Слепая зона (СИ)
Супер.
На секунду мир окрашивается черным. Я моргаю. Не будем пока зацикливаться, хотя внутри все закипает. Кажется, Егор у нас новая королева драмы.
— Да уж. Ладно, идем.
Ну и денечки.
Захожу в гараж, вижу компанию и сразу громко:
— Здравствуйте.
Становится тихо, спор обрывается. Я иду к толпе, протягиваю руку. Сначала отцу, тот пожимает с заминкой. Потом приветствую всех по очереди. Егор делает вид, что говорит по телефону, и отходит к стене.
К лучшему. Но зубы сжимаю.
Парни глаза отводят. Ладно, с этим разберемся.
— Здравствуйте-здравствуйте! — восклицает отец в тихой ярости. — Какие люди, какие гости! И как же такого великого ученого к нам сюда занесло, в это грязное, неприметное место?
— Великий ученый к осени отольет такие бампера, что мы будем в три раза экономить на расходниках для дрифта. Это хорошая наука.
— Ты сперва сделай, потом хвастайся… — тут же включается Никита.
Я поворачиваюсь, он замолкает. Смотрю неотрывно, ожидая дальнейшей провокации, но смелых не находится.
— Так что с мустангом? — перевожу тему.
Егор хлопает дверью, чтобы все знали, что он вышел на улицу. Качаю головой. Пофиг, это потом.
— А ничего, — отвечает Степан Матвеевич. — Сам глянь.
Я иду в ту часть гаража, где мы строим тачки для гонок. Толкаю тяжелую железную дверь.
Синий мустанг шелби стоит в центре помещения. Капот открыт. Движок — рядом. В смысле не внутри. Тут даже моя мать определит, что так оно не поедет.
Зато внутри Марсель, который крутит что-то с проводкой. Задумчиво. Медленно. И будто безразлично. Меня не замечает, потому что в наушниках. Марсель — гений, уже не помню, когда он попал к нам, из чьей дешевой мастерской в какой-то убитой деревне батя его притащил. Лет по восемнадцать нам тогда было?
Марсель пытался учиться, мы дважды отправляли его в универ, но ему всегда было слишком скучно. Программам гособразования за ним не успеть.
Я присаживаюсь рядом, стучу по капоту. От вибрации Марсель вздрагивает и поднимает глаза. С заминкой, будто нехотя достает наушник.
— Привет, Платош. — Он немного картавит, и слова звучат будто с французским акцентом.
Поэтому Дима Маслов у нас Марсель.
— Как дела? — Хочу поймать взгляд, не получается.
— Нормально. — Темные глаза бегают. — А у тебя?
— Рекламу снимаем в эти выходные, представляешь? Мечта осуществилась, мы официально представляем тот самый бренд машинного масла, о котором мечтали целый год.
— Да, знаю. Здорово. Поздравляю тебя.
— И я тебя. Ты ведь помнишь, как важна нам эта реклама и все такое?
— Конечно.
— А знаешь, на какой машине будем снимать?
— На какой?
— На этой.
Марсель прочищает горло.
— На этой? — Он безэмоционально осматривает полусобранную приборную панель.
— Они хотят мустанг, который ты строишь. И который мы им предложили. Субару их не устроила, она хорошо наваливает, но старая.
— Я не успею.
— А если я тебе помогу?
— У тебя дела. Ты телку Егора ебешь, все знают об этом. И я, блядь, Платош, был свидетелем! Егор со мной теперь не разговаривает. Сука, какого хрена ты так меня подставил?!
Взгляд поймать в итоге получается, но радости мало. Неприятный морозец пробегает ко коже и просачивается внутрь. Я знал, что так будет, был готов, и все же пульс частит. Пялимся пару секунд. Егор ему, конечно, ближе, это я то в научном центре, то в командировке.
— Она не телка, Марсель. Понимаешь? — произношу спокойно.
— А кто? Девушка твоя?
— Ага. Любимая девушка. Я ни о чем не жалею.
— Егор не переживет, если у вас серьезно. — Марсель вырубает музыку и убирает наушники. — Он все эти дни с кольца не вылазит, потом накидывается. Все разваливается из-за тебя. Команда разваливается. Я Акулу строил год, и на хер это было, если на Гран-при ты не сядешь в руль, а Егор штурманом?!
— Ничего не развалится. Я тебе гарантирую. Давай доделаем мустанг.
— Я уже сделал Акулу, и на фига?!
— Завтра снимем эту гребаную рекламу, — повышаю голос. — А потом, если конфликт не утихнет, я спокойно уйду, и в руль Акулы на ралли сядешь ты.
Он недоуменно моргает. Потом включается осторожно:
— Я не сяду. Не на Гран-при.
— Решим. Я пока никуда не ухожу. Напротив, наконец-то точно уверен, где хочу быть. Здесь. — Тяну руку.
Марсель медлит, но пожимает.
— Давай позовем парней, запихаем движок в эту гребаную тачку и попробуем ее завести.
— Она заведется с первого раза, увидишь.
— Ну это мы еще посмотрим, — бросаю я вызов. — Зови всех и давайте там повеселее! — выдаю громко и спешу к лестнице. Взбегаю на второй этаж за одеждой.
Пора поработать.
Глава 37
Элина
Я впервые на съемочной площадке.
Дурацкая разница во времени! В Москве ночь, поэтому подружки не могут быть на связи: Василиса спит, Кира на смене. И у нее, полагаю, роженицы конвейером — не до меня. Молчит.
Озираюсь по сторонам, заходя за ограждение.
Платон сказал: там делов на полдня, небольшой проект.
Ага, крошечный! Полгорода оцепили.
Ладно, допустим, не полгорода, но значительную часть, с мостом и крупной развязкой. Разрешение дал лично мэр, а все потому, что в крае строится завод по производству новой марки машинного масла. Это будет огромное и крайне важное отраслевое предприятие.
Размах обескураживает, и я, сжимая телефон с открытым пропуском, на пару минут замираю в сторонке, не решаясь подойти ближе.
Охотники здесь почти все, кроме Егора. А также спонсоры — серьезные дядьки. Операторы, режиссер... толпа, в общем. Неформального вида ребята настраивают в сторонке дроны, к которым прицеплены камеры. Снимать будут сразу с нескольких ракурсов на скорости.
Чуть поодаль замечаю Платона. И вся моя бодрость, смелость и бравада куда-то деваются.
Ну зачем я приехала?! Тут столько людей! Если он проигнорирует, это будет смертельно обидно. А у него и времени-то нет — конечно, проигнорирует. Сегодня его день.
Робость и неуверенность достигают катастрофических масштабов. Я влюбилась в Платона по уши, и контролировать это не получается. Влюбилась так, что дыхание сбивается и кожа горит, когда он на расстоянии взгляда. Мы не виделись сутки, и я скучала страшно. Вздрагивала каждый раз, когда мобильник вибрировал, потому что ждала от него сообщения. И получала! Танцевала, счастливая, перечитывала.
Выступила я хорошо. Все рассказала потом Платону в подробностях, кроме части, где его мать устроила Рыбакову истерику. Посчитала, что пока не до этого. Он прислал вчера: «Моя умница», и это было очень приятно. Намного приятнее игнора и равнодушия, которые, как я раньше думала, меня особенно цепляют.
Охотники закончили готовить машину часа четыре назад. Платон написал, что пошел мыться и ставить кофе внутривенно. После чего пропал.
Сейчас он стоит в компании друзей. На нем новый гоночный комбез — оранжевый с черными вставками. С логотипом бренда. Я понятия не имею, кто дизайнер этих костюмов и почему мужики в них настолько сексуальны. Это вообще законно?!
Не все, конечно, но один — убийственно. Черт, кажется, в мой мозг навсегда въелась новая эротическая фантазия. После спортсменов сложно переключаться на обычных парней — вспоминаю слова Юляшки и прикусываю губу.
Платон что-то рассказывает, запрокидывает голову и смеется. Собеседники тоже хохочут, и я невольно улыбаюсь, поймав с ним одну волну. Это хорошо, что он веселый, это плюс.
Платон тем временем напяливает балаклаву и шлем, к которому также прицеплена камера. Поворачивается ко мне.
Поднимаю руку, приветственно играю пальцами и скромно потупляю глаза.
Он тут же идет в мою сторону. Решительно, быстро, явно спешит. По пути расстегивает и снимает шлем. Следом балаклаву. Не успеваю я пикнуть о том, что камера направлена на нас, как Платон рывком притягивает к себе.