Окровавленная красота (ЛП)
— Успокойся? Ты сказал подождать тебя. Ты, — я ткнул в него пальцем, и у меня вырвался неуверенный смешок, — сказал, что у тебя есть гребаный план.
Но он прибыл ни с чем и совершенно один.
— Ну, и где все? — Я показательно осмотрел помещение вокруг себя, широко раскинув руки. — Что, черт возьми, происходит, Пит?
Квартира, которую команда арендовала для собраний, чертовски давила на меня.
Я просидел в ожидании здесь несколько дней.
Как будто у меня не было возможности собрать команду и штурмовать крепость этого больного ублюдка, если бы я захотел.
Если бы только они выдали мне ордер, чего, по словам Пита, не могли или не захотели сделать.
— Мы все организовали, но… — он ослабил воротник рубашки, выдыхая воздух, — тогда бы поступили безнравственно, и они были бы недовольны.
— Безнравственно? — я усмехнулся. — Они ведь знают, что мы имеем дело с Томасом Верроне, верно? Скажи Энтони, что я хочу встретиться. Сейчас. — Выпрямившись, я скрестил руки на груди и стал ждать.
Бледное круглое лицо Пита приобрело красноватый оттенок.
— Что? — спросил я.
— Мы ничего не знаем наверняка. У нас нет доказательств, что ее похитили. Нет доказательств преступления.
Я зарылся руками в волосы и изо всех сил старался не думать о том, через что проходит моя девочка.
— И ты, блядь, веришь, что она не у него? Она там!
Он выругался.
— Успокойся, Карлсон. Господи Иисусе, с тобой хуже работать, чем с Джеймисоном. — Его ноздри раздулись, когда он фыркнул: — Что тебя так чертовски напрягло?
— Я хочу, чтобы она была в безопасности.
Пит вздохнул, отодвинул стул, отчего старое дерево заскрипело под его весом, и встал.
— Слушай, тебе не обязательно мне говорить, но где Шелли?
О нашей ситуации знало больше людей, чем я хотел бы признать. Не то, чтобы это была ее вина. Я сказал те слова, наполненный злобой и разочарованием.
Я знал, что во всем виноват я один.
Я мог бы сказать «нет». Мы могли бы найти кого-нибудь другого на замену. Я мог бы бросить это дело и двигаться дальше несколько месяцев назад. Мог бы сохранять большую дистанцию между Джемаймой и моим чертовым сердцем.
Но я ничего из этого не сделал.
И теперь женщина, ради которой я собирался отказаться от всего, оказалась в руках монстра, и всем было на это наплевать.
Я знал их цель. Они ждали. Они привыкли к этому, и я тоже. Но к чему я не привык, так это к этому чувству, сжимающему мою грудь все сильнее с каждым днем.
Наконец, я признался:
— Шелл взяла отпуск и уехала домой.
Дом, где мы выросли и поженились, находился в трех часах езды к северу от этого бардака. И я не винил ее за то, что она, в конце концов, сдалась.
Шелли была сильной. Она хорошо знала свою работу и то, что иногда с ней связано, потому что работала в том же подразделении, но у каждого были свои пределы. Она достигла своего гораздо позже, чем я думал.
Это заставило меня на секунду улыбнуться.
— Черт, Карлсон. Это грубо. — Пит похлопал себя по карманам в поисках ключей, вытаскивая их. — Извини, чувак, но мне нужно возвращаться. Я буду на связи.
Кивнув, я посмотрел на стенд с информацией, которую собрал, не видя его, не замечая ничего, кроме ярости, которая поддерживала меня в течение прошлой недели.
Карта его дома, координаты и предполагаемые места, где его видели в городе, вперемешку с фотографиями его в несносном костюме, его дочери и некоторых его связей.
Мой взгляд вернулся к Лу-Лу.
Безнравственно, да.
Но иногда единственным способом выманить льва из его логова было украсть его детеныша.
— Твой, э-э, Монстр просит тебя присутствовать на ужине, — стоя в дверях, с изрядной долей самодовольства в голосе сказал Мурри.
Ощущая дискомфорт в желудке, я сложила свитер и положила его в сумку, затем осмотрела комнату в поисках других вещей. Я повторила это действие, наверное, в десятый раз, но мне стало легче от мысли, что я оказалась подготовлена к этому моменту.
Моменту, когда я уйду отсюда и никогда не оглянусь назад.
Именно эта мысль закупорила клапаны в моем сердце, заблокировав попытку пронести по венам кислород. И причина, по которой я весь день не выходила из своей комнаты.
Мурри молча провел меня наверх по лестнице, направив к расположенной рядом комнате, затем, постучав в большие двери, открыл их и оставил меня одну.
Собравшись с духом, я расправила плечи и вошла внутрь.
Звук закрывшейся за мной двери эхом отдался в кончиках моих пальцев, когда я вдохнула запах риса и курицы со специями и позволила своим глазам привыкнуть к яркому пространству.
Тяжелые черные шторы прикрывали арочные окна и французские двери, выходившие на небольшой балкон. Они были завязаны атласными бантами, позволяя последним лучам дневного света проникать внутрь и отбрасывать на большую двуспальную кровать оранжевые и серые тени.
Отведя взгляд от чудовища, покрытого черно-серым постельным бельем, я пошла по коврам в восточном стиле в направлении Томаса, который сидел за маленьким обеденным столом и что-то писал в своей маленькой коричневой книжке.
Он закрыл ее, как только я оказалась рядом, затем встал, чтобы отодвинуть для меня стул.
— Привет, — сказала я, обретя дар речи, заняв свое место.
— Добрый вечер. Вина? — От его глубокого, пронизывающего голоса в сочетании с аппетитным ароматом еды, когда он поднял крышки с наших блюд, у меня чуть не потекли слюнки.
Я покачала головой, и он налил себе полбокала, мой же наполнил водой из хрустального графина.
Пар поднимался в воздух и тянулся к открытым дверям, откуда проникал летний ветерок, касаясь моих голых ног.
— Твоя комната прекрасна.
Он перестал возиться со столовыми приборами и сел.
— Спасибо.
Я не могла не спросить:
— Она принадлежалатвоим родителям?
— Верно, — безэмоционально ответил он.
— И тебя это не беспокоит. — Это не вопрос.
— Ни в малейшей степени. — Его взгляд встретился с моим через мгновение. — Голубка, это всего лишь комната.
— Конечно, — сказала я, опять забыв, как это часто случалось в последнее время, с кем я разговариваю.
Еда была слишком аппетитной, чтобы отказываться от нее, поэтому, когда Томас жестом предложил мне приступить к трапезе, я с радостью выполнила его просьбу.
После того, как я уничтожила половину своей тарелки, я перевела свой взгляд на дверь, лишь бы не смотреть на Томаса. Это было завораживающе — то, как двигались его челюсть и кадык, — но в каком-то смысле таких обыденных вещей между нами быть не должно.
— Я почти забыла, что сейчас лето. — Томас окинул взглядом мое платье, и я рассмеялась. — Ты знаешь, что я имею в виду.
Он взмахнул вилкой.
— Знаю. Хотя я никогда не говорил, что тебе нельзя выходить из дома. Или в период пребывания здесь.
Это было правдой.
Я съела еще один кусочек цыпленка, хотя уже наелась, чтобы избежать дальнейшего диалога.
— Мы так и не закончили наш раунд вопросов, — нарушил тишину Томас.
— Спрашивай, что хочешь, — сказала я, делая глоток воды.
— Нет. — Он отложил столовые приборы, взял свой бокал с вином, сделав глоток. — Я хочу, чтобы ты задавала мне вопросы. — Увидев мою приподнятую бровь, он взболтал алкоголь. — Мы оба знаем, что их у тебя много.
— Я уже спрашивала тебя о том, что хочу знать, и ты отказался мне ответить.
Томас скривил губы.
— Я бы не сказал, что отказался… — Когда я рассмеялась, он фыркнул: — Хорошо.
Я отодвинула свою тарелку, ожидая.
Том сделал еще глоток вина, а затем повторил за мной, съев бо́льшую часть своей еды.
— Впервые я убил человека, когда мне было семнадцать. Это был мой дядя.
Я попыталась сдержать свое шоковое состояние, но, судя по тому, как слегка приподнялись губы Томаса, мне это не удалось.