Слепая зона (СИ)

— На квалификации вы были только пятыми, вчера — третьими. Хватит ли скорости, чтобы снова выйти в топ три? — спрашивает ведущая Егора.
— Пусть соперники не переживают, погонять им придется, — отвечает тот. — Скорости хватит, ошибки мы учли.
Жму газ — тороплю брата, который весело дает интервью.
Из колонок раздается смех второго ведущего, бывшего чемпиона мира:
— Не злись, не злись, Платоша! Анжела, отпусти Егора! Не то Платон сейчас выйдет из своей Акулы, а если он выйдет, мало нам всем не покажется.
Хохот отовсюду.
Я жму газ снова, теперь сильнее. Зрители свистят.
— Ишь как обиделся! Что только третьим вчера был. Ничего, Платоше полезно, злее будет. Давайте, парни, больше огня, меньше страха. Смелее! А я напоминаю: от Охотников за штормами выступают два экипажа, один из которых стартует уже сейчас. Пилоты — братья Смолины. Все привязаны к мониторам. Это не те ребята, что допускают детские ошибки. Осенью их подвело сцепление, кажется? Да? Кто подскажет?.. Верно, был техсход...
Егор занимает кресло рядом, пристегивается.
— Трепло, блядь, — произношу я, впрочем с улыбкой.
Брат успокаивается, когда болтает. У него ритуал такой.
— Едем на все деньги, — говорит он, посерьезнев. Напрягается и громко выдыхает.
Мы с силой ударяемся кулаками.
Установка была — не жалеть тачку, гнать на пределе. Убьем, значит, убьем.
— Едем на все деньги, — повторяю я. Поглаживаю руль Акулы, захлопываю дверь.
Камера берет крупный план — машу. Смотрю вперед. Газую несколько раз, краем уха отмечая взрывы аплодисментов, крики, свист. Холодок по плечам. Болельщиков в этот раз толпа. Финал. Впереди только гран-при, куда я тоже попаду.
Без вариантов.
— Едем на все деньги! — говорю громче.
— На все, блядь, деньги! — вторит Егор.
Вдох-выдох.
На моей первой гонке Федор сказал: «Разобьешь оптику — убью на хуй».
На миг опускаю глаза в память о нем. Ощущаю дух присутствия. Это бред полный, и я в таком никогда не признаюсь публично, но каждый раз, когда нужно рвать на пределе, не жалея бабла и работы механиков, я ощущаю рядом тень Федора. И Егор, мне кажется, ощущает, хотя аналогично — не признается.
Обратный отсчет.
Взмах флага.
Ботинок в пол, мы срываемся с места и сразу влетаем в занос. Сука, опасный. Тима Агаев здесь вылетел перед нами и потерял полторы минуты. Нас несет по его колее, но я смотрел предыдущий заезд предельно внимательно, поэтому в курсе, что здесь именно так и будет.
Отпускаю руль, а потом резко выкручиваю, ловлю управление, разгоняю обороты, и Акула с ревом возвращается на трассу.
— Вперед-вперед-вперед на полную! — орет Егор.
Три секунды... и мы выходим на предел машины. Москва просила больше агрессии. Стану первым — подойду к ней.
Кровь венах превращается в жидкий металл, я сливаюсь с корпусом и сам становлюсь куском металла. Частью механизма. Время замедляется, инстинкты требуют своего, и я отпускаю себя.
Или добиться цели, или сойти с ума.
***
Пульс начинает шпарить в тот момент, когда нога отпускает педаль тормоза. Мы останавливаемся в эффектном заносе, подняв стену снега. Покрутившись для понта на месте. Крики болельщиков перебивают гул в ушах.
Ясность была предельной, и на миг она словно теряется, будто за этот час ее лимит израсходован полностью.
Переглядываемся с Егором. Ударяем кулаками, потом дважды по груди с силой. Синхронно. До боли, которая отрезвляет.
— Блядь. Су-ука! — тянет он глубокомысленно. И просто орет!
Я ошарашенно выдыхаю. Пот катится по спине и вискам. Оказывается, в кабине жарко. Оказывается, дышать нечем.
— Разъеб полный, — выпаливаю.
— Я сегодня точно… ее выебу во всех ракурсах, — радуется Егор прерывисто. Ошалело. Шлем снимает. — Пиздец как я ее хочу, Платош. И то, что мы сделали, — тоже пиздец. Лютый. Я будто сам в руле был, брат! — Он запрокидывает голову и хохочет.
Удар изнутри по ребрам, еще один. Следующий сердечная мышца пропускает. Адреналин жжет клетки, я представляю в красках, как впечатываю брата лбом в пластик тачки. Быстрое, резкое движение.
 
Никто мне не сможет помешать.
Потребность опаляет пальцы, на мгновение они, блядь, деревенеют. Гул усиливается. Я не могу позволить ее тронуть.
Контроль. Усилием воли возвращаю контроль над телом и мыслями, пот при этом ручьями.
Они — пара.
Они пара. Они пара. Защищать не от кого.
Уж не от Егора точно. Это, увы, не бесконечные сериалы Юляшки с обязательным злодеем.
Со второго раза я отстегиваю пятиточечный ремень, вытаскиваю руль и вручаю Марселю, который уже встречает.
Ведущий что-то там орет.
Следующая команда готовится к старту. Журналисты подбегают, чтобы взять горяченькое интервью. Мельком оцениваю обстановку, у самого в башке бахает сцена, что нафантазировал.
Качаю головой. Тошнит.
— Наш Платоша, кажется, несмотря на рекорд, недоволен заездом. Дайте крупный план. Дайте крупным Платона Смолина! Вероятного победителя, хотя впереди еще пятнадцать экипажей и ситуация может переломиться в любой момент!
Снимаю шлем.
Мне суют микрофон.
— Всегда можно лучше. Если я буду думать, что выдал максимум... — Дышу рвано. — Когда я буду так думать. Я уйду из спорта. Спасибо всем. Кто приехал. И кто болел. Спасибо! Это было охуенно!
Болельщики орут.
Сглатываю и быстрым шагом иду в сторону шатра.
Пацаны жмут руки. Протягивают айпад с записью повтора. Я плюхаюсь на лавку и пересматриваю. Ноги дергаются, блядь. Прогоняю заезд полностью, отдавая себе отчет, что ноги автоматически выжимают несуществующие педали. Меня трясет. Все еще на трассе мысленно, внутри гонки. Тут потерял секунду. Здесь — две. Можно было быстрее. Тут мы едва не вылетели.
Проживаю это все.
Эмоционально откатывает, потому что в гонке эмоций не было.
Пульс долбит. Вот тут прошли идеально. Егор молодец, был максимально спокоен и советы давал здравые.
Егор молодец.
Братишка.
Блядь.
Парни хвалят взахлеб. Отец хватает за плечо и тащит к спонсорам.
Сейчас надо говорить. Прямо сейчас, потом уже остыну. Нам нужны деньги, я помню.
Идем в шатер спонсоров. Егор отдувается снаружи, дает интервью, разливает шампанское. Говорит только обо мне. Платоша то, Платоша это. Он болтлив — это правда, но , если слушать его долго, понимаешь, что Егор очень редко нахваливает себя. Его супер-фишка — презентовать меня.
Мы со спонсорами обсуждаем контракт и суммы. Через час, когда брат вырывается из толпы фанатов, наконец подписываем бумаги.
На гран-при Акула поедет с новыми цацками.
— Эй, ты идешь? — спрашивает Егор, когда выбираемся на улицу. — Осталось пять заездов, интересненько. Мы пока первые.
— А где Элина? Я ее не вижу.
— Так, стоп, — резко обрывает он. — Поговорим.
— Потом.
Делаю несколько шагов в сторону нашего шатра, но Егор догоняет и встает наперерез.
— Стоять, блядь. Что происходит? Ты че, запал на нее?
— На кого?
Мы встречаемся глазами. Застываем. Журналист фотографирует, но Егор делает знак, что не вовремя.
— На тупую московскую суку, — пародирует меня.
Пялимся друг на друга. Между нами метр. Ветер порывом впечатывает острые частицы льда в лицо. Оба не реагируем. Брат произносит:
— У тебя настроение упало, когда я поделился планами. Я тебе свою жизнь доверяю, знаю тебя, блядь, лучше, чем ты сам себя знаешь.
— Про «тупую» ты додумал сам, я говорил «вряд ли адекватная».
— Блядь, Платоша! — орет Егор. — Что за дерьмо?!
Развожу руками.
Это соперничество. Элина ему не жена. Мы на равных.
— Я поговорю с ней. Просто поговорю. — Быстро, ломано выходит. Под его взглядом.
Не то что пасую — вслепую двигаюсь.
— Э нет. Она тебе не приз. Губу не раскатывай.
— Она не приз. Я просто хочу...