Бог Ярости (ЛП)

Даже после того, как он кончил, он продолжает скакать на моем члене, двигаясь взад-вперед, сжимая меня, вытягивая оргазм откуда-то из глубины моей поганой души, а не из тела.
Я кончаю глубоко в него, и он стонет, впиваясь зубами в мои пальцы, а его тело содрогается под моим.
Если я не знал этого раньше, то теперь уверен. Я никогда больше не смогу наслаждаться сексом, если он будет не с ним.
Он, блять, сломал меня.
В прямом и переносном смысле.
В моей голове все еще царит чертова неразбериха, даже когда я выхожу из него. Моя сперма стекает по его яйцам и бедрам, и мне хочется вернуть ее обратно в него, как я обычно делаю, но дело не в прикосновениях.
Речь идет о том, чтобы доказать свою точку зрения.
Когда я убираю руку, губы Брэна тянутся к моим, но я делаю шаг назад и оказываюсь вне пределов его досягаемости.
Я никогда не видел его таким обиженным, таким растерянным, каким он выглядит сейчас. Все удовольствие исчезло, и он смотрит на меня медленно, настороженно, словно впервые видит мои глаза.
Мы сталкиваемся, когда он оказывается лицом к лицу со мной.
Я беру его за руку, и он напрягается, когда я снимаю часы и проверяю, что под ними. Там есть старый шрам, но новых я не вижу. Хотя, возможно, он делает это скрытно, как, например, с чертовыми порезами от «бритья».
— Я не… — он медленно отдергивает руку. — Я не делал этого с последнего раза.
— Хорошо.
Он качает головой, его лицо не поддается прочтению.
— Ты можешь сказать, что случилось?
— Тебе лучше не позволять никому прикасаться к себе, иначе, клянусь, мои угрозы убийства станут реальностью.
Он кивает, выражение его лица серьезное.
— Мы одни друг у друга, помнишь?
— Это ты должен помнить об этом.
— Что, черт возьми, это значит?
Я разворачиваюсь и сажусь на мотоцикл.
— Подожди. Ты уезжаешь? Вот так просто?
— Именно.
— Николай. Не смей, блять, уходить от меня.
— Ты делал это бесчисленное количество раз. Почему я не могу?
На его лице отражается боль, и он открывает рот. Мне пора уезжать, но я не могу. Не сейчас, когда ему есть что сказать.
— Мне жаль.
— Что я, блять, говорил об извинениях?
— Что ты хочешь, чтобы я сказал или сделал? Я пытаюсь сблизиться с тобой, но чем сильнее я стараюсь, тем дальше ты ускользаешь.
— Позволь мне спросить тебя, — я поворачиваюсь к нему лицом. — Если бы тебе пришлось выбирать между мной и твоим братом. Кого бы ты выбрал?
— Ни того, ни другого. Это не должно быть выбором. Кроме того, если ты примешь его с Мией, у него не будет выбора, кроме как принять тебя со мной.
— Моя сестра не может быть предметом долбаных переговоров.
Его лицо расслабляется, и он тяжело сглатывает.
— Тогда, полагаю, ты сделал свой выбор.
— И ты тоже, — я завожу двигатель.
Мне нужно уехать отсюда, прежде чем я осуществлю свою иррациональную идею о его похищении.
Голос внутри меня требует этого, скребя и царапая чертову основу моего существа, лишь бы удержать его рядом.
Но если я сделаю это, если я заберу его, я причиню ему боль. Я просто знаю, что, блять, потеряю его.
Поэтому, несмотря на то что я продолжаю смотреть на него в зеркало заднего вида, стоящего там с рукой в волосах, я не возвращаюсь назад.
Мне нужно уничтожить паразита, которым является Лэндон Кинг.
А для этого мне нужна целая пачка этих гребаных таблеток.
Глава 29
Брэндон
Николай: Я сделаю за тебя выбор насчет Лэндона. Считай, что с ним разобрались.
Это сообщение я получил после еще одной гребаной недели молчания от Николая.
После того, как он трахнул меня у дерева, а потом ушел. Не дав мне поцеловать его. Поговорить с ним. Ничего.
Он даже выдвинул мне ультиматум, при этом не желая разговаривать о своей собственной сестре.
 
У нас с Лэном могут быть свои проблемы, но он мой брат-близнец. Человек, которого я знаю лучше всех. Человек, к которому я обращаюсь всякий раз, когда тону в гребаной ненависти к себе. Наблюдая за тем, как он ведет себя бесстыдно и уверенно, я надеюсь, что со мной все будет в порядке. Если мой однояйцевый близнец такой, то и я смогу.
Никто, кроме нас с Лэном, не понимает всей сложности наших отношений. Даже мама с папой не в курсе.
Так как же Николай мог поставить мне такой ультиматум? Как он мог предположить, что «разберется» с моим братом и подумать, что я ему позволю?
Как, черт возьми, он вообще мог заставить меня выбирать?
На дне рождении Мии я заметил, что он был сам не свой. У него было такое пустое, бездонное выражение лица, а иногда он смотрел на меня, и мне казалось, что он меня не видит.
Я хотел быть рядом с ним, и я, черт возьми, пытался бесчисленное количество раз, если уж на то пошло. Но именно он захлопнул дверь перед моим носом.
Не могу отделаться от мысли, что это месть за все то время, когда я держал его на расстоянии. Игра в эмоциональные качели изменилась, и теперь я на принимающей стороне.
Но я никогда не угрожал его семье. Возможно, я скрывал интрижку Лэна и Мии, но я действительно считал, что все рассосется само собой и от этого будет больше вреда, чем пользы.
И да, временами я мог отдаляться, но я был рядом, когда он этого хотел.
С другой стороны, он ясно дал понять, что больше не хочет иметь со мной ничего общего.
Он не общается со мной. Не приходит в пентхаус. И его совершенно устраивает перспектива потерять меня, причинив боль моему брату.
Забудьте о том, что у меня разбито сердце. Я чертовски зол прямо сейчас.
Я написал Мие о планах ее брата, и она дала мне код для доступа к особняку Язычников.
Вот где я сейчас нахожусь после того, как ехал словно сумасшедший.
Однако, когда я подъезжаю к пристроенному дому, где Мия велела мне встретиться с ней, меня останавливают трое громоздких охранников. Двое из них сложены как скалы и смотрят на меня так, словно я таракан.
Они стоят по обе стороны металлической двери, скрестив руки перед собой, но я успеваю заметить их пистолеты в кобурах на поясе.
Тот, кто делает шаг вперед, — молодой блондин, который выглядит не старше меня, но выражение его лица хладнокровное, когда он приказывает с русским акцентом:
— Отойди.
— Я здесь, чтобы увидеть Мию, — говорю я твердым голосом.
— Это невозможно. Покинь территорию или мы тебя выпроводим. Второй вариант понравится меньше.
— Я не сдвинусь с места, пока не увижу Мию и моего брата.
Он делает шаг вперед, но я остаюсь на месте. Я не сомневаюсь, что он повалит меня на землю, но мне все равно. В данный момент все, чего я хочу, — это отвезти брата домой целым и невредимым.
— Скажи Николаю, что я здесь, — говорю я, когда он тянется ко мне.
— Что?
— Скажи ему, что я хочу его видеть и что он, черт возьми, не захочет испытывать мое терпение.
— Зачем Николаю хотеть видеть тебя? — говорит он с ноткой снисходительности, от которой меня передергивает.
В его глазах я — идентичный близнец Лэна, и, следовательно, Николай будет относиться ко мне с тем же презрением. Но это не так. Я нравлюсь даже Джереми и Киллиану, и они всегда отличали меня от выходок Лэна.
Николай тоже, с самого начала. Из-за этого он называет меня цветком лотоса. Но сейчас он ведет себя как полный мудак.
Охранник начинает толкать меня, и я сопротивляюсь. Но прежде, чем он успевает ударить меня по лицу, дверь со скрипом открывается.
У меня перехватывает дыхание, когда выходит Лэн, покачиваясь на нетвердых ногах. Из уголка его губы сочится кровь, а щеки и шею украшают фиолетовые синяки.
Но больше всего меня парализует то, как его левая рука безвольно лежит на боку, поддерживаемая правой за предплечье.