Нас не сломить

— А может, хватит тысячи, господин начальник? — тихо спросила она.
— Дело серьезное. Ему грозит тюрьма.
— Но у меня наберется сейчас не больше пятисот.
— Что ж, тогда ему суда не избежать, — сказал полицейский, поднимаясь со стула.
— Подождите, прошу вас, не уходите, — взмолилась женщина. — Я постараюсь достать денег.
Пва Нвей Еун порылась у себя в шкатулке, завернула что-то в тряпицу и побежала к ростовщику. За всю свою жизнь она так ни разу и не надела эти драгоценности. Тяжелый золотой браслет с изображением головы тигра с рубиновыми бусинками вместо глаз и кольцо ростовщик оценил в тысячу джа.
Взяв деньги, полицейский пообещал отпустить Ко Пан Хмуэя. И на этот раз мать стала жертвой обмана родного сына. Оказывается, под видом полицейского к ней приходил дружок Ко Пан Хмуэя, известный в округе карточный игрок и аферист Тхун Чайн.
Такого коварства Пва Нвей Еун простить сыну не могла. Она прокляла его.
И тогда Ко Пан Хмуэй отправился в Рангун к своему дяде У Тейну. Правду он, разумеется, утаил, и дядя и его жена До До Кхин оказали ему радушный прием. Они поили и кормили своего племянника, стараясь всячески ему угодить. Так прошла неделя.
— Ко Пан Хмуэй, когда тебе нужно быть дома? — поинтересовалась До До Кхин, думая, что племянник приехал к ним погостить.
— А мне некуда спешить.
— Сколько же все-таки ты собираешься здесь пробыть? — продолжала допытываться она.
— Я хочу здесь остаться навсегда.
Этого тетушка никак не ожидала.
— В этом году у нас туго с деньгами, — сказала она после некоторых колебаний, — У Тейн работает только на одной лошади. Вторая болеет. Доходов никаких. Почти все уходит на питание да на лекарство.
Ко Пан Хмуэй слушал и кивал головой, будто все понимает, но ехать в деревню не собирался. Как и раньше, с утра до вечера он слонялся по городу, не забывая, однако, являться к обеду и к ужину.
Однажды он вернулся домой позднее обычного. Съел оставленный для него ужин и лег спать. Когда он уже засыпал, к его кровати подошел дядя и строго спросил:
— Где ты так долго пропадал?
— На выставке.
— На выставке? Похвальное дело! Так ты, видно, решил не возвращаться в деревню? Тогда надо устраиваться на работу. В Рангуне жизнь дорогая. Я не в силах прокормить тебя.
— Да, конечно, — ответил Ко Пан Хмуэй безразличным голосом. Упоминание о работе ему было явно не по душе.
На следующее утро он проснулся рано, но вставать ему не хотелось, и он решил поваляться немного в постели. Тут до его слуха донесся разговор, происходивший в кухне.
— Я не могу понять, — удивлялась тетка, — как это взрослый парень может не работать и со спокойной совестью есть то, что заработано другими.
Ко Пан Хмуэй вдруг вспомнил, как он приезжал сюда, когда еще был жив отец. Тогда он мог тратить деньги без счета. Он водил дядю с женой в кино, приглашал в рестораны, покупал дорогие подарки. А однажды ни с того ни с сего дал тете двести джа, стоило ей лишь намекнуть, что нужны деньги. Тогда он мог спокойно валяться в постели хоть целый день, и никто не смел его осуждать за это. Тетка даже ходила на цыпочках, опасаясь потревожить сон дорогого племянника.
— Эй, парень, вставай, — бесцеремонно обратился к нему У Тейн. — В наше время кто долго спит, никогда не разбогатеет.
Ко Пан Хмуэй нехотя встал и поплелся в кухню умываться. Проходя мимо тетки, он ощутил на себе ее неприязненный взгляд.
— Пока ты не подыскал себе работу, помогай нам по дому. Здесь дел тоже хватает, — сказал У Тейн.
— Что я должен делать?
— Пойдешь на конюшню, выгребешь навоз, перекидаешь его в ров, накормишь и напоишь лошадей.
«Ого!» — подумал Ко Пан Хмуэй, но промолчал.
До До Кхин оказалась весьма предприимчивой особой. Из любого дела она стремилась выжать максимум выгоды. У них в хозяйстве были две лошади, и До До Кхин нанимала извозчиков на поденную работу, платя каждому по одному джа в день. Те возили пассажиров с утра до позднего вечера, стараясь заработать как можно больше, и при этом совсем не заботились о лошадях. Они умудрялись прикарманить большую часть вырученных денег, а хозяевам отдавали каких-нибудь три-четыре джа, которые в основном уходили на содержание лошадей и прежде всего на лекарства, чтобы хоть как-то поддерживать силы несчастных животных. Ветеринарный врач давно уже запретил использовать одну из лошадей для работы, но хозяева и слышать об этом не хотели. Не раз активисты общества охраны животных предупреждали До До Кхин и даже подавали на нее в суд за жестокое обращение с животными, но все было напрасно. Она знала все ходы и выходы, ловко совала взятки кому надо, и все оставалось по-старому. Дела, однако, лучше от этого не шли, расходов было много, а доходов мало.
 
До До Кхин решила приспособить к делу Ко Пан Хмуэя, чтобы хоть немного компенсировать расходы на его содержание. Она велела мужу поговорить с племянником. И тот, улучив подходящий момент, начал разговор.
— Послушай, парень. Так дело дальше не пойдет. Даром я кормить тебя не буду. Пока не подыщешь себе занятие, будешь работать у нас извозчиком. Тогда нам не придется нанимать никого со стороны. Да и воровать будет некому. Значит, и нам и тебе будет хорошо. На сегодня поступило два заказа: везти пассажиров на похороны. Вот ты и поедешь.
Ко Пан Хмуэй, хоть и вырос в деревне, не сподобился научиться править лошадьми, не говоря уже о том, чтобы запрягать.
Настало время выезжать.
— Что стоишь, как дурак? Запрягать пора, а ты до сих пор не вывел лошадь из конюшни, — закричал на него парень, работавший на второй лошади.
Но вот наконец лошадь запрягли. Ко Пан Хмуэй взял в руки вожжи, и пролетка тронулась. С горем пополам добрались до места, где должны были собраться все пролетки, нанятые по случаю похорон. Распорядитель выкрикивал номера, и пролетки выстраивались вряд.
— Ты что, глухой? — обрушился на Ко Пан Хмуэя разъяренный распорядитель. — Почему ты стоишь на месте, когда твой номер называют?
Не прекращая браниться, распорядитель поставил пролетку Ко Пан Хмуэя на подобающее ей место. В этот момент лошадь, чего-то испугавшись, рванула в сторону и чуть было не сбила распорядителя с ног. Тот окончательно вышел из себя и замахнулся кнутом на Ко Пан Хмуэя.
— Эй, ты, не вздумай бить этого парня! Он племянник У Тейна, секретаря нашего профсоюза, — предостерег распорядителя один из извозчиков.
Распорядитель плюнул в сердцах и ушел.
Катафалк с гробом двигался очень медленно. За ним вереницей тянулись пятнадцать пролеток. Вначале изможденной лошади Ко Пан Хмуэя повезло: она ехала порожняком. Однако на повороте около базара пустующую повозку приметила какая-то девушка.
— Идите сюда! Вот пустая пролетка! — крикнула она стоявшим поодаль еще одной девушке и молодому человеку.
Рессоры сразу же осели, как только трое молодых людей влезли в пролетку. Теперь лошадь с трудом передвигала ноги и вскоре оказалась в самом конце процессии.
— Да что же это такое? Почему мы так медленно едем? — возмутился молодой человек.
— Действительно, пока мы доберемся до кладбища, гроб опустят в могилу, — поддержала его одна из девушек.
— Нельзя ли, молодой человек, попросить вашу лошадку поторопиться? — съязвила другая.
В этот момент к ним подскочил разъяренный распорядитель.
— Дай-ка сюда. — Он вырвал вожжи из рук Ко Пан Хмуэя и три раза хлестнул лошадь кнутом по бокам. Та сразу же рванула и понеслась вперед.
— Вот видите, — обрадованно крикнула одна из пассажирок.
— А я думала, все дело в лошади. Оказалось, он не умеет править лошадьми.
— Да я первый раз взял вожжи в руки, — оправдывался Ко Пан Хмуэй. — Дядя попросил, а я не смел ему отказать.
С грехом пополам они все-таки прибыли на кладбище вовремя. Ко Пан Хмуэй заработал пять джа. Дома, конечно, все уже было известно, и Ко Пан Хмуэю пришлось выслушать немало упреков.