Госпиталь

– Если не ошибаюсь, manus – рука, stuprum – распутство, по-нашему, рукоблудие. Онанизм – библейская реминисценция, ипсация от ipse, в смысле «сам». И верно, кто мне еще нужен, сам управляюсь! – Его рука работала с азартным механическим бесстыдством. – Вы и не подозреваете, что в данный момент испытываете эстетическое наслаждение. Мораль тешит сознание, аморальность – подсознание, верша суд над тайными пороками. Вы, сами того не ведая, очищаетесь, – он расплылся в улыбке, – ведь что интересно, для неискушенного в тонкостях учения Фрейда мои действия ничего не означают, а будь вы посвященным адептом, сразу бы навострили уши…
– Вы… нездоровы, – вымолвил наконец Глубинин.
– Утомление, болезнь и вообще недуги – необходимые обстоятельства для проявления неизвестного, – объяснил князь. – Согласитесь, болезнь – это форма существования, существовать – значит жить, то есть болезнь – та же жизнь, ее частное проявление. Можно жить, не болея, но болеть, не живя, нельзя. Чем больше в болезни страданий, тем острее ощущение жизни. Я никаких страданий не испытываю, следовательно, я не болен, но почти не живу. Моя жизнь сводится к физиологическим отправлениям организма, которые не нарушены… – В голосе князя преобладали приятельские интонации. – Не кривите душой. Я – ответ на многие мучившие вас вопросы.
– Должен признаться, скажи мне кто-нибудь, что вас в помине нет, я бы поверил, – с избыточным чувством признался Глубинин. – Слушаю вас, а в голове ничего не задерживается. И контуры не размазаны, а как-то туманно все, тускло, стерто… Отойду от вас, отвернусь – так не буду даже уверен, видел ли вас. Дни, недели, месяцы слились в один сумасшедший поток. Я перестал понимать сущность времени, не представляю белого света, будто и не жил вовсе, и нет его, белого света…
Князь сочувствующе кивнул:
– Вся загвоздка в том, что человек – совершенно не то, что думают о нем другие или он сам. Мы опираемся на симптомы своих ощущений, которые как физическая сущность отсутствуют. Они – продукт психического, комплекс эмоций. Стало быть, и мир – следствие ощущений.
– Нечто идеальное? – проявил вялый энтузиазм Глубинин.
– Идеальное или высшая форма организованной материи, – уточнил князь. Он с явным удовольствием углубился в тему. – Предположим, что мир – совершенный способ движения материи, обладающий свойством постоянного отражения. Отражение – оно же познание. Человек познает или отражает мир, и жизнь – лишь взаимоотражение, стремящееся в ничто…
Князь учащенно задышал, закатил глаза, очевидно, предвкушая скорый оргазм. Глубинин из деликатности отвернулся и полминуты вслушивался в рев падающей с гор реки. Потом осторожно посмотрел на князя. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал свои непристойные манипуляции.
– Не получилось, – приветливо пояснил князь, меняя руку. – А приходило ли вам на ум, штабс-капитан, под чьим влиянием вы находитесь? – спросил он, интригуя. – Кто заранее определил вашу волю и судьбу?
– Я и не предполагал, что наша беседа сведется к проблемам теологии, – сказал Глубинин со скрытым ехидством.
Князь словно и не заметил.
– Тогда для вас станет неожиданной новость, что вся история человеческой цивилизации есть эстафета обожествленных иудеев!
– Вы – черносотенец, – разочарованно вздохнул Глубинин.
– По вашему тону заключаю, что вы на религиозном распутье. – Князь отставил незанятую пятерню и начал перечислять, загибая пальцы: – Народы прозябают в счастливом язычестве, но, откуда ни возьмись, заявляется иудей и приносит познание истинного Бога.
Он обрастает прозелитами, морит их голодом в пустыне, те испытывают благочестивое недомыслие, именуемое верой, и нелепую благодарность за своевременное открытие. Потом сваливается второй иудей, – князь загнул палец, – и говорит, что все от любви. Пустыни кишат отшельниками, истязающими плоть. Земля покрывается кровью и трупами. Иисус оказывается деспотом, преисполненным нежности… – Князь перевел дыхание. – Третий иудей говорит, что все от желудка, прибавочной стоимости и средств производства. – Глаза князя лихорадочно искрились. – Представьте, солнечная энергия – источник всего живущего, и солнце тоже должно питаться, чтобы отдавать ежесекундно такое огромное количество энергии. Гигантский образ мира требует непрерывного питания. Желудок управляет Вселенной!
 
– Пафос материалистической концепции с гастрономическим уклоном, – холодно сказал Глубинин, – но продолжайте…
Князь рассмеялся:
– Как вам угодно. Приходит четвертый иудей и уверяет, что все от гениталий. Он идеалист и сексуальный мистик. В его представлении жизнь – череда конфликтов похоти с моралью.
Князь торжествующе поиграл кистью с поджатыми пальцами, похожими в темноте на обрубки.
– Маркс имеет дело с коллективом и абстрагируется от индивида: на индивиде, дескать, закона общественного развития не охватишь. Маркс отвергает внутреннюю суть человека, оставляя его перед лицом мира без Бога, перед лицом Ничто! Фрейд в своей основе материалистичен, он изучает подсознательное как последствия влияния среды, – развивал мысль князь, – но среда – очередной миф. Пустите идиота в государственную библиотеку, в высший свет – он останется идиотом! И, напоследок, – подытожил князь, – Фрейд утверждает, что человек прежде всего жаждет покоя, это желание глубоко в психике человека. Абсолютный покой – та же смерть. Фрейд создал религию мертвецов…
– В качестве салонного анекдота недурно, но в целом… – Глубинин пожал плечами.
– И вот мы подошли к самому главному. Мастурбация и революция, – пояснил князь, – по сути одно-природные явления, результат дисгармонии страстей, с той разницей, что моя дисгармония чище и идеологичней! – Он покосился в сторону. – Комиссар говорит, что руководство страной произойдет путем уничтожения онанистов. Даже декрет специальный выпустили… – По направлению его взгляда Глубинин заметил связанных спинами красноармейцев, весьма символически, на бантик, и рядом комиссара в кожанке, подвязанного бархатным шнурком, чтоб не резало запястий. – Настоящий психопат! – весело сказал князь. – Состояние стойкой депрессии, возникшее на основе политической неполноценности. – Комиссар с ненавистью глазел на юношескую неутомимость князя. За все время тот не прервал своего занятия ни на миг. – Предположим, что понятие «личность» – это некий уровень индивидуальности, – продолжал рассуждения князь. – Комиссар – средний уровень, подразумевающий отношения конкретно-личного характера, то есть симпатию. Он нам не интересен. Взгляните-ка на этих… – Князь свободной рукой указал на красноармейцев. – Филя и Спиря, низший уровень, включающий примитивные ситуативные отношения или влечения. Они изъясняются преимущественно простыми речевыми конструкциями, им доступен счет и простейшая арифметика… – Филя и Спиря, заслышав свои имена, как по команде, подняли головы. – Вы думаете, за что меня комиссар ненавидит? – с издевкой сказал князь. – Он полагает, что я их растлил! – Красноармейцы, пользуясь некоторой свободой, помаленьку дрочили. – Я перевоспитал их в русле естества. К примеру, Филя оказался негоциантом духа…
Филя маслено сказал:
– Не хочу кушать, а вдруг голод появляется, или чуть съем, а уже сыт, а иногда наоборот. Я-то знаю, что наелся, а мне еще хочется.
Князь жестом похвалил его.
– Спиря – ходячая парадигма народного представления о добре и зле.
Спиря хмуро прокомментировал:
– Добрый последнее пропивает, а злой в чистом ходит и норовит за чужое выпить.
– Вот молодец! – крикнул князь. – Люблю!
– Рады стараться, – отозвался угодливый Спиря.
– Спирька! – приказал шутливо князь. – Насмеши!
Спиря поймал зубами себя за член и стал надувать.
– Ну не потеха разве?! – Князь, заливаясь смехом, повернулся к Глубинину.
– Самодурствуете, – сказал с легким отвращением Глубинин, – ваше поведение лишний раз доказывает, что социальная жизнь в России была устроена уродливо и жестоко!
Князь помрачнел: