Без маршала Тито (1944+) (СИ)
Английская миссия вальяжно заняла три дома в Милне — прямо у воды, с собственным причалом. У домов дежурили джипы, у причала — катер-сторожевик. Ничего не скажешь, умеют джентльмены обустроится, чистый курорт, сейчас еще вода прогреется и можно загорать и купаться. И бомбежек нет, у немцев есть цели поважнее Виса. А случись что — бритты грузятся на катер и фьюить! через полсуток уже в Бари.
Прямо с утра пригласил меня майор Черчилль, только не Джек, а Рэндольф, и меня заклинило на вычислении их родства. Ровно до того момента, как я увидел хозяина — среднего роста, голубоглазый блондин, ему бы наесть килограммов десять-пятнадцать или дождаться, когда щеки обвиснут до бульдожьего состояния и от папы-Уинстона не отличить.
— Коньяк? Виски? Есть итальянское вино и сербская ракия. И водка, если пожелаете.
Основательно подготовился, ничего не скажешь.
— Нет, спасибо, у меня еще дела.
— Тогда содовой?
— С удовольствием.
Черчилль-младший распахнул переносной бар (кучеряво живет, может себе позволить), набулькал себе коньяка, пшикнул мне содовой из сифона и указал на стулья.
— Я пригласил вас для того, чтобы задать несколько вопросов…
Он пригубил коньяк, а я воспользовался паузой:
— Логичнее задавать их членам Верховного штаба, я же всего лишь командир роты.
— Тут тонкие материи. Вы же не коммунист?
— Нет.
— И верующий?
— Крещеный.
— Отлично, отлично, — изобразил он радостную улыбку. — Что вы, как человек, вхожий в Верховный штаб, можете сказать о положении духовенства в освобожденных районах? Есть сведения, что священнослужители подвергаются преследованиям со стороны коммунистических властей и правительство Его Величества весьма обеспокоено этим.
Чуть было не ляпнул «А это не ваше собачье дело», но вовремя уткнулся в стреляющий пузыриками углекислоты стакан. От шпильки, правда, не удержался:
— Какого из величеств, Георга или Петра?
Рэндольф чуть не подавился коньяком, раздул ноздри и прогудел:
— В случае правительства Югославии в изгнании я бы так и сказал.
— Просто уточнение, — ответил я как можно миролюбивее. — С православным духовенством у нас как минимум нейтралитет, а как максимум взаимодействие.
— Только не надо мне поминать Зечевича! — тут же выставил ладонь вперед будущий лорд. — Каждый раз, когда я спрашиваю про священников, я слышу «Зечевич то, Зечевич се…»
Поп Владо Зечевич начинал как четницкий командир, но разочаровался в Дражиной тактике выжидания и ушел к партизанам. А ныне член президиума Антифашистского вече.
Понятно, что коммунисты клир недолюбливают, но все-таки отношения с православными заметно потеплели после исчезновения главного раздражающего фактора — поддержки четников. Кончились «корпуса» Михайловича, большинство рядовых вступило к нам, меньшая часть — в разного рода марионеточные «милиции» оккупантов. И попы воленс-ноленс стали помогать НОАЮ.
Примерно это я и выдал Черчиллю, который тем временем занялся косплеем папы — раскуривал толстую сигару. Дымить я отказался, неизвестно сколько еще предстоит по горам бегать, здоровье лучше поберечь.
— С улемами и муфтиями у нас тоже рабочие отношения…
Хозяин едва заметно скривился — кого интересуют эти дикие мусульмане?
— Что насчет преследований католических священников?
— Видите ли, их преследуют не за то, что они католики, а за поддержку усташей и фашистов. Вот к примеру, если бы в Англии стали проповедовать необходимость убийства всех шотландцев?
— Это невозможно! — от резкого взмаха сигара едва не вылетела из пальцев.
— Потому вы и Британия, — малость польстил я хозяину и долил еще патоки: — А здесь отстали от вас лет на триста, если не больше.
Рэндольф задрал подбородок и вместе с тем поощрительно кивнул. Черт побери, этой акробатике его в итонах-оксфордах научили?
— Тем не менее, у нас есть сведения об убийствах католических монахов.
— Однажды, — я отставил стакан, — мы поймали нескольких охранников концлагеря Ясеновац и, как только выяснилось их участие в усташском терроре, разумеется, расстреляли. Один оказался францисканцем и я не сомневаюсь, что его начальство записало эту смерть в «преследования за религиозные убеждения».
— Начальство? Вы имеете в виду архиепископа Степинаца?
— Не только. Еще и папу римского. И мне кажется, как только союзники возьмут Рим, тон заявлений святого престола и, как следствие, проповеди в Югославии заметно изменятся.
Хороший щелчок по носу получился — у Рэндольфа чуть сузились глаза и приподнялась верхняя губа. А вот нехрен тут изображать, сами почти год толкутся в Италии и никак не могут добраться до Рима, а туда же, к нам претензии. Но поставки из Бари не прекращались, за что им большое спасибо, да и надеялся я, что такой затык на Аппенинах связан с подготовкой к Нормандии.
Чтобы успокоится, хозяин сделал паузу — отложил дымящую сигару на край массивной пепельницы (где только успел такую достать?), долил себе коньяка и закинул ногу на ногу:
— Вы читали «Борбу» с последней статьей Джиласа?
— О послевоенном устройстве? Где сказано и про отношения с конфессиями?
— Да, ее. Полагаете, коммунисты будут следовать изложенным там принципам?
— Почему нет? Это наиболее выгодная и выигрышная стратегия.
В статье Джилас выдал своего рода манифест «молодых», чем вызвал если не бурю, то заметное волнение. Ее активно обсуждали на партийных собраниях и спорили порой до хрипоты, а в паре случаев до мордобоя.
Как истинный марксист, Милован пошел от экономики и от необходимости индустриализации, с чем соглашались все коммунисты. С национализацией железных дорог, энергетики и банковского сектора, что прямо прописано у основоположников, и формирования таким образом общегосударственных «естественных монополий» согласились без малого сто процентов членов партии. С идеей создания производственных кластеров, которые Джилас назвал «зонами социалистической экономики», согласилось подавляющее большинство, тем более, что такие проекты существовали и при Королевстве Югославия.
А вот дальше пошли разногласия. Джилас двинул тезис, что для индустриализации заявленного размаха требуется максимальная концентрация усилий, которое федерация в реалиях Югославии обеспечить не сможет. Идею унитарного государства, состоящего не из шести республик, а из трех-четырех десятков областей, больше половины партии приняло со скрипом, и то после острой дискуссии. И еще неизвестно, как обернулось бы без неожиданной поддержки со стороны словенцев в лице Карделя и Кидрича, предложивших создавать не республики, а министерства по делам регионов.
Вот на этом фоне у Джиласа и прошла мысль, что при таких грандиозных задачах еще не хватало бодаться с верующими и клиром. Честно говоря, меня он очень удивил — коммунисты ребята упертые и у них постоянное искушение провозгласить «Кто не с нами, тот против нас». Но у сторонников более приятного мне принципа всегда больше численность, а бог, как известно, любит большие батальоны.
— Кто не против нас, тот с нами, — процитировал Рэндольфу этот принцип, как он был сформулирован Джиласом.
— Что, коммунисты готовы сотрудничать и с правительством в изгнании?
— Почему нет? Вооруженное противостояние со сторонниками короля закончилось, препятствий больше нет и до меня доходили слухи, что Тито собирался встречаться с премьер-министром.
— С доктором Шубашичем? — поднял плечи англичанин, на его рубашке встопорщились погончики с коронами. — Интересно, согласится ли на такую встречу преемник Тито.
— Вы знаете, кто он? Нет? Я тоже.
— А Джилас? — немного подался вперед Рэндольф.
И вот что ему сказать?
— Преемник не так важен, коммунисты всегда сильны массой.
— Это спорно. События, которые мы наблюдаем сейчас и в недавнем прошлом, показывают, что коммунисты успешны только при наличии сильного лидера. Ленин, Сталин, Тито, этот китаец, как его…
— Мао?
— Да, Мао.