Любовное письмо
Внутри церковь заливал мягкий свет люстр, свисающих с высокого потолка. Скамьи были забиты до отказа. Из глубины помещения доносились мрачные звуки органа.
Показав служителю на входе журналистское удостоверение, Джоанна проскользнула внутрь и с облегчением уселась на заднюю скамью. Пытаясь отдышаться, она принялась рыться в рюкзаке в поисках блокнота и ручки.
Несмотря на морозный воздух, на лбу выступили капельки пота. Черный свитер из овечьей шерсти с высоким воротом, который Джоанна натянула в спешке, неприятно лип к влажной коже. Она высморкалась в бумажный носовой платок, потом пригладила рукой длинные спутанные темные волосы и, закрыв глаза, откинулась на спинку скамьи, чтобы перевести дух.
Новогодние праздники сулили так много хорошего, но сейчас, всего несколько дней спустя, Джоанна чувствовала себя отвратно. Такое ощущение, что ее швырнули вниз, да не откуда-нибудь, а с крыши Эмпайр-стейт-билдинг. Изо всех сил, без предупреждения.
А причиной всему стал ее возлюбленный Мэтью – хотя начиная со вчерашнего дня уместнее было бы называть его «бывшим».
Джоанна прикусила нижнюю губу, чтобы вновь не расплакаться, и взглянула на передний ряд скамей возле алтаря. К счастью, члены семьи, которых все ждали, еще не прибыли. Сквозь раскрытые двери главного входа она заметила, как на ступенях церкви папарацци прикуривают сигареты и возятся с объективами камер. Сидящие впереди уже начинали ерзать на неудобных деревянных скамьях и перешептываться с соседями. Джоанна поспешно обвела взглядом толпу в поисках наиболее достойных внимания знаменитостей, всеми силами стараясь различить их по затылкам, большинство из которых уже покрылись сединой, а то и вовсе побелели. Пока она записывала имена в блокнот, чтобы упомянуть их в статье, перед мысленным взором опять замелькали картины вчерашнего дня, когда Мэтью неожиданно возник на пороге ее квартиры в Крауч-Энде.
Они вместе отпраздновали Рождество и Новый год, а потом решили разойтись по домам и спокойно отдохнуть несколько дней, прежде чем заново окунуться в рабочие будни. К несчастью, Джоанна умудрилась где-то подцепить мерзкую простуду, самую сильную за последние годы, так что дверь она открыла в теплой заношенной пижаме и полосатых носках, сжимая в руках грелку с Винни-Пухом.
И сразу поняла – что-то случилось. Мэтью, не снимая куртку, топтался возле двери и старательно отводил глаза, глядя куда угодно, только не на нее. Потом он начал мямлить, что поразмыслил и не видит будущего в их отношениях – поэтому, наверное, пришло время расстаться.
– Мы начали встречаться после универа и вместе уже шесть лет, – объяснял Мэтью, теребя в руках перчатки, которые Джоанна подарила ему на Рождество. – Я всегда думал, что со временем созрею для нашего брака… ну, захочу официально связать с тобой свою жизнь… Но этого до сих пор не случилось. – Он безвольно пожал плечами. – Сомневаюсь, что в будущем мои чувства изменятся.
Мэтью выглядел виновато-настороженным. Джоанна крепче стиснула грелку и, сунув руку в карман пижамы, выудила влажную салфетку. Шумно высморкалась и спросила, глядя ему прямо в глаза:
– Кто она?
– Я не хотел… – пробормотал он, заливаясь румянцем. – Но так получилось… И больше я не могу притворяться.
А ведь всего четыре дня назад, накануне Нового года, они провели вместе ночь, и Мэтью чертовски здорово справлялся с притворством.
Как оказалось, он спутался с некоей Самантой, которая работала в том же рекламном агентстве, да не абы кем, а директором по работе с клиентами. Все закрутилось в тот вечер, когда Джоанна, гоняясь за скандальной историей, подкарауливала члена парламента от партии Тори и не успела приехать в офис Мэтью на рождественскую вечеринку. Банальная история? Вполне. А впрочем, люди редко бывают оригинальны, и почти любые человеческие поступки можно связать с тем или иным клише.
– Клянусь, я всеми силами старался выбросить Сэм из головы, – оправдывался Мэтью. – Все рождественские праздники гнал от себя ее образ. Пока мы гостили у твоих родных в Йоркшире, все было отлично, но на прошлой неделе мы с ней снова встретились, немного выпили и…
Что ж, все предельно ясно. Стоило Джоанне выйти за порог квартиры Мэтью, как ее место заняла Саманта.
Она не находила слов и молча смотрела на него, борясь со злостью, потрясением и страхом.
– Сперва я думал, это всего лишь увлечение, – продолжал тем временем Мэтью. – Но пойми, если меня так тянет к другой женщине, я просто не могу быть с тобой. Нужно поступить по совести и… – Он как будто бы ждал, что Джоанна поблагодарит его за такое благородство.
– По совести… – глухо повторила она, и по щекам потекли холодные, вызванные лихорадкой слезы.
Мэтью продолжал что-то лепетать в свое оправдание, но его голос доносился словно издалека. Джоанна с усилием открыла опухшие, блестящие от слез глаза. Он, весь сжавшийся и явно пристыженный, сидел в потертом кожаном кресле.
– Прочь отсюда, – хрипло выдохнула она. – Ты отвратительный, подлый, лживый, двуличный негодяй! Выметайся вон! Убирайся с глаз моих!
Мэтью даже не стал спорить, и от этого было больнее всего. Он поднялся на ноги и что-то пробормотал о вещах, которые оставил в ее квартире, потом заметил, что неплохо бы как-нибудь встретиться и поболтать – ну, когда страсти улягутся, – а после чуть ли не бегом бросился к выходу.
Весь остаток вчерашнего дня Джоанна провела в слезах. Она плакалась по телефону матери, рыдала, оставляя сообщение на голосовой почте Саймона, своего лучшего друга, и обильно орошала соленой влагой и так уже намокший мех грелки с Винни-Пухом.
В конце концов, напившись бренди и таблеток от простуды, Джоанна провалилась в сон, радуясь, что впереди два выходных – взятые в оплату сверхурочных, отработанных в отделе новостей перед Рождеством.
А в девять утра ее разбудил телефон. Очнувшись от навеянного лекарствами сна, Джоанна потянулась за мобильником, молясь, чтобы звонил убитый горем Мэтью, который осознал чудовищность собственного поступка и раскаялся.
– Это я, – донесся из трубки голос с ощутимым акцентом уроженца Глазго.
Джоанна молча выругалась, глядя в потолок.
– Привет, Алек, – пробормотала она, шмыгнув носом. – Что ты хотел? Я сегодня не работаю.
– Извини, но отдых отменяется. Элис, Билл и Ричи заболели. Отгуляешь положенные выходные в другой раз.
– Не только они болеют. – Джоанна специально кашлянула погромче. – Прости, Алек, но я тоже не в лучшей форме.
– Взгляни на это с другой стороны, – заметил он. – Сегодня поработаешь, а потом, когда придешь в норму, сполна насладишься заслуженным отдыхом.
– Слушай, я в самом деле не могу. У меня температура. Я едва держусь на ногах.
– Это не страшно. От тебя требуется лишь сидеть. В Актерской церкви в Ковент-Гардене. В десять состоится поминальная служба по сэру Джеймсу Харрисону.
– Алек, ты ведь не серьезно? Не хватало мне еще торчать в продуваемой насквозь церкви. С этой жуткой простудой я и сама могу оказаться на поминальной службе – в качестве главного действующего лица.
– Извини, Джо, но выбора нет. Я оплачу тебе такси туда и обратно. После службы можешь ехать прямо домой, статью пришлешь по электронной почте. Попробуй задать пару вопросов Зои Харрисон. Я отправил Стива сделать фотографии. Если она явится разодетой в пух и прах, наверняка попадет на первую полосу. Ладно, поговорим позже.
– Черт! – простонала Джоанна, в отчаянии откидывая ноющую голову на подушку.
Потом позвонила в местную службу такси и, пошатываясь, направилась к гардеробу, чтобы найти подходящий случаю черный наряд.
По большей части она обожала свою работу, жила ради нее, как часто замечал Мэтью, но сегодня утром Джоанна всерьез задумалась о причинах подобной любви. Она уже успела поработать в паре местных газет и год назад получила должность младшего репортера в лондонском «Морнинг мейл», одном из самых популярных национальных ежедневных изданий в стране. Конечно, с таким трудом завоеванное место было более чем скромным, но отказываться точно не стоило. Ведь, как неустанно напоминал Алек, редактор отдела новостей, ей в затылок дышали сотни молодых голодных журналистов. Полтора месяца работы в редакции под его началом стали для Джоанны тяжким испытанием. Время тянулось бесконечно, и Алек, безжалостный эксплуататор и преданный делу профессионал, который сам выкладывался по полной, ожидал не меньшего от подчиненных.