Бог Ярости (ЛП)
— Отрубить ему голову! — кричит Лэн, похоже, слишком наслаждаясь театральной игрой.
— Мой дорогой, — Реми тянется к Крею и прячется за ним, говоря все тем же тоном. — Спаси меня от этих нецивилизованных варваров.
— Никто не спасет тебя от гильотины, — говорит Илай со злой ухмылкой.
— Эй, в средневековой Англии не было гильотины!
— Мы во времени Французской революции, mon ami — мой друг.
— Отпрыск! — Реми использует Крея как щит, пока Илай пытается обойти его. Лэн смеется от души, и я тоже.
Я вырос вместе с этими ребятами и их выходками, и я благодарен им за эти бездумные встречи и дерзкие подшучивания.
Они — моя семья, и я благодарен им не только за это.
В основном потому, что они предложили мне место, где я могу притвориться, что я — один из них.
Спустя полчаса мне нужно в уборную. Я покидаю шумную гостиную и направляюсь в гостевой туалет.
После того, как закончил, я мою руки и на секунду задерживаюсь на своем отражении в зеркале. Тошнота подкатывает к желудку, и я прерываю зрительный контакт, прежде чем разбить это зеркало вдребезги.
Вытерев руки, я поднимаю рубашку и смотрю на темно-фиолетовые засосы возле ключиц, плеч, груди, но в основном вокруг сосков.
Меня пробирает дрожь, и я провожу по ним пальцами, шипя от тени боли. Честно говоря, я никогда не думал, что у мужчин могут быть чувствительные соски или, что еще хуже, в моем случае, что меня возбуждает, когда Николай играет с ними.
Он не просто оставлял засосы. Он жестоко издевался над моей кожей, оставляя на ней злые следы от зубов.
Куда бы я ни прикоснулся, он там. Как постоянное напоминание о моей испорченной психике.
О том, как далеко я зашел и как глубоко потерял контроль над собой.
Мои товарищи по команде этого не заметили, потому что я принимал душ после того, как они выходили из раздевалки, притворяясь, что сначала должен кое-что сделать. Они отругали меня из-за засоса на шее, сказав, что у меня дикая девушка.
Они, очевидно, имели в виду Клару, но она и близко не дикая.
Тот, кто сводит меня с ума, — не кто иной, как мужчина.
Буйный, вечно без одежды, мужчина-гора, который смотрит на меня так, будто хочет разорвать на части.
Интересно, как я на него смотрю?
Мой взгляд останавливается на моих глазах в зеркале, и я стону, когда случайно касаюсь соска. Он все еще болит и ноет от его внимания, и сколько бы я ни пытался стереть это воспоминание, оно не проходит.
Я провожу пальцем по тугой вершине и снова сжимаю его, представляя, что это его зубы.
Мой член дергается, упираясь в брюки, и я прикусываю нижнюю губу.
Я пьян — или уже близок к этому. Это ничего не значит…
Он выглядел недовольным, когда я сбежал. Но почему? Он никак не мог ожидать, что я останусь там, пока все нас не заметят.
Мой телефон вибрирует, и я замираю, а затем спускаю рубашку, вытаскивая его.
Сердце застревает где-то в горле, когда я вижу его имя на экране блокировки.
Я должен игнорировать его.
Когда мы общаемся, ничего хорошего из этого не выходит.
Я точно проигнорирую его.
Мой большой палец колеблется над экраном, прежде чем я снимаю блокировку и открываю сообщение.
Николай: Добрый вечер, цветок лотоса. Подумал, что стоит начать сообщение именно так, раз уж ты любишь быть таким правильным.
Я сопротивляюсь желанию закатить глаза и жду следующего сообщения. Он всегда отправляет несколько штук подряд.
После той ночи в переулке он не только начал снова писать мне, но и возобновил пытки моего терпения каждое утро во время пробежки.
То, что раньше было священным занятием, теперь омрачается его бесконечными вопросами и постоянными попытками сблизиться со мной.
Я просматриваю его последние сообщения, стараясь не чувствовать нетерпения из-за точек, которые постоянно появляются и исчезают.
Его сообщения обычно многословны, и по какой-то причине он любит рассказывать мне истории о том, что происходит в особняке Язычников, как будто это меня касается.
Его сообщения могут быть слишком разрозненными. Например, вчера они были следующего содержания:
Николай: С нетерпением жду завтрашнего дня. Может быть, в этот раз я получу от тебя больше, чем пять предложений;)
К твоему сведению. Я так и буду представлять твои губы на своем члене, когда буду дрочить сегодня вечером.
Ты можешь делать то же самое, кстати.
Пожалуйста, сделай это. Я возбуждаюсь от одной мысли об этом.
Не могу не представлять, как ты задыхаешься моим членом.
Блять. Надо сменить тему, пока я не кончил в штаны.
Итак, Джереми проснулся сегодня и выбрал насилие. А мы такое любим. Потому что, будь уверен, я был с ним на каждом шагу. Лучшие друзья и все такое. Мы избили этих ребят, которые думали, что могут поднасрать нам и остаться в живых. Для меня это гребаная наглость. Хочешь, я привезу тебе сувениры в виде их выбитых зубов? Наверное, не лучшая идея, да? Просто спрашиваю. В любом случае, не могу дождаться, когда увижу тебя завтра в обтягивающей майке и шортах. Бегать еще никогда не было так весело.
Появляется новое сообщение, и я проверяю его липкими от пота пальцами.
Николай: Итак, я жду.
Брэндон: Чего?
Николай: Не морочь мне голову. Ты уже расстался с той сучкой?
Я с трудом сглатываю, вспоминая совершенно очевидный разрыв, произошедший сегодня вечером. Но если я скажу об этом Николаю, это просто запудрит ему голову, а нам это не надо.
Брэндон: Что бы я ни делал со своей личной жизнью, это не твое дело.
Николай: Значит сделаю его своим. Я сказал тебе, что если ты не разберешься с ней, то я сделаю это вместо тебя.
Я смотрю на экран широко раскрытыми глазами, когда он присылает мне фотографию девушки, сидящей рядом с ним в пабе.
Клара.
На ней то же платье, что и раньше, и она улыбается, потягивая напиток.
Николай: Будь по указанному адресу через двадцать минут, или я пришлю тебе видео, где она скачет на моем члене.
Уши закладывает, и я борюсь с волной тошноты, подкатывающей к горлу.
Я ударяю рукой по раковине и шумно вдыхаю и выдыхаю, но ничто не успокаивает мое бешено бьющееся сердце. Какая-то часть меня знает, что я должен либо написать ему и сказать, чтобы он этого не делал, либо вообще игнорировать его, но я не делаю ни того, ни другого.
Блять!
Я выбегаю из дома и сажусь в машину. Наверное, мне не стоит садиться за руль, когда я немного пьян, но, похоже, мне наплевать, когда я выезжаю из дома и направляюсь по адресу, который прислал мне этот придурок.
Проходит целых семнадцать гребаных минут, прежде чем я оказываюсь в жилом комплексе рядом с кампусом Королевского университета.
Я ввожу код для входа, который он мне прислал, и поднимаюсь на лифте в пентхаус. Еще один код. Еще одна потраченная впустую гребаная минута, на которую у меня нет времени.
Лифт открывается посреди просторной квартиры с прозрачным потолком, на котором виднеется частично затянутое облаками небо и несколько звезд.
Освещение приглушенное и интимное, словно это обстановка для романтической ночи.
Мой гнев едва скрывается под поверхностью, разрывая и растягивая шатко стоящие стены, пока я шагаю в направлении, должно быть, спальни.
Сначала до меня доносится хихиканье, а затем гул очень знакомого голоса. Я останавливаюсь перед приоткрытой дверью, втягивая в горящие легкие несуществующий воздух.
Я должен уйти и оставить все это позади.