Изменить судьбу (СИ)
- А где ты это осваивал? - с интересом спросила Наташка, и я понял, что снова палюсь. Заниматься этой гимнастикой в СССР мне было просто негде.
- Да, долгая история, - постарался я уйти от ответа, - а ты где?
- Да мы с родителями долго жили в Казахстане. Там я ходила к одному старому мастеру-китайцу, - сказала Наташка, подозрительно глядя на меня. Она поняла, что я соскакиваю с темы.
- А, так ты поэтому не испугалась тогда, что тебя замесят?
- Не только. Он учил меня не только гимнастике. К нему ходила группа детей из окрестных аулов, человек пятнадцать, и он с нами занимался. Мы приносили ему деньги. Не много. У него почему-то не было пенсии. И жил он в какой-то хибарке, полуразвалившейся. Но занимался он с нами не из-за денег. Это чувствовалось по его отношению. Вот я и помню его науку. Спаррингов не хватает, - сказала она с сожалением.
- А ты можешь …
- Да, могу, - сказала Наташка с вызовом, - проверишь?
- Только не здесь и не сейчас. Ты знаешь, я хожу в одну интересную секцию…
- Да, я заметила, что ты не такой простой, каким хочешь казаться.
- Ну, вот. Я могу поговорить с тренером. Он вообще-то неохотно берёт непроверенных людей, но по моей рекомендации может взять. Ты как?
- В целом не против.
- Только надо будет снарягу тебе пошить.
- Какую снарягу?
- Ну, у нас спарринги в полный контакт, поэтому мы сами пошили себе защиту. Для голеней, для предплечий, для головы…
- Слабаки…
- Зря ты так. Палыч не хочет, чтоб мы друг друга калечили на тренировках…
- Ладно, защиту я достану, когда будет понятно, что меня берут. А ты куда сейчас? Зайти не хочешь? Чай ещё остался, - Наташка, как-бы невзначай облизнула губы и погладила себя по груди, натянув ткань спортивного костюма.
«Ля! Вот что она творит!», подумал я, поневоле вспоминая её голую, и чувствуя возбуждение.
- Мне на почту надо, - с трудом произнёс я, прогоняя воспоминания.
- Жаль… А-то заходи на обратном пути… Мне причёску поправить надо, - хитро и призывно посмотрела на меня Наташка.
- Я подумаю. Пока… - я пошёл на почту, чувствуя на спине Наташкин взгляд, и разрываясь от желания Наташки и стыда перед Светкой.
- Алло, Палыч, привет! Это Слава Мисин… Да нормально, не болит ничего… До воскресения, я думаю, буду в полном порядке… Палыч, я по такому вопросу… Ну, короче, есть человек, очень хочет заниматься… Но не только ОФП… Да, и по воскресениям… Да, подготовленный… Сказала, что навыки есть… Блин, проболтался… В прошлом спортсменка, ушла из спорта по личным обстоятельствам… Ну, давай, я в пятницу её приведу, ты на неё посмотришь… Договорились.
Я повесил трубку. К Наташке я, сделав над собой невероятное усилие, не пошёл, остался верен Светке, и теперь этим втихомолку гордился. Хотя, ну какая верность? Всё равно уеду уже через неделю, и знаю, что монахом жить не смогу. Да и в её воздержание не верю. Всё равно гормоны верх возьмут. Ревности не испытываю, но внутри всё-же присутствует какое-то сожаление. О Катьке как-то не вспоминается, хотя, если вдруг придёт какое-то ассоциативное воспоминание, чувствую, что где-то внутри царапает. Уже как-то не остро, но всё-же.
Итак, что-же делать? Проблема денег не решена. И грузчиком я теперь работать просто не могу, как минимум ещё неделю. Просто потому, что травма ещё не до конца зажила. Есть, конечно, вариант, к бабушке подойти. У неё есть облигации государственного займа, ещё с военных лет. Они периодически погашаются государством, и по их номерам проводится какая-то лотерея, с главным призом десять тысяч рублей. У неё их много, и с прошлой жизни я помнил, что она так и не успела их все погасить. К 1991 году они превратились в тыкву. Надо идти разговаривать.
Бабушка, как всегда, стучала коклюшками и что-то напевала. Она была родом из какой-то глухой деревни в Вологодской области и была очень мастеровитой кружевницей, как и все её сестры. Бабушка как-то говорила, что у не было девять сестёр и только один брат. К настоящему моменту я лично знал только пять бабушкиных сестёр. Ну-так война прошла, унеся огромную кучу жизней. Точно знаю, что одна из её сестёр умерла в блокадном Ленинграде. В той жизни бабушка так и ушла, не передав никому своё искусство кружевницы. Жаль. В детстве, я, бывало, подолгу сидел возле бабушки, наблюдая за тем, как из простых нитей возникает кружево, будто само по себе, связываясь из воздуха. Коклюшки летали в бабушкиных пальцах сами собой.
- Бабуль! – бабушка была глуховата из-за того, что ей как-то клещ в ухо заполз. А фельдшер, доставая его, повредил ей барабанную перепонку. Это было ещё до войны. Бабушка услышала меня и оторвалась от своего занятия.
- Бабуль, мне денег надо, - к бабушке надо было всегда подходить сразу с конкретной просьбой. Все вот эти разговоры ни о чём и прочие «предварительные ласки» её бесили. Это было ещё с войны. Она работала мастером на швейном производстве, и решала многие низовые вопросы.
- Так нету у меня, до пенсии ещё долго, - кстати, вопреки всем благостным рассказам про СССР, пенсии тогда были мизерные. У бабушки что-то около семидесяти рублей, плюс-минус.
- Нет, баб, мне много надо. Рублей сто.
- На что тебе?
- Бабуль, я уезжаю. Далеко. На север, работать. Мне надо с собой. На первое время. Я отдам потом.
- Чего это ты выдумал, на север? У тебя и одеть нечего. Когда?
- Через неделю. Бабуль, да есть у меня всё. Купил всё что надо. Только деньги кончились. Ты можешь мне одолжить?
- Не надо тебе на север. Вот ещё выдумал. Иди вон, работай на завод. Мало работы, что-ли? Не дам.
- Ну, ладно, бабуль. Нет, так нет, - я поцеловал бабушку в щёку и вышел из комнаты. Я знал, что денег она мне даст. Я умел различать оттенки её настроения. Даст. Не прямо сейчас. Она в принципе уже приняла решение, просто ей надо эту паузу выдержать.
В пятницу собрался на тренировку и вышел заранее. Надо было ещё за Наташкой зайти, подсказать ей, что с собой взять. Она-же ещё не знает, что я насчёт неё договорился. Наташка открыла мне в том самом халатике. У меня аж кровь бросилась ко всем местам. И, похоже, у неё под ним опять ничего нет.
- Привет. Как настроение? Боевое?
- Привет, заходи. Ты с сумкой, неужели на тренировку меня хочешь позвать?
- Не только хочу, но и намерен это сделать. Тебе надо собраться. Давай, я подскажу, что нужно с собой.
- Ну, проходи, раз намерен. Нам ко скольким?
- В два на кольце быть. Время ещё есть. Показывай, что у тебя есть.
- Проходи, садись, я сейчас чайник поставлю, потом всё покажу, - Наташка ушла в кухню, а я уселся на кровать, на то же место, что и в прошлый раз. Услышал из кухни звук набираемого чайника, потом звук зажигаемого газа. Затем шаги. И испытал ощущение дежа-вю. Наташка вошла в комнату так-же, как тогда. В небрежно распахнутом халате, с полураскрытой грудью, с обнажённой ножкой и лобком, с выбритым клинышком, она приближалась ко мне походкой манекенщицы. У меня не было шансов. Света, прости…
Минут через сорок, когда мы оторвались друг от друга, я сказал:
- Блин! Наташка! У нас времени не так много. Тебя ещё собрать надо. А ты меня соблазняешь! Не стыдно? У меня, если что, девушка есть.
- Да у меня собрано всё давно. Пошли в душ лучше.
- Нет, сначала покажи, что собрано… Так… Ну, вроде, всё правильно, только сумку надо будет доработать. Чтобы фиксировалась на поясе. У нас тренировка начинается и заканчивается кроссом в три километра. Готова к этому? И воды возьми.
На кольце представил Наташку парням. Те смущались, косились. Только Вовка, как уже знакомый с Наташкой, опять клоунадил. Потом представил Наташку подъехавшему Палычу. Палыч познакомился и скомандовал старт. Наташка не подвела. Дистанцию прошла с минимальным отставанием, и-то только потому, что сумка была не адаптирована к бегу и ей всё время мешала. На тренировке не ныла, выполняла все упражнения, дисциплинированно таскала на себе парней и позволяла таскать себя. А от альпинистской подготовки и вовсе пришла в экстаз. Я поглядывал на Палыча. По его лицу хрен догадаешься о его эмоциях, но по остальным косвенным признакам было заметно, что он доволен. Поймал его взгляд, и он едва заметно кивнул. Так, значит, на воскресенье он согласен.