Подлунная Роза
Возможно, мне не стоило потакать Нилсу в его любопытстве, но я помнила себя в его возрасте, мои первые вылазки в лес и отчаянную жажду чудес. Разве могла я отказать ему в том, чего так горячо искала сама?
Как-то раз ребенок снова удрал, на этот раз в компанию подвыпивших магов, которые навеселе решили подразнить Эдвина, дракон разозлился, стал рычать, его пламя подожгло загон и пришлось тушить пожар. Суета тогда поднялась страшная, и в тот вечер Томас вышел из себя. Скорее, от испуга, но я никогда не видела его в таком бешенстве.
– Уймись, Нилс! – он кричал на него при всех, позабыв о приличиях. Я стояла в стороне с тяжелым сердцем, хоть я и не была виновата. – Ты принц, наследник королевства, а не беспризорник, которому все дозволено! Помни свое положение и прекрати позорить свое имя глупыми выходками! Я запрещаю тебе эти игры, ты переходишь все границы!..
Вдруг из загона донеслось ворчание, это Эдвин услышал крики и решил проверить, в чем дело. Его чешуя все еще топорщилась после ссоры с колдунами, он выглядел рассерженным, и, не раздумывая, двинулся на Томаса.
Я успела только вскрикнуть, дракон уже нависал над Томасом и ребенком, рыча и угрожающе щеря пасть. Он защищал Нилса от разозлившегося родителя.
Томас отступил, он не ожидал такой реакции дракона, и мальчуган перепугался не меньше. Он бросился к отцу, заслоняя его собой. Чтобы отпугнуть зверя, он пытался изобразить пасс, который делали маги, когда хотели вызвать огонь.
– Нет!.. – крикнул он, выставляя перед собой руки.
У мальчика ничего не вышло, руки лишь рассекли воздух, но Рик, стоявшая позади меня, тихо вскрикнула и прижала пальцы к губам. На лице Томаса, который тоже заметил этот жест сына, застыло противоречивое выражение.
Эдвин не тронул ни Нилса, ни Томаса, лишь смерил последнего предупреждающим взглядом и вернулся к себе, но эта сцена не прошла бесследно.
На следующий день Томас сообщил мне, что они уедут раньше, чем собирались, якобы появились срочные дела. Я знала, что никаких срочных дел у него не было, но не стала ничего говорить: причины, по которым они уезжали, витали в воздухе.
Это был его сын, и я понимала, почему Томасу не хотелось, чтобы Нилс хоть как-то касался магии. В своей жизни он больше чем кто-либо испытал на себе беды, которые несет колдовство, оно погубило его семью, его брата, девушку, в которую он был влюблен, и пусть магия стала силой его королевства и его опорой, это не делало ее безопасной игрушкой, которую можно доверить ребенку.
Мне было грустно, что они уезжают, я чувствовала себя виноватой, потому что не заступилась за Нилса, чье любопытство я понимала как никто другой. Однако я знала, что есть границы, которые я не в праве переступать, и темы, на которые не должна говорить с Рик и Томасом. Стоит мне заявить им, что магия не так уж плоха и что необязательно быть такими строгими к ребенку, и я получу достаточно возражений. «Спасибо, придворные колдуны, которых ты обучила, очень полезны, но магия не для нашего сына. Мы не хотим, чтобы Нилс кончил, как ты и Эдвин, тронувшись умом еще до двадцати».
Если я смирилась с решением Томаса, то мальчику было сложнее принять его. В день отъезда Нилс снова сбежал, и на этот раз привести его вызвалась я. Отчасти для того, чтобы выслужиться перед Томасом и Рик – как бы они и вовсе не запретили мне встречаться с племянником после того, как на него повлияло мое общество, – отчасти, чтобы поговорить с мальчиком и объяснить ему позицию родителей.
Я знала, где его искать, и сразу отправилась на задний двор. Наверняка юный принц пошел к своему чешуйчатому любимцу пообещать, что никогда его не забудет.
Мои догадки оказались верными, Нилс действительно был там, и под навесом разворачивалась трогательная сцена прощания. Мальчик сидел перед драконом и изливал ему свою душу, только услышав, что племянник ему говорил, я застыла на месте, не осмелившись мешать им своим появлением.
– …Нет человека хуже моего отца, – говорил ребенок сквозь слезы. – Он ничего мне не позволяет… Он думает, что колдовство – глупости и ерунда, что это не… не… непобода… неподобу… неподобающе!.. Хотел бы я быть не его сыном. Если бы я родился у вас с Одри, вы бы все мне позволяли. Вы бы научили меня… я бы тоже был драконом!..
Он опять всхлипнул и с криком выкинул вперед руки, снова изображая пасс с огнем. Безрезультатно, и это поражение лишь усилило его горе, ребенок захлебнулся бессильными рыданиями.
– Когда-нибудь у меня выйдет!.. – проговорил Нилс, глядя на дракона сквозь слезы. – Когда-нибудь я стану самым могущественным колдуном в мире, и все узнают, какой я!..
У меня защемило сердце, я двинулась к нему, чтобы обнять, но застыла. Эдвин сочувственно протянул к ребенку морду, подставляя нос под маленькие руки. Нилс погладил чешуйчатые ноздри, и дракон закрыл глаза. Его черная чешуя встопорщилась и задрожала.
Я моргнула, чтобы прояснить зрение, а когда открыла глаза, черный силуэт уже распадался в воздухе, словно пепел. Под лоскутами черной дымки на земле перед Нилсом встал человек в изодранном боевом облачении, с длинными растрепанными волосами.
Он опустился на одно колено перед ребенком и взял его руку, пока тот изумленно таращился.
– Не советую начинать заниматься колдовством, – проговорил он, похлопав его по плечу. – Нет в нем ничего хорошего. Поверь самому могущественному колдуну на свете.
С этими словами Эдвин взглянул на меня и улыбнулся. Я бросилась к нему.
Глава 10. Академия
Эдвин почти ничего не помнил о годах, которые провел во втором обличье, только то, что в последнее время всегда чувствовал меня где-то рядом. Он не знал, ни почему ушел от нас, ни почему вернулся, для него произошедшее оказалось чудесным долгим сном, за время которого он отлично отдохнул и набрался сил. А силы ему понадобились хотя бы для того, чтобы принять новую обстановку.
Когда Эдвин узнал замок родителей в том месте, где очнулся, он потерял дар речи. Он бродил по дворам и коридорам, а зайти в главный зал решился, только опершись на руку Томаса. Вместе с братом они обошли весь дворец, а потом долгое время стояли над могилами родителей и говорили о чем-то, пока мы с Рик и Нилсом ждали их в саду.
– Дядя Эдвин немного глупый, да? – спросил ребенок у матери, стараясь говорить тихо, чтобы я не услышала. – Он совсем ничего не знает, ему все нужно рассказывать!
– Дай ему время, он долго спал, – успокоила его Рик.
В ее словах я услышала радостную весть: похоже, их отъезд откладывался.
Празднество в честь приезда королевской четы, которое только утихло, вспыхнуло с новой силой, теперь уже в честь возвращения Эдвина. Пили даже те, кто после прошлой пьянки клялся, что не возьмет в рот ни капли, нас чествовали, словно жениха и невесту, и мы шутили, что наконец-то отпраздновали нашу свадьбу, как надо.
Меня кружило от радости, мир обратился бело-розовым маревом, ничто больше не было важно, ничто не могло расстроить или огорчить, а последние годы жизни стирались из памяти с пугающей скоростью. Уже казалось, что не было ни пещер, ни осады, ни месяцев в башне, проведенных над книгой, ни одинокой жизни на пустыре: все это виделось кошмаром, наваждением, которые закончились раз и навсегда.
Когда я рассказала Эдвину, как отправилась выручать Умму, он был вне себя. Он знал тот клан и ни за что не позволил бы мне пойти туда одной: именно оттуда вышел человек, который уговорил их отца избавиться от Эдвина. Близнецы, рожденные вторыми, считались сильнейшими колдунами, и бежавший из клана маг многие годы использовал Эдвина, как свой сосуд, так что муж знал о положении Уммы и остальных намного больше, чем я думала. Эдвину пришлось выучиться этой магии, чтобы одолеть своего тюремщика, вот как он овладел ей.
Да, я совершила глупость, но я смогла одолеть Салтра, создала «Обличья стихий» и нашла в себе дракона, и, хотя Эдвин никогда не говорил мне этого, я знала, что он мной гордится.