Завещание предков (СИ)
Дед Матей показал вниз.
— Посмотри. Следы ведут до воды. Поехали.
Мы спустились к озеру. Проехали, внимательно осматривая берег. Такое ощущение, что всадники съехали к озеру, потоптались тут и уехали обратно. Следы были только от копыт. Других следов не было.
— Не понимаю. Куда люди делись? Они явно сюда пришли. Иначе поганые сюда бы не поехали.
Я кивнул:
— Их следы монголы и затоптали на своих лошадях. О! Смотри, вот.
Я присел у кромки воды и показал на единственные следы, оставленные человеком и не затоптанными лошадьми. Они шли вдоль берега, по самому краю и терялись в воде. Кубин посмотрел на след и сказал:
— Как будто в воду прыгнул. Знаешь что? Давай вокруг озера пройдем и посмотрим — вдруг они где-то здесь прячутся.
Мы привязали коней и пошли по еле заметной тропе вдоль берега. Мы смотрели под ноги и по сторонам. Тщетно. Следов не было. Обойдя озеро, остановились у привязанных лошадей. Кубин ещё раз прошелся по краю берега и посмотрел на единственные человеческие следы.
— Как сквозь землю провалились.
Я смотрел на ровную гладь воды.
— Власыч, а люди не того… случаем, не утопились? Следы-то в воду ведут.
Он даже перекрестился:
— Да ты что? Это ж грех. Нет. Не могли.
— Ну, тогда не знаю. Может, схрон тут какой. Нет, вряд ли. На столько народу схрон не выроешь.
Я достал последнюю пачку сигарет. Закурили.
М-да. Китеж сгорел, а не скрылся в водах Светлояра. И как бы он там скрылся? Сам видел, где город стоял. И до озера верста. Скрыться Китеж мог только в водах реки Люнды. Добавилась ещё одна загадка. Куда делись люди? То, что они были, сомневаться не приходится. Когда поворачивали от реки, то видели их следы, ведущие от сгоревшего моста в сторону озера. Потом их перекрыли следы от монгольской конницы. По дороге мест, куда могли свернуть жители, не было. Они просто пропали. А монголы дошли до озера, постояли и ушли. Почему? Что они такое увидели, что и дальше не поскакали?
Гадать можно долго. Но можно спросить у монгол. За всё спросить. Я поднялся.
— Поехали, Власыч. Долг зовёт.
Сели на лошадей и выехали на вершину холма. Я обернулся и взглянул на озеро.
О, господи! По спине пробежал мороз. Мгновение, и видение исчезло, оставив в памяти образ Богородицы, парящей над градом, и эхо далекого перезвона колоколов. Я проморгался. Ровная гладь озера отражала плывущие облака.
— Что? Что там?
— Ничего. Показалось.
Обратно к реке доскакали быстро. Но у реки остановились. Вода в реке поднялась и с этого берега было видно, как вода постепенно заливает часть поля вокруг догорающего города.
— И как мы попадём на тот берег? Мочиться не с руки.
Кубин махнул рукой вдоль берега:
— Через пять вёрст есть брод, но завалы такие, что ноги переломаешь.
— А там что, мелко?
— Перекат. Камни сплошные. Поехали.
Завалы пришлось обходить. Нанесённые половодьем старые стволы деревьев и мусор были просто непроходимыми. К перекату пришлось идти пешком, ведя коней вповоду. Кубин, переходя бурлящий поток, побурчал:
— Странно, с чего вдруг вода так поднялась?
— Может, дожди в верховьях идут?
Углубились в лес. Опять опостылевшее петляние. Надоело, блин. Едешь, наклоняясь к самой гриве. Наконец плотные стены елок расступились, и мы выехали на поляну, в центре которой росла ветвистая берёза. Кубин перекрестился:
— Господи, помилуй!
На ветке, почти рядом со стволом, спиной к нам, висел человек. На краю поляны пасся конь. Мы подъехали ближе и посмотрели на повешенного.
Это был Григорий Лисин по прозвищу «Кутерьма».
Вот так. М-да, история не изменилась, и легенда в этой части правдива. Предатель все-таки он. Только как он монголам попался, пока загадка. И чем его напугали, что стал им помогать? Кубин смотрел на Кутерьму и что-то бормотал, потом сплюнул и сказал:
— Посмотри. Вон там, на груди.
Я присмотрелся и увидел деревянную бляху на кожаной верёвке. Вот, блин, это ж пайцза! Я ошарашено повернулся к Кубину.
— Власыч. Насколько я знаю, пайцзу давали только лояльным. Что же он такого сделал, что ему выделили эту деревяшку?
Кубин опять сплюнул.
— Плевать, что он там сделал. Повесили, или сам повесился? В ад ему, иуде, и дорога.
Он спрыгнул и направился к коню Кутерьмы. Я подъехал и сорвал деревянную бляху с висельника. Вгляделся в написанное — сверху вниз шла замысловатая вязь. Хм, с монгольской письменностью я не знаком. Да и на пайцзе было написано не по-монгольски. Это скорей на арабский похоже. Кубин привязал к седлу коня Кутерьмы, и обернулся.
— Поехали, Володя.
13
В моей земле опустошенной,Жестоким, яростным врагом,Дома, леса, поля сожжены,И люди угнаны в полон.Прости ты нас земля родная,Что мы изранены в боях,Вернёмся мы изнемогая,Не со щитом, а на щитах.В столбах дымов, в жестокой сече,Сражены в грудь мечем, стрелой,Ложимся в землю мы навечно,И покрываемся мы мглой.Но сила предков нас поддержит,А память внуков вознесет,И над землёю воссияет.Свободы солнечный восход.И верим мы, что Русь воспрянет,И вера наша так крепка,Из пепла наш народ восстанет,И это будет на века!На окраину леса вышли как-то неожиданно. Дымов от пожара стало меньше. Город почти догорел. Вышедшая из берегов река залила половину поля, и хорошо, что залила. Ещё чуть, и высохшая трава вспыхнула бы, а там недалеко и до лесного пожара. Насмотрелся я на них в своём времени. А из леса мы вышли ближе к реке, метров на триста от того места, где оставили троих китежан. Сейчас там горели костры. Вокруг них толпились больше десятка ратников. Мы подъехали. Нам навстречу вышел Садов. Мы спрыгнули с коней. Ратник, чуть виновато опустив голову, сказал:
— Простите меня, бояре, за слабость мою.
Кубин прервал его:
— Ничего, Тимофей Дмитриевич, мы всё понимаем.
Я показал на людей, толпившихся у костров.
— Откуда они?
Садов, прокашлявшись, махнул рукой в сторону дороги:
— Я как в себя-то пришел, сначала опять к граду кинулся, но вижу, не спасти там никого. Потом поскакал к крепостнице. А там… — Он сглотнул. — А там побиты все лежат. Как будто со спины им ударили. Ворота даже не сорваны, а просто открыты. Я стал кричать, звать: «Есть кто живой?». Вот осьмерых и высмотрел в лесу, как откликнулись. Они мне рассказали, что поганые от города ударили. Потом по дороге и остальные подошли. Как будто кто путь им указал.
Ратники, толпившиеся рядом, согласно закивали:
— Как есть правда.
— Тихо от города пришли и ударили.
Садов заскрипел зубами:
— Попадись он мне. Голыми руками удавлю.
Кубин хотел меня остановить, но я выпалил:
— Удавился сам, иуда этот.
Все чуть ли не одновременно выдохнули:
— Кто?
— Лисин Григорий.
Все уставились на Кубина.
— Кутерьма?
— Не может быть!
— Он же славным боярином был.
Я оглядел всех и сказал:
— Может. Сами видели его. Он недалеко на берёзе висит.
Кубин добавил:
— Совесть иуду заела. Сам повесился.
Садов сплюнул:
— Жаль, не попался он мне. Пусть теперь в аду горит вечно.
Потом, помолчав, спросил:
— Что же теперь делать нам?
Мы с Кубиным переглянулись. Я поднял руку и сказал:
— Есть у нас только одно дело. Поганых бить.
Ратники загудели:
— Где теперь их искать?