое колено – в том самом месте, где на моих оставшихся дома драных джинсах была прореха, которую она вечно теребила. – Больше всего мне сейчас хочется, чтобы этих двух дней не было и Марли вернулась обратно. И Картер тоже. А ведь я даже не знала его.
– Зато я знал. Он отличный парень. – Тут же мелькнула мысль о его родных, как они теперь будут без своего кормильца. – Я слышал, Картер все время говорил Марли, что любит ее, пытался поддержать.
– Ну да, пытался. Во всяком случае, вначале точно. Меня уволокли до того, как все закончилось.
Я улыбнулся и поцеловал ее в макушку.
– О тебе я тоже слышал. – Я сказал это и немедленно удивился, почему не признался ей, что видел все своими глазами. О том, что она бросилась на выручку подруге, мне стало известно еще до того, как об этом начали перешептываться во дворце. Впрочем, именно так я теперь смотрел на ее поступок: сквозь призму всеобщего изумления и, как правило, восхищения. – Я горжусь, что ты подняла бучу. Молодец.
Мер прижалась ко мне:
– Папа тоже гордится. Королева сказала, что я не должна была так себя вести, но она рада, что я так поступила. Я вообще перестала что-либо понимать. С одной стороны, это вроде как была хорошая идея, но в то же время не очень, и все равно это ни к чему не привело.
Я обнял ее еще крепче; ни в коем случае нельзя, чтобы она усомнилась в том, что было для нее естественным.
– Ты поступила правильно. Это много для меня значит.
– Для тебя?
Мне неловко было признаваться в своих страхах, но она должна об этом знать.
– Угу. Иногда я задаюсь вопросом, изменилась ты за время Отбора или нет. Тебя тут холят и лелеют, ты живешь в роскоши. Я спрашивал себя, много ли в тебе осталось от прежней Америки. То, что произошло, дало мне понять, что ты все та же, прежняя, и обстановка дворца никак на тебе не сказывается.
– О, сказывается, и еще как, но не в том смысле, – фыркнула она раздраженно. – Я постепенно прихожу к выводу, что принцессы из меня не выйдет.
Ее гнев уступил место грусти. Америка уткнулась лицом мне в грудь, как будто пыталась скрыться у меня под ребрами. Очень хотелось обнять ее и прижать к сердцу так крепко, чтобы она стала его частью, защитить от боли, которую она могла встретить на своем пути.
– Послушай, – заговорил я, понимая: для того, чтобы добраться до приятных вещей, нужно сначала разделаться с неприятными. – Беда с Максоном в том, что он актер. У него всегда такой вид, как будто он выше всего того, что происходит. Но на самом деле он обычный человек, ничем не лучше других. Я знаю, что ты испытываешь к нему какие-то чувства, иначе просто не стала бы здесь задерживаться. Но уже пора понять, что все это ненастоящее.
Америка кивнула, и у меня возникло ощущение, что я, в общем-то, не сказал ей ничего особенно нового, похоже, в глубине души она всегда это подозревала.
– И хорошо, что ты разобралась в этом сейчас. Что было бы, если бы ты вышла за него замуж, а потом узнала, каков он на самом деле?
– Согласна, – выдохнула Мер. – Я и сама об этом думаю.