Старость аксолотля
– Может, ты и прав, – медленно бормочет за его спиной Петрч. – Может, таковы в самом деле были мои подсознательные мотивы… Но подобного рода подозрения невозможно проверить. Даже если я сейчас честно признаюсь, под открытым Стражем, на чистых вариографах, это тоже ничего не будет значить, поскольку я мог за это время убедить себя в самом худшем и по-настоящему в это поверить. В каждом из нас таится сомнение в самом себе, мрачное подозрение, более того, даже некое извращенное желание найти в себе как можно больше черт своего темного близнеца. Каждый, говоря: «Я абсолютно невиновен», уже машинально ищет в себе вину. Кто сегодня верит в невинность? Такого не бывает. Лишь градации подлости, между полюсами разнонаправленных эгоизмов. Так что…
Это не таро с его легкой символикой, нет у Агерре и никакого влияния на расклад – и тем не менее, он ощущает тот же самый едва заметный, фантомный зуд, где-то между задним мозгом и мозговой оболочкой, зачатки движения, финал которого невозможно предвидеть, но каждый этап его одинаково неизбежен. Ассоциации льнут друг к другу, будто внутренности хорошо смазанного поршня. Движение расходится все более быстрыми волнами, Фредерик почти его слышит, тлум-тулумм, тлум-тулумм, начиная с кустистой тени на стене Каланчи и заканчивая – заканчивая фиолетовыми глазами молчащего Ивана Петрча.
Агерре поворачивается к нему и смотрит в эти глаза, и внезапно становятся ясными причина визита раскольника, стиль беседы, долгие паузы, неожиданная открытость… Все лишь затем, чтобы максимально затянуть разговор. Время! Время!
Они лишь обмениваются взглядами. Петрч еще успевает открыть рот, но Агерре без единого слова обрывает связь, и Иван исчезает с дорожки, будто изгнанный экзорцистом дух.
Время! Фредерика распирает от неуправляемой энергии. Успеет ли он? Или Иван все же выиграл?
Но какова, собственно, ставка?
12. Изнасилование
Не зная, что делать, он в самом деле раскладывает таро. Само это действие запускает успокаивающие процедуры Стража, поскольку теперь каждая ссылка на глиоинтуицию будет напоминать Фредерику о Иване Петрче и о том, что в данном вопросе он с самого начала был несомненно прав – именно глиомыслие, а не Ваяние определяют реальное могущество – так что теперь все выглядит так, будто раскладывая каждый раз таро, он унижается перед Петрчем, почти принося ему вассальную присягу. Особенно в первый раз, когда Агерре еще чувствует во рту горький вкус искренне высказанных Петрчу слов, в то время как тот всегда опережал его на шаг, всегда оказывался на один ответ умнее, ибо – глия.
На что мог рассчитывать Петрч? Сколько они могли бы так разговаривать? Час? Два? Не больше. Что произойдет за это время? От чего его удерживал Иван?
Четверка Кубков, Восьмерка Булав.
Он не назвал полную численность раскольников. Фон Равенштюк все еще работает – рано или поздно объявятся все, но это вопрос дней, не часов. Так что не в этом дело.
Настазия. Сколько уже длится инквизиционный процесс? Как давно разошелся по Иллюзиону циркуляр? Есть ли еще ксенотик, до которого тот не добрался? Только в том случае, если он все это время беспрерывно Ваял. Есть кто-то такой?
Агерре берет у писаря текущий реестр, задает временные условия. Всего один кандидат: фрай Рихард Горпах, 208.4 окт., номер 284 у Лужного. Агерре его знает, Горпах по образованию астрофизик, принес присягу меньше года назад. Он практически идеально подходит к профилю раскольника. Агерре быстро проверяет цель Ваяния Горпаха, и у него на несколько секунд учащается пульс: Горпах Ваяет сюда, предполагаемое время прибытия через сорок минут; он уже миновал Точку Ферза.
И так постепенно выявляется до сих пор скрытая логика событий. Агерре выпустил инквизитора, раскольники узнали о предмете расследования от первых допрошенных, проверили цель Ваяния Фредерика (у них наверняка есть какие-то подходы к Совету Ордена), испугались разоблачения Горпаха, во всяком случае, испугался Куомо (может, он дружил с Горпахом; не на встречу ли с ним в Глине летит сюда Рихард?) и решил превентивно Заваять Агерре, но не вышло, а поскольку в итоге лишь увеличились шансы разоблачения Горпаха, подключился Петрч, пытаясь отвлечь внимание Фредерика до того момента, когда информация об инквизиции доберется до неудачливого раскольника, но тоже не вышло.
Что они теперь предпримут? Пойдут ли на открытую конфронтацию в защиту Горпаха, над планетой Агерре?
– Писарь!
Фредерик проверяет, кто из ОНХ пребывает в АС и окрестностях. Вопреки мнению, в «столице» ксенотиков их вовсе не полно, во всяком случае, не в CLay. Четыре неспящих, не считая самого Агерре – мало это или много? Какова, собственно, вероятность, что среди них окажется очередной раскольник? Почти нулевая – если они не собрались здесь в соответствии с планом. Так или иначе, Фредерик не знает никого из них настолько, чтобы довериться ему по вопросу Горпаха. Однако, с другой стороны, 208 окт. – не хрен собачий. С Куомо было нелегко, а ведь с Горпахом все должно пойти несравненно быстрее. Сцилла, увы, все еще где-то возле ядра…
Тридцать пять минут. Фредерик выныривает в Иллюзионе пятимерного отображения пространства-времени: здесь только звезда, планета и похожие на дождевых червей длинные рукава Ваяний, настолько перекрученные, что их невозможно описать словами из мира, доступного ощущениям Homo sapiens. Этих червяков-5D четыре: один самого Примуса, один некоего Ветона Макблея ОНХ, уже покидающего долину звезды, в пяти тысячах астрономических единиц от нее и с каждой секундой все дальше, один Рихарда Горпаха – и один Есады Ори, в соответствии с распоряжением Фредерика прибывающей в Агерре-сити.
Фредерик быстро оценивает на Болотах, насколько Есада опережает Рихарда: примерно на десять минут, если оба будут придерживаться оптимальных траекторий. Сам он приказывает своему НавигаторуXG пойти на перехват. Они встретятся на кривой, опережающей планету.
Тем временем происходит самоуничтожение его Сада. Агерре нужен специализированный, высокоэнергетичный живокрист, причем в большом количестве, а единственный материал, которым он располагает для его выращивания, – живокрист Сада и заполняющие его органические массы со штаммами QTRP и ДНК. Охваченный каннибальской лихорадкой, Сад разогревается до шестидесяти с лишним градусов Цельсия. Агерре изолируется во внутреннем кубике, полностью отрезав себя от остального Сада – который уже таковым не является.
В глубоком Иллюзионе он общается с экспертами Ордена, выбирая наилучшие инвазионные программы. В мелком – наблюдает за неумолимо приближающимися к нему тремя личинками 5D.
Одиннадцать минут. Исчезает одна личинка, сразу за ней вторая.
Есада устала. Она не понимает или не хочет понимать, о чем просит ее Агерре, а Агерре спешит, у него нет времени на утонченные беседы.
– Раскольники, фрай! – он повышает голос, и малышка Есада машинально пятится в кутрипическую гущу своего салона. У Фредерика вновь сжимается сердце от чувства вины. – Они заявили о себе. Три часа назад один из них хотел меня полностью Заваять. Они убили Габриэля. Какие тут, черт побери, еще могут быть сомнения?
– Я просто не понимаю, почему сам раскол обязательно должен быть чем-то плохим.
– Ты их поддерживаешь? Это убийцы.
– Некоторые – наверняка. Но это ничего не говорит о том, насколько справедливо или несправедливо они поступают.
Агерре видит, что с таким подходом он мало чего добьется. Он мог бы отдать ксенотичке непосредственный приказ как Primus Inter Pares OHX, но если Ори откажется подчиниться, он толкнет ее таким образом прямо в объятия Петрча. Впрочем, он не хочет ее принуждать.
И потому:
– Есада, Есада… – он присаживается на кушетку под кутрипической пальмой, беспомощно сгорбившись. – Ты была единственной, кому я мог полностью доверять – кроме Сциллы. Ты произвела на меня впечатление тогда в Венеции. Я считал, что если ты столь ценишь этику ксенотика… что присяга, принесенная Ордену… Я уже ничего не знаю.