Забытые смертью

Мать, узнав об этом, руками всплеснула огорченно:
— Вовсе от рук отбился. Совсем бродягой стал! Зачем тебе в даль такую? Чем дом не мил? — хотела оттаскать за вихры, но не достала… Ее мальчишка вырос, взрослым мужчиной стал. Теперь уж не укажешь ему. А и совета не всякого послушает. Своим умом жить будет. Уж как Бог вразумит…
Сергей приехал в Якутск солнечным утром. А уже к полудню выехал из города на старом, дребезжащем грузовике, доверху забитым спецовками, бензопилами, запчастями. Вместе с Сергеем поехал к Никитину на деляну хмурый лесовод из управления.
Из всего аппарата лишь Кокорин да он знали этот путь. Не раз бывали в бригаде, знали всех в лицо.
— Новичок, значит? Давно Федька просит шофера. Только не знаю, зачем это ему? В Якутске он бывает редко. Выходит, придется тебе в основном вкалывать вместе со всеми на лесозаготовках. Слышь?
— Ничего страшного, — отмахнулся Сергей.
— Страшного, говоришь, ничего? Да ты хоть представляешь, что там за места? Глухомань! Чертоломины, джунгли! Там мужики небось уже шерстью обросли вконец! Это ж заброшенки, хуже некуда! Туда даже черт свататься не ходит. Одно зверье! Ну и народец соответственно подобрался. Кроме нескольких, змеюшник! Отпетые бандюги! Им только и жить там, средь зверья! В люди не выпускать даже в наморднике, на цепи.
— Это почему? — удивился шофер.
— Судимые! Соображай! Одни зэки. Урки отпетые! Они без мата даже есть не садятся. А уж наколок на них — любая Третьяковка побледнеет. И все — срамные! Ладно у молодых, по глупости бесились! Средь них один имеется. Старик совсем. Так у него прямо на всю грудь — бабье выколото! В увеличенном виде.
— Что бабье? — не сразу сообразил Серега.
— Что — что? Не доперло? Что меж ног у баб водится! Вот эта штука! И он, старый черт, не сдох от стыда! — перекрывая Серегин хохот, продолжил лесовод. — А у другого на заднице сотенная, на второй половине — кошелек. Как идет, деньга все в кошелек просится. Да так, гады, изобразили, что ни дать ни взять настоящая купюра. Воровская метка. И гордится наколкой, будто медаль на заднице носит. Еще у одного типа от самых яиц до горла змея вьется. Ну как живая! Даже подойти к нему гадко. Страшно, и все тут. Но главное, что они в тайге голышом чертоломят. Летом. И ни за что не одеваются. То ли тряпки берегут, то ль в тюрьме так привыкли. Но если по совести, тяжко обычному мужику рядом с ними находиться.
— По мне пусть хоть на ушах стоят, лишь бы не прикипались, — отмахнулся водитель.
— Да это сущий зверинец, не бригада! Ты просто по незнанью к ним согласился. Если б меня спросил, я б не посоветовал. Оттуда уже ушли некоторые. Перевелись на другие урочища. И ты не выдержишь, сбежишь через месяц-два, — предупредил лесовод и продолжил: — Бригадир сам мужик крутой. Но и он не может на всех управу сыскать! Да и кто из нормальных согласится в такую глушь добровольно уйти? Только отпетые, вконец пропащие. Либо бедолаги! Кому жизнь опаскудела!
— Ну, а заработки там какие? — перебил Серега.
— О! Тут молчу! Больше никитинцев никто не получает. Этого не отнять. Но и вламывают не по восемь часов, а с рассвета до ночи. Без выходных и праздников! Того у них не отнять, — признал лесовод.
— А почему от них уходят? — удивился Серега.
— Как почему? От бескультурья и хамства! Такое не всяк терпеть может. Не все деньгами меряется. Ведь что-то поважнее! Моральные устои, к примеру. Вот я, взять наглядный случай. Сел обедать у них. А напротив уселся тот, с бабьим на груди. Я глянул, и кусок поперек горла колом встал. Не то что проглотить, продохнуть не смог. Еле отходил меня Никитин. Так я после того с неделю есть не мог. Чуть к столу, та наколка враз перед глазами, как наказание! Ну, чего рыгочешь? — осерчал он.
Когда грузовик свернул к деляне, лесовод сказал хмуро:
— Эту бригаду издалека слышно. Если пешком пойдешь, за две версты матерщину услышишь. У них даже воронье научилось мужицким матом крыть каждого приезжего. Чего вылупился? Точно говорю, журналистку из районной газеты привезли, чтобы о передовой бригаде написала. Сама напросилась. Она едва из лодки вышла. А тут ворона откуда ни возьмись. И заорала на всю тайгу: «Блядь! Блядь!» На ее крик гадюшники из кустов вывалились. Все, как есть. Голышом. Та корреспондентша небось и теперь еще в себя не пришла. Говорить разучилась. А ведь предупреждали гадов о ней. О ее приезде. Да что толку? Вконец озверели! Глянь! Вон они вкалывают. Все, как один, будто из зоопарка их сперли! — сплюнул лесовод и, отвернувшись от бригады, не заметившей подъехавшего грузовика, закричал, перекрывая крик бензопилы и трелевщика: — Федя! Никитин! Федор!
 
Вскоре к ним подошел бригадир.
— К вам направили. В бригаду. Вместе с транспортом, — опередил лесовода водитель. И, подав руку, представился: — Сергей!
— Спасибо, браток. Очень ко времени, — пожал руку Никитин. И, узнав, что водитель закреплен за бригадой постоянно и привез груз, бригадир разулыбался. Показал, как подъехать к палатке, позвал двоих мужиков разгрузить машину.
Сам, встав на подножку, указывал путь. Едва грузовик подъехал к палатке, спрыгнул с подножки и позвал за собой приехавших.
Накормив их отдельно от бригады, предложил Сергею отдохнуть с дороги, а сам пошел с лесоводом показать выработанные площади.
Вернулись они под вечер, о чем-то споря, что-то доказывая друг другу. Лесовод держал папку, которую не выпускал из рук всю дорогу. И, тыча в нее, говорил:
— Через месяц уезжайте на другую деляну. Не то всю тайгу здесь загубите. Не только деревьев, лопухов не оставите.
Сергей тем временем искупался в Алдане. Облюбовал место в палатке. И, приглядев свободную раскладушку, поставил, застелил ее. Вышел из палатки оглядеться. Тут к нему мужик подошел. Заросший, загоревший до черноты. В одних трусах и сапогах. Спросил, глянув в упор:
— С какой зоны?
— Бог миловал. Не сидел, — опешил Серега.
— А чего к нам клеишься? Зачем сюда нарисовался?
— Давай отсюда! Тебя не спросил, — сделал Серега шаг навстречу и сжал кулаки.
— Ты, фраер, тихо на поворотах! Чего хвост поднял, на кого наехать хочешь? — послышалось за спиной.
Шофер оглянулся. Рослый, остриженный наголо мужик стоял за спиной, смотрел вприщур.
— Не возникай! Не то обломаем живо! — предупредил стриженый и, подойдя вплотную, спросил: — Надолго к нам?
— Насовсем, — спокойно ответил Сергей.
— Гони магарыч!
— Это за что? — удивился водитель.
— Не доперло? А за то, чтобы дышал тут!
— Обойдетесь. И уж коль речь о магарыче, так вы мне его должны поставить, — усмехался Сергей.
— Вякни, за что?
— Согласился приехать сюда. Вместе с транспортом. Машина вроде магарыча! Так что раскошеливайтесь!
— Так что эта кляча наша? — удивились оба, с трудом веря в услышанное. И, вмиг забыв о Сергее, пошли к грузовику. Они разглядывали его со всех сторон.
— Теперь и к шмарам можно нарисоваться! Как ты, фраер, насчет чувих? — спросили они Сергея. Тот подморгнул мужикам. И спросил:
— А магарыч где?
— Ну, гад! Не желает на халяву! А если мы не стрехаемся?
— Тогда пехом попрете к бабам, — засмеялся Сергей.
— Ладняк! Вали в хазу! Потрехаем! — предложили мужики, открыв дверь в палатку.
— Что на воле? Сам откуда? Чей будешь? Блатной иль фраер? Сюда зачем? — засыпали вопросами.
Водитель отвечал спокойно. Он даже не удивился, когда стриженый налил себе чифиру из банки. И спросил Сергея:
— Врежешь по кайфу?
— Нет, — он отказался тут же.
— Чего развесили яйцы? Сачкуете, падлы? — сунулась в палатку морщинистая кудлатая башка.
— Ладняк! Попутал! Не успели, — поставил чифир на стол лысый. И, встав из-за стола, предложил: — Отваливаем, Вася! Покуда бугру не настучали. А ты, свежак, дрыхни. Отсыпайся с дороги. Но завтра, секи, впряжем тебя, как папу Карлу! — пообещал Сергею, и оба тут же вышли из палатки.
Шофер решил, не теряя времени, проверить грузовик, подтянуть, смазать, почистить и помыть машину.